Брачная ложь (ЛП) - Ричардсон Аманда

Глупо готовить на одного человека.

— Я сегодня не проверяла свою электронную почту, — отвечаю я.

— Очень хорошо. Как только ты подпишешь контракт, мы запланируем ежемесячный банковский перевод. — Я киваю, не отвечая. Майлз смотрит на меня, пока жует. Закончив, он медленно сглатывает. — Ежемесячные платежи — это нормально?

— Это нормально.

Рука, держащая вилку, замирает. — Ты уверена? Вместо этого мы можем договориться о недельном графике, если хочешь…

— Я сказала, что все в порядке, Майлз. Честно говоря, я предполагала, что ты будешь распоряжаться деньгами целый год.

Когда я говорю это, что-то вспыхивает в его глазах. Почти… вина.

Выражение исчезло в одно мгновение.

Интересно.

Почему он должен чувствовать себя виноватым?

Я не был уверена в логистике денег Чарльза Рейвэджа, но предполагала, что получу их не раньше конца года. В конце концов, это была устная договоренность.

— Ну, таким образом ты сможешь использовать деньги для запуска своей линии одежды. И, конечно же, то, что принадлежит мне, принадлежит тебе в течение года, — добавляет он, имея в виду пункт, который, как я знала, он добавил в брачный договор.

— Спасибо.

Его глаза ненадолго скользят по мне, прежде чем он проглатывает остаток вина. Я делаю то же самое, и он наполняет оба наших стакана. Мы едим и пьем молча, хотя во время еды я чувствую на себе его взгляд. Каждый раз, когда я поднимаю глаза, он уже отворачивается, но волосы на моей шее продолжают вставать дыбом под его пристальным взглядом.

Мне приходится активно молчать, когда сочетание вкусов арбуза, феты и мяты создает во рту идеальное сочетание. Я люблю еду — если ее готовит кто-то другой. Когда мы заканчиваем, приходит следующий курс. Я дважды перевожу взгляд, когда шеф-повар ставит передо мной тарелку.

— Это…— Я смотрю вниз на то, что не может быть моим любимым блюдом из дома.

— Сегодня утром я разговаривал с твоим отцом, и он упомянул, что ты любишь творожный пирог. Поэтому мы исследовали ингредиенты, — говорит он как ни в чем не бывало. — Вуаля, ma femme.

Перевод: Моя жена.

Я смотрю на идеально подрумяненное пюре, сглатывая эмоции, сжимающие мое горло.

Возьми себя в руки, Эстель. Он по-прежнему придурок, независимо от того, приготовил ли он твое любимое блюдо или нет. Меня еще никогда так легко не побеждали. Если я буду падать в обморок от каждого кусочка внимания и доброты, которые он бросает мне на пути, это будет удивительно невыносимый год.

Я прочищаю горло.

— Спасибо, — говорю я ему, делая ровный вдох. Он не смотрит на меня, заправляя тарелку, — он просто мычит в знак признательности, не говоря больше ничего.

Ладно, мы просто проведем год за едой в неловкой тишине, ничего страшного.

Когда мы оба заканчиваем, шеф-повар убирает со стола и приносит пудинг — изысканный шоколадный торт. Я почти стону, когда откусываю кусочек.

Какими бы неловкими ни казались эти ужины, я могла привыкнуть к мысли, что каждый вечер ужинают из трех блюд.

— Это вкусно, — говорю я никому конкретно.

— Я рад, что тебе это нравится, — говорит Майлз контролируемым голосом. — Я бы хотел, чтобы ты ужинала со мной каждый вечер.

Из-за отсутствия энтузиазма это звучит так, будто он спрашивает меня, хочу ли я проходить ночную колоноскопию.

— Конечно.

— И я сообщу шеф-повару, что тебе понравился его творожный пирог. Он может сделать это для тебя в любое время, когда ты захочешь.

Я киваю. — Спасибо. Моя бабушка готовила это для меня.

Майлз молчит несколько минут, и сначала мне кажется, что он предпочитает игнорировать мою оливковую ветвь.

— Та, которая умерла в прошлом году?

— Да. В самом деле, та ночь в фонтане? Это был день ее похорон.

Майлз спокойно наблюдает за мной, пока я ем торт.

— Ты сделала это ради нее, — заявляет он.

Я киваю. — У нее был список того, что она хотела сделать перед смертью. Это было последнее в ее списке.

Майлз перестает жевать, его глаза изучают меня, пока он обдумывает, что сказать дальше. Может быть, он чувствует себя настоящим придурком теперь, когда знает, насколько важна была для меня вся та ночь.

— Какие еще вещи были в списке твоей бабушки?

— Ну, помимо купания нагишом в общественном фонтане, она хотела сделать татуировку, пробежать марафон, заняться подводным плаванием и поехать на Октоберфест. Она была предприимчивой женщиной, несмотря на то, что была прикована к инвалидной коляске, поэтому ей удалось выполнить большинство других дел из своего списка. — Я глотаю один раз. — Я могу только надеяться, что, когда придет мое время, мой список будет таким же коротким или короче, чем ее.

Майлз наблюдает за мной с любопытством.

— Полагаю, мы все можем надеяться.— Он делает глоток вина. — Так ты все это сделала? Те, что остались в ее списке?

—Да.

Он кивает, прежде чем продолжить есть торт.

Я внезапно вспоминаю вопрос, который хотела задать Майлзу несколько дней назад. — Почему дверь подвала заперта?

Он кашляет на торт, прикрывая рот салфеткой. Несколько секунд спустя он выдерживает мой взгляд с бурным выражением лица, прежде чем отвернуться.

– Не приближайся к подвалу, Эстель.

Я ошеломлена. Я имею в виду, конечно, он имеет право на личную жизнь. Но мне также кажется дико странным иметь место, закрытое для посещения.

— Почему? — Я прищуриваюсь и откусываю еще один кусок восхитительного торта. — Ты прячешь там трупы или что-то в этом роде?

Он смотрит на меня с жестким выражением лица.

— Это личное дело, — быстро говорит он, вытирая рот и резко вставая. — И я прошу тебя держаться подальше от этой части замка. Я ясно выражаюсь?

Я тоже встаю и смотрю на него.

— Кристально, — отвечаю я. — Однако, как твоя жена , я имею право знать, скрываешь ли ты что-то противозаконное или…

— Разве ты не читала брачный договор? Ты отказалась от своих прав в ту минуту, когда пошла под венец.

Воздух высасывается из моих легких.

— Очаровательно, Майлз, — усмехаюсь я. — Ты превзошел сам себя. Вынуждаете меня выйти за тебя замуж, угрожаешь шантажировать меня, говоришь, что я отказалась от своих прав… — Я резко смеюсь. — Знаешь, до вчерашнего вечера я действительно начинала получать удовольствие от твоей компании. — Я сглатываю, вспоминая, как он извинялся за то, что поцеловал меня на приеме. Как это казалось неискренним. Как мне казалось, что он лжет.

— Почему ты вдруг ведешь себя так, будто терпеть меня не можешь? — тихо спрашиваю я.

Он обращает на меня свой ледяной взгляд, его глаза впиваются в мои. — Потому что я не могу.

— Я тебе не верю, — честно говорю я ему, подходя ближе.

Он издает жестокий смех.

— Отлично. Не верь мне, — рычит он. Я делаю шаг ближе к нему и, клянусь, вижу, как он слегка вздрагивает. Как будто он меня боится .

— Ладно, — я кусаю в ответ и тыкаю пальцем ему в грудь, как только оказываюсь достаточно близко, но через секунду он хватает мою руку и отталкивает ее от себя.

— Не прикасайся ко мне, — добавляет он, сверкая глазами.

Я ищу на его лице что-то — что угодно. Какой-то ключ к тому, почему он такой черствый, такой горячий и холодный.

Внезапно все кажется слишком много, слишком рано. Все это. Обед в Париже. СМС от Венди. Ложь. Свадьба. Поцелуй. А теперь, узнав, что мой муж грубый мудак, способный и на шантаж, и на превосходство, и на принуждение.

Я скучаю по отцу.

Я скучаю по Лондону, даже если сейчас идет дождь и туман.

Я скучаю по своей квартире. Конечно, это был не замок, но дом.

Я оставила все позади. А для чего?

Мои глаза наполняются слезами, но я делаю глубокий вдох, отталкивая их.

— Все, что я прошу, это чтобы ты вел себя хорошо, — говорю я ему, мой голос полон эмоций.

Выражение его лица колеблется между презрением и беспокойством, когда его глаза скользят по моим. Я вижу, как его рука дергается, как будто он собирается прикоснуться ко мне, но ему пора подумать об этом.