Ее кровать не заправлена, но огромной футболки с лицом Бритни, в которой она спит, тоже нет. Где ее чемодан?
— Не здесь.
— Скажи мне Вэл чтоб пришла ко мне.
— Ее тоже нет.
Он разворачивает меня и усаживает на край кровати. Его прикосновение ко мне твердое, но нежное.
Когда я встречаю его взгляд, в нем появляется серьезность, от которой по спине пробегает паническая дрожь. — Что случилось? С ними все в порядке?
— Вэл и Дамиано уехали на медовый месяц.
Они уезжали в тот же день, когда мы должны были лететь обратно в Нью-Йорк.
— Когда?
— Вчера.
Начинает закрадываться подозрение. — А моя семья?
— Они тоже уехали вчера.
— Они оставили меня здесь.
Не может быть.
Не может быть.
Рас вздохнул и опустился передо мной на колени. Он обхватывает ладонями мои колени, успокаивая. — Ты со мной, Джем.
Мой подбородок начинает дрожать. Я знаю, что должна стараться сдерживать свои эмоции, но мое тело настолько напряжено, что я не в состоянии этого сделать. — Они бросили меня?
Взгляд Раса мягко изучает меня. — У твоего отца были... важные встречи, которые он не мог пропустить.
— А как же Клео?
Даже если бы Папа уехал, она бы не бросила меня здесь.
— Клео должна была встретиться с одним парнем.
— С каким парнем?
— Насколько я понимаю, с кандидатом на замужество.
Я перебираю в уме все воспоминания об этом. О. Людовико - чопорный капо, которого Папа недавно повысил в должности. Он давно присматривается к Клео. Она уже однажды угрожала ему расчленением.
Да, я смутно припоминаю, что по дороге сюда мама что-то упоминала о встрече с ним. Но неужели эта встреча была настолько важной, что они решили уехать без меня?
Всхлип.
— Эй, все будет хорошо. — Ладони Раса сжимаются на моих коленях. — Обещаю, я тебя вылечу, хорошо? — Он встает и через минуту возвращается с салфеткой. — Я схожу за лекарствами. Тебе нужно принять их сейчас.
Я жду, пока он выйдет из комнаты, чтобы броситься на кровать и зарыдать в подушку.
Я так слаба.
Мне так больно.
И моя семья бросила меня, оставив меня с Расом, с кем попало. Рас даже не работает на папу. Как Папа допустил такое?
Через несколько минут слезы прекращаются, и я сажусь, в страхе сжимая покрывало. Не может быть, чтобы это была идея Папы. Он бы потащил меня в самолет, даже если бы я была в бреду, а значит, кто-то помешал ему это сделать.
Вэл и Дамиано.
— О боже...
Рас выбирает этот момент, чтобы снова войти в комнату. Он протягивает мне маленькую белую таблетку и стакан с прохладной водой.
Я опускаю взгляд на таблетку. — Что это?
— Кое что, чтобы сбить температуру.
Когда я недоверчиво смотрю на таблетку, Рас щелкает языком.
— Ради всего святого, Джемма. Как ты думаешь, что бы я тебе дал?
— Цианид.
— Рад видеть, что ты чувствуешь себя лучше, — пробормотал он. — Если бы я хотел убить тебя, у меня было бы много возможностей сделать это до того, как ты пришла в себя.
Он прав. Я проглатываю таблетку и запиваю ее водой.
— Что ты сделал, чтобы Папа оставил меня здесь?
— Приказ врача.
— Не лги мне.
Папа не позволил бы врачу запретить мне уехать.
Челюсть Раса застывает. — Мы сказали твоему отцу, что ты слишком больна, чтобы путешествовать, и что мы не позволим тебе покинуть поместье, пока ты не получишь разрешение от врача.
— И Папа согласился?
— Это не было переговорами.
Я сжимаю голову руками. — Нет, нет, нет. Мне конец. Папа будет в ярости. Когда я вернусь в Нью-Йорк, меня ждет адская расплата.
Боже, я даже представить себе не могу, какую речь я получу от мамы. То, что я доставила всем столько неудобств, займет одно из первых мест в ее списке моих самых больших промахов в жизни. Да и Папа будет не в восторге от того, что я стала причиной появления Вэл и Дамиано, указывающего ему, что делать.
Черт, черт, черт!
Когда Рас ничего не говорит, я отрываю взгляд от пола и смотрю на него. Он проводит ладонью по подбородку и смотрит на меня таким многозначительным взглядом, что у меня сводит желудок.
— Ты имеешь в виду, когда мы вернемся в Нью-Йорк, — наконец произносит он низким голосом.
— Что?
— Ты заберешь меня с собой. И думаю, что останусь на некоторое время.
Я просыпаюсь посреди ночи, темнота настолько густая, что возникает вопрос, не погас ли свет на Земле, пока я спала. Мои руки шарят по кровати. Они липкие от пота. Я даже не знаю, что я ищу, но когда я не нахожу этого, я начинаю плакать.
Кровать опускается, и меня неожиданно обхватывают руки.
— Шшш, ты в порядке. — Кто-то гладит меня по спине. — Тебе нужно вырвать?
— Нет. Мне страшно. Здесь так темно...
Загорается свет. На мгновение его появление настолько шокирует, что у меня перехватывает дыхание.
Мы в порядке. Все хорошо.
— Дыши, Джемма. — Теплые ладони сжимают мои плечи. — Это был просто лихорадочный сон. — По моему лбу проходит намеренная кисть. — Ты все еще немного горячая. Но, по крайней мере, ты не горишь, как раньше.
Этот глубокий, приятный голос. Я знаю этот голос.
Мне... кажется, мне нравится этот голос.
Странные, беспорядочные мысли в моей голове отходят на второй план, пока я пытаюсь понять, кто мне помогает.
Возникает ощущение дежавю, когда на меня смотрит теплый взгляд ореховых глаз.
— Рас, — вздыхаю я.
В голосе проскальзывает язвительное веселье. — А, так она наконец-то узнала меня с третьего раза.
— В третий раз? Что?
— Это уже третий раз, когда ты просыпаешься вся на взводе.
Он поправляет мне пижамный топ и убирает волосы с шеи. Все это так знакомо. Он уже делал это раньше.
Я в панике вдыхаю воздух.
— Успокойся. — В его руке появляется стакан с водой. — Выпей это.
Он смотрит, как я следую его указаниям, а я смотрю в ответ. Я впервые вижу его с распущенными волосами, и это прекрасно. Темно-шоколадные локоны мягкими волнами свисают чуть выше плеч. Он проводит по ним пальцами, и у меня возникает желание сделать то же самое, просто чтобы убедиться, что они такие же мягкие, как кажутся.
Я опускаю взгляд на внезапно опустевший бокал. — Я сделала это?
Его губы изгибаются в доброй улыбке. Такую, какую дарят милым животным и маленьким детям. — Хорошая работа.
Я в замешательстве. Я так растеряна. Он всегда так улыбался, или это что-то новенькое? Нет, это что-то новенькое. Раньше он никогда так не улыбался.
Я икнула. — О нет.
Он убирает волосы с моего лица.
— Что? — мягко спрашивает он.
— Я ненавижу икать.
— О. — На его губах играет улыбка другого рода, которую он пытается сдержать. — Они раздражают тебя.
— Я ненавижу то, что не могу нормально говорить.
— Мы и не должны разговаривать. Если только ты действительно хочешь мне что-то сказать.
В следующий раз, когда он поднимает руку, чтобы зачесать мои волосы назад, я сжимаю ее и прижимаю его открытую ладонь к своему лицу.
Веселость покидает его черты, но он не убирает руку.
Он вообще не двигается, когда я зеркально отражаю его взгляд и прижимаюсь к его щеке своей рукой.
Я не вижу, как он делает ни единого вздоха, когда я запускаю руку в его волосы и провожу пальцами по ним.
Мои глаза закрываются от удовольствия. — Так... так...
Он вздрагивает.
Я путаю пальцы в его волосах, а он проводит большим пальцем взад-вперед по моей скуле. Я, наверное, завязываю ему кучу узлов, но он не останавливает меня. Он просто позволяет мне делать все, что я хочу, с его прекрасной гривой.
— Джем?
— Хм?
Один медленный взмах по моей щеке.
— Кто это с тобой сделал?
О чем он говорит? Я должна знать... Это на краю моего сознания.
Я икнула и отдернула руку. Слабость охватывает меня, тянет за веки, тянет вниз...
