Селянин (СИ) - "Altupi"

Кирилл набрал в лёгкие воздуха и приготовился сказать: «Прости меня, я долбоёб, но я люблю тебя, я бросил тебя не по своей воле, меня заставили».

Блять — жалкое нытьё и история, которую Егор уже знает.

Блять, что тогда сказать? Что? Что сказать?!

— Привет, — сказал Егор и улыбнулся. Улыбка расцвела на его лице, озарила, солнечными зайчиками заиграла в бездонных глазах. Не было больше серьёзности, только благодушие, радость и смущение, присущее влюблённым, между которыми пробежала кошка, но обида давно забыта, а чувства свежи, как никогда.

Из глаз Кирилла брызнули слёзы. Слова полились из него потоком, хоть губы, руки, всё тело дрожали и голос дребезжал.

— Прости меня, пожалуйста, Егор, я долбоёб. Но я люблю тебя! Я с ума сходил без тебя! Я ненавижу себя за то, что тебе пришлось пережить! Я не бросал тебя! Я ни за что на свете не бросил бы тебя и не брошу, если ты меня простишь! Я люблю тебя! Я не могу тебя предать, понимаешь? Пойми меня, пожалуйста, Егор! Я не мог допустить, чтобы тебе и маме Гале навредили! Я вас всех люблю! И меня просто поставили к стенке! Егор, пожалуйста, прости меня, я бы ни за что тебе не наговорил всего того, что наговорил, если бы угроза не была реальной! Я не предавал тебя… Я люблю тебя…

— А я думал, ты не полюбишь меня даже под дулом пистолета, — выслушав пламенную речь, совершенно по-доброму усмехнулся Рахманов. Улыбка не сходила с его лица.

— Что? — обомлел Кирилл. Вера и неверие столкнулись в его мозгу и разбились в лепёшку. Он видел улыбку Егора, он слышал его слова, но никак не мог впустить в себя принятие ниспосланного ему прощения, как не каждый младенец сразу впускает первый воздух в сжатые лёгкие. Наконец ему удалось вдохнуть. — Ты… ты понял?.. — воскликнул Кирилл с нескрываемым изумлением. — Ты понял? Блять, боже всевышний, ты правда понял пароль?

— Понял. А ты разве не знал? Я же сразу тебе об этом сказал. — Егор тоже удивился.

На Кирилла нахлынуло такое облегчение, что он почти завалился лицом на стол, на закинутые туда руки, но быстро выпрямился, засмеялся — нервно, как ненормальный — и размазал по щекам слёзы, которые ещё катились из глаз.

— С тобой всё в порядке, Кир? — встревожился Егор.

— При чём здесь я? — прекращая смеяться, помотал головой Кирилл. — На себя мне вообще по хую. Егор, я о тебе думал. Я думал, что ты меня не понял и возненавидел меня… Хотя, нет, ты не умеешь ненавидеть… Но ты мог считать меня предателем и страдать. Я себя ненавидел за твою боль… ту, которую причинил этим ёбаным последним звонком. А я… на себя мне начхать. Я не слышал, что ты ответил, Егор: у меня вырвали трубку. Прости.

— Андрей рассказал мне, что случилось. Сочувствую тебе, Кир. Спасибо, что поступил… так, как поступил.

Кирилл проникся нежностью: Егор, как всегда, добросердечен, не злится, не обвиняет, а сочувствует и думает в первую очередь о других. Егор сочетает в себе силу и уязвимость. Егор идеален. Он святой.

— Я… я просто хотел… не подвести тебя. Ты простишь меня? — Кирилл протянул руку, чтобы дотронуться до его лица, но потрогал, естественно, только тёплый, чуть пыльный монитор. Убрал руку. Егор его попытки не заметил.

— Я на тебя не обижался, — уверил он.

— Но ты ведь замкнулся в себе?.. Извини, Андрей мне тоже кое-что рассказал.

Рахманов на секунду опустил глаза, но, видимо, сегодня исключил скрытность из своих приоритетов.

— Мне показалось, я понял твой намёк… что на тебя давят. Ты ведь не раз говорил, что твои родители ищут способы… отвадить тебя от… того, во что ты влип, приехав в деревню. Мне показалось, они нашли, чем на тебя надавить, и я почти был уверен, что это деньги, которые они дают нам на операцию. Но я не был на сто процентов уверен в своих выводах. В любом случае, мне понадобилось время, чтобы принять ситуацию, свыкнуться с… — Вот тут Егор замолчал и смущенно улыбнулся.

— С тем, что меня не будет рядом? — догадался Кирилл. Возрадовался такому признанию в любви.

— Да.

— Я не хотел причинять тебе боль и заставлять думать, что бросил тебя. Я бы не променял тебя ни на что на свете. Я думал о тебе каждый день. Нет, неправда — каждую ёбаную секунду считал до дня, когда переведут уже в клинику эти блядские деньги, и ни одна ёбаная тварь не помешает мне больше быть с тобой. Ой, прости… Я, когда волнуюсь, из меня мат на мате сыпется.

— Я помню, — мягко улыбнулся Егор. Его удивительные глаза сияли. — Я знал, что мы встретимся после возвращения домой.

— Знал?! Откуда?!

— Разве я недостаточно изучил твой характер? Ты совсем не такой, как я — не умеешь смиряться. Тот, кто заставил тебя кричать в трубку: «Я не буду любить тебя даже под дулом пистолета», только подтолкнул тебя к действиям. Думаю, он очень пожалел об этом.

Секунду они осмысливали фразы, потом оба рассмеялись. Не громко, а выдыхая последнее напряжение. Кирилл был счастлив. Внутри возникла потребность переплести свои пальцы с Егоровыми, он помнил, что это невозможно, но всё равно протянул руку к монитору, потрогал скачущее изображение. Только сейчас осознал, что сидит в чужом доме, на чужом стуле, за чужим компьютером, вокруг уютная темнота и тишина, а они с любимым путём непонятной научной магии не за тысячи километров друг от друга, а вместе, рядом. И это прекрасно, аж член встаёт.

Перебарывая сексуальное возбуждение, Калякин спросил:

— Как мама Галя? Ей лучше? Извини, что сразу не спросил. Передавай «привет» от меня.

— Она в порядке, — улыбаясь уже совсем другой, сыновьей, улыбкой, ответил Егор. — Идёт на поправку. Правда, иногда ленится упражнения выполнять — они монотонные и тяжёлые.

— Теперь не жалеет, что решилась на операцию?

— Радуется, что мы уговорили. Спасибо тебе, Кир. Ты многое для нас сделал.

— Брось, Егор… Ну что ты?! — Кирилл почувствовал неловкость, покраснел. — У меня это случайно вышло… Слышал, мама Галя друга себе нашла…

— Ага. Николаос зовут. Хороший мужчина, подбадривает мамку. Она его слушается.

— Больше, чем тебя?

— Ага.

Они опять посмеялись, глядя друг на друга на экранах, Кирилл хотел, чтобы эта уютная ночь в натопленной комнате продолжалась… не вечность — вечность по разные стороны монитора ему не была нужна, — а до момента, когда Егору придёт пора выезжать в аэропорт. И ему было, что сейчас сказать и спросить.

— Егор, ты не спешишь? Поговорим ещё? — Он изо всех сил старался быть внимательным и заботливым.

— Давай, — легко согласился Рахманов. Кирилл вдруг спохватился:

— А деньги на связь? Может, тебе на счёт кинуть? Я могу прямо сейчас через мобильный банк, только продиктуй куда. А то вдруг в Израиле другая система оплаты трафика, роуминг… вгоню тебя в долги, а мне этого не надо.

— Кир… Кир… не суетись, всё нормально. У меня есть деньги. На разговор точно хватит. — Под действием его спокойного голоса Кирилл угомонился, уселся на попе ровно. Спросил:

— Расскажи мне о себе. Как ты сам там выжил? Тяжело пришлось?

— Нормально: я же при деле был. Лучше потом расскажу, дома. Расскажи ты о себе. В институт ходишь?

— А то! Я там почти лучший студент! Шучу-шучу, я всё такой же лоботряс! — Кирилл хихикнул и перешел на полусерьёзный тон. — Вот не поверишь: я почти не пропускаю, конспектирую, на семинарах отвечаю, руку поднимаю, а всё равно ни в зуб ногой! Такой тупой от природы. Но я старался, Егор. Для тебя. Чтобы ты посмотрел на меня тупого, но старательного и простил, поверил, что я не предавал. Егор, я не знал, как ты теперь ко мне относишься… Я боялся, что потеряю тебя.

— Я люблю тебя, Кир, — словно жалея неразумного ребёнка, с улыбкой произнёс Рахманов. — Но это хорошо, что ты наладил учёбу.

— Да, можешь меня тоже чем-нибудь пошантажировать, и я вообще отличником стану, ага. Выдрессируй меня, я уже почти ручной. Егор, я тебе ещё кое в чём признаться должен, — перестал смеяться Калякин. — Я месяц назад видимость создал, что с девушкой живу. Только видимость, честно. Так надо было, чтобы от меня отстали. Просто спектакль. Я тебе не изменял. Хотя один раз думал, что изменил, и чуть с ума не сошёл. Говорю сразу, чтобы тебе кто-нибудь другой не исказил. — Кирилл виновато сжал губы и покаянно опустил глаза.