Всё равно будешь моей (СИ) - Лэнг Лили

Отвернувшись, обнимаю Марка. Ребенок носом в грудь утыкается. Перебирает пальцами пуговички на свитере. Успокаивающим голосом, меняя интонации и тембр, начинаю читать сказку. Глажу по тёмным волосам сына. Ощущаю затылком дыхание Матвея. Он не касается, но его жар меня обволакивает. Окутывает. И будоражит.

Прикрываю глаза, насыщаясь, напитываясь этим мигом. Чуть отстраняюсь от заснувшего сына и сама прижимаюсь спиной к твёрдой груди. Мужчина сразу же обнимает. Горячая ладонь на живот опускается и к торсу придавливает.

— Мы не спустимся к твоим? — шепчу, переплетая наши пальцы.

— Если хочешь, пойдём, — пожимает плечами Матвей, губами прихватывая чувствительную кожу за ушком.

— Неприлично вот так бросать их. Я даже не помогла стол прибрать.

— Расслабься, там куча взрослых и самостоятельных людей. С посудой и едой справятся, — фырчит тихо.

— Они посчитают меня невоспитанной.

— Глупости какие. Лучше пойдём поплаваем, — встаёт он и меня тянет.

— Я купальник не взяла, — кошусь на спящего ребенка и аккуратно выбираюсь вслед за мужчиной.

— Он тебе и не нужен, — играет бровями, негодник.

— Дом полон народу, вдруг ещё кому-то захочется поплавать.

— Не полезут. Пойдём. Не спорь.

Матвей подхватывает на руки. Из встроенного шкафа вытягивает несколько стопок махровых полотенец и халатов.

— А если Марк проснётся? — вяло сопротивляюсь.

— Дом полон народу, — усмехается и моими же словами отвечает: — Не заскучает.

Мы обкладываем подушками и свёрнутыми одеялами края кровати, чтобы ребенок не упал нечаянно, и всё-таки идём вниз. На цокольный этаж.

Матвей не церемонится, раздевается и красиво ныряет. Проплыв под водой метров десять, выныривает на другой стороне бассейна. Разворачивается и ловит мой ошарашенно-завороженный взгляд.

— Ну же, Зеленоглазка, иди ко мне.

Я не решаюсь раздеться донага. Оставляю трусики и тонкую майку на лямках. Окунаю сначала ноги, проверяя температуру воды. И с тихим всплеском прыгаю. Вода просто идеальная — не слишком ледяная, но и не тёплая. Освежающая.

Пока я копошусь, к воде привыкаю, Гризли обратно плывёт на какой-то бешеной скорости. Выныривает прямо передо мной, запирает своим немаленьким весом. К стене бассейна прижимает и сминает губы в жадном поцелуе.

Глава 19. Гризли

Зеленоглазка в моих объятьях почти невесомая, хрупкая. Лежит на мне разомлевшая, затраханная, с улыбкой ласковой. Контуры татуировок очерчивает и смотрит так, что у меня сердце барахлит от её взглядов.

Нормальный мы такой марафон устроили. Укатала меня ведьмочка. Улыбаюсь сам себе, сползаю ниже по бортику джакузи.

— Марк, наверное, уже проснулся, — пряча зевок, замечает Таня.

— Сейчас пойдём, — соглашаюсь, скользя ладонями по бёдрам.

Тяну на себя, поцелуй срываю. Она сама льнёт, к губам прижимается с тихим вздохом. Нежностью топит и в свои сети засасывает.

— Опять, Матвей? — изумлённо шепчет, чувствуя промежностью моё желание.

— У меня на тебя всегда стоит, ведьма зеленоглазая, — усмехаюсь, толкаясь тазом.

Таня сама возбуждена, соединяю нас очень быстро. Девушка вытягивается, глаза прикрывает и голову назад откидывает.

Ладонями накрываю упругие полусферы. Подавшись вперёд, языком скольжу между грудей. Капли воды собираю.

— О боже, — шепчет Зеленоглазка, дрожа в моих руках.

Сместив руки на бёдра, приподнимаю её и опускаю с силой. Вскрик гортанный вырываю, аж нутро вибрирует. Она сжимает меня мышцами своими, разряды тока по венам простреливают.

Сейчас мы просто наслаждаемся процессом. Таня едва-едва раскачивается на мне. Тихо вздыхает и постанывает. Я глажу её бархатистую кожу, трогаю и касаюсь всюду. Башню сносит от того, насколько она доверяет мне. Насколько покорна и открыта становится в моих руках. Это какая-то новая форма близости. Неизведанная для меня. Но дико заводящая.

— Матвей… — зовёт тихо, в шею ноготками короткими впивается.

— Что, Зеленоглазка, устала? — спрашиваю, целуя в припухшие губы. Кивает и дышит часто.

Подхватываю удобнее и толкаюсь снизу. Быстро, жёстко, выбивая весь воздух из лёгких. Танюша выгибается, стонет громко. Голову назад откидывает, открывая для моих губ свою тонкую шейку. Грудь призывно вздымается в такт движениям.

Впиваюсь зубами в манящую вершинку.

— Викинг! — вскрикивает Таня.

Срывает окончательно все тормоза. Перехватив, разворачиваюсь. На тёплый мрамор кладу и нависаю. Зеленоглазка сама тянется навстречу. Раскрывается, обнимает, царапая плечи короткими ногтями.

Жёстче двигаюсь, впиваюсь в бёдра и отпускаю полностью себя. Таню всю трясёт. Сжимается, стонет. Красиво кончает моя ведьма. Дикая и ненасытная. Утягивает меня сразу же за собой.

Недолго повалявшись, утягиваю мою расслабленную женщину в горячую воду. Она не особо сопротивляется, но напоминает о сыне. Да, скорее всего, Марк давно уже проснулся. Но уверен, домашние его займут. Детей у нас любят и не игнорируют.

Отправляю Таню в душ. Сам обсыхаю, одеваюсь. Девушка моя быстро возвращается. Кутаю в свой халат. На руки подхватываю. Смеётся, за шею обнимает. Яркостью зелёных глаз ослепляет. Совершенно другая сейчас ведьма. Наконец-то расслабленная, беззаботная и молодая.

Беспрепятственно добираемся до спальни. Марка в комнате уже нет. Таня быстро переодевается и бежит искать ребенка. Следую за ней, ворча себе под нос о слишком нервной женщине.

Ребенок находится в гостиной с домочадцами. Играет во что-то настольное с женской компанией.

— А где вы были? — спрашивает мальчишка, заметив нас.

— Плавали, — хмыкаю, замечая, как краснеет Танюшка.

— Где? — хмурится ребенок и, оставив карточки, идёт обниматься с мамой.

Бросаю взгляд на лениво развалившегося Степу в компании Юли. Головой мотаю. Кивает, но вставать, судя по всему, не планирует. Ну и хрен с ним, пусть отдыхает.

— Я не поняла, что с твоим лицом? — прилетает строгий вопрос от старшей тётки.

— Ой, забыла накраситься, — отворачивается Зеленоглазка. — Я сейчас.

Удерживаю, не даю сбежать. К груди прижимаю.

— Мама на льду упала, — говорит Марк.

— Маркуша, идём мандаринов ещё принесём, — моя мама утягивает ребенка на кухню, явно чувствует, что здесь и сейчас будет массовое побоище.

— На льду, как же, — поджимает губы Ксения, препарируя меня злыми взглядами. — Мы тебя так не воспитывали, Матвей!

— Ты чего там надумала? — рычу я, заводясь.

— Это не он! — вспыхивает Таня, грудью на амбразуру бросаясь.

— А кто? — любопытно встревает Алефтина.

— Муж, — выдыхает потерянно. — Я пойду, пусти.

— Руки ему сломал? — спрашивает тётка, прищуриваясь.

— Только челюсть, — хмыкаю я.

— Мало, — цокает с упрёком.

— Ксения Владимировна! — одёргивает Стёпа.

— Ой, галёрка вообще пусть молчит. Мужчину, который бьёт свою женщину, надо кастрировать.

— Сурово, — хмыкает друг.

— Поддерживаю вас, Ксения, — хихикает Юля и, охнув, отпрыгивает от тяжёлой ладони Степана.

— Иди сюда, Таня, — манит тётка мою женщину. — Я ещё днём заметила, что очень много тоналки у тебя. Синяки заживут быстро, здесь можешь не прятать их. Никто не осудит и не укорит. Иначе со мной будет иметь дело.

К нам возвращается мама с Марком и с вазой мандаринов. Остаток вечера проходит по-семейному тихо. Никогда я так не проводил праздничные выходные. И, как ни странно, такой досуг меня вполне устраивает. Старею, что ли? Непонятно.

Женщины на своей волне, болтают о своём, о женском. Быстро Танюша общий язык со всеми нашла. И робеть перестала. Видел её страх ещё днём. Боялась не понравится моим родственникам. А теперь вон хихикает.

Нас со Стёпой из комнаты вытягивают отец и дядька с партнёром. Всё-таки друг и родственники не просто так за моей спиной собрались. Мою личную жизнь обсудить и выстроить стратегию борьбы. Приятно, чёрт возьми, что не оставляют одного. Но всё же планировал эти праздничные дни провести совершенно по-другому. А теперь приходится перед родными отчитываться, словно пацан малолетний.