Паутина (СИ) - Костадинова Весела

Я не успела осознать, как в груди что-то дрогнуло.

- Что ж, - Макс тут же взял себя в руки, и жестом велел мне последовать за ним, - идем. Покажу тебе мое царство.

Мы вышли из холла, и Максимилиан повел меня широкими коридорами в глубь здания.

- Наши основные направления деятельности, - улыбнулся он, пропуская меня чуть вперед, - ты, уверен, уже изучила. Как и изучила медицинские лицензии и разрешения. Не стану утомлять тебя этими подробностями. Давай просто прогуляемся по Центру, а если у тебя возникнут вопросы – ты мне их задашь.

Центр по-настоящему поражал. Не только и не столько его укомплектованностью, сколько самой атмосферой. Мы прошли через отделения гинекологии, реабилитации, неврологии, а у меня не было ощущения больницы. Это скорее было похоже на санаторий, на легкий курорт. Невероятно приветливый персонал, довольные, открытые люди, хотя среди них было довольно много тех, чья одежда и аксессуары не оставляли сомнения в принадлежности к определенному классу.

Максимилиан давал краткие пояснения ко всему, что я видела в Центре, будь то занятия гимнастикой беременных девушек и женщин, групповые занятия с психологами, залы реабилитации, где некоторых людей фактически учили двигаться заново.

Но самое удивительное было то, как люди реагировали на моего спутника – его знали все. И врачи, и пациенты.

- Невероятно, - выдохнула я, когда мы присели отдохнуть на одну из скамеек в коридоре. – Я и представить не могла, что у нас в городе есть нечто подобное…. Как вам удалось это все создать?

- Я работал, Лиана, - мягко ответил Максимилиан. – Работал, изучал новые техники, работу мозга, связь человека и окружающего мира. Экспериментировал, думал, - усмехнулся он. – Этот Центр – результат работы многих и многих лет… Ты видишь, здесь мы используем не только чисто научных подход, но и восточные техники, медитации, позволяющие нам глубже понять сознание гостей и помочь им, работаем со снами – это одно из самых малоизученных областей науки, а ведь сон – залог здоровья. Конечно, - помолчав, заметил он, - работаем и с ПТСР.

- Здесь, - я посмотрела на свои руки, - я заметила, много людей… не бедного слоя….

Макс хмыкнул.

- А что, думаешь у тех, кто добивается успеха и положения нет сложностей? Подчас их внутренняя боль и внутренний страх даже глубже, чем у простых людей. Они больше видели, больше знают, больше…. Скажем так, всего нарушали.

Я резко подняла взгляд.

— Что вы имеете в виду?

— То, что мозг — сложная машина, Лиана, — спокойно ответил он, и в этом спокойствии чувствовалась не только уверенность, но и знание. Глубокое, основательное. — Он может оправдывать нас, защищать, стирать и замалчивать вещи, которые мы не готовы принять. Он способен создавать целые иллюзии, чтобы мы не сошли с ума от реальности, которая слишком тяжела.

Он помолчал, давая мне осмыслить услышанное.

— Но в этом же его ловушка. Разум играет с нами злые шутки, создаёт барьеры, выстраивает препятствия. Иногда искусственно возводит стены, за которыми мы прячемся, иногда — создаёт яму, в которую мы же сами и падаем. И чем глубже страх, тем выше стены. Тем темнее яма.

Я снова опустила взгляд, чувствуя, как что-то дрожит внутри, смутное и неоформленное.

— Здесь мы боремся со всеми этими барьерами, — голос Максима стал тише, но твёрже, почти осязаемым. — С тем, что люди тащат на себе годами, даже не осознавая этого. Человек может жить с глубокой внутренней болью, с травмой, вытесненной настолько далеко, что она становится частью его сущности. И он даже не поймёт, что причина его проблем — именно она.

Он остановился и посмотрел прямо на меня.

— Но есть одно, что стоит выше всего этого. Страх.

Он дал мне секунду, чтобы переварить его слова.

— Страх, Лиана, — его голос стал низким, гипнотически ровным, — наш самый худший враг. Самый опасный. Он не просто пугает, — продолжил Максимилиан. — Он парализует. Он замедляет реакции, тормозит решения. Он заставляет сомневаться в каждом шаге, в каждом слове. Он убеждает нас, что нам некуда идти, что выхода нет. Он подменяет реальность, делает её узкой, как горлышко бутылки, не оставляя выбора. Он вцепляется в нас стальными когтями, — его голос стал почти шёпотом, но от этого ещё более пронизывающим. — Он становится нашим хозяином и не дает идти дальше. Да я думаю, ты и сама это все прекрасно знаешь.

- Я… я боялась сегодня выйти на улицу, - внезапно призналась я ему.

- Догадываюсь, - вздохнул он, и я почувствовала, что он слегка сдерживает себя.

- Почему… вы снизили цену, Максимилиан?

- Потому что могу себе это позволить, Лиана. – признался он. – Да, чтобы создать все это, чтобы оказывать помощь, содержать Центр – мне приходится брать свою цену. И люди готовы платить ее, потому что мы – помогаем. Но это не значит, что цель – только выгода. Ты видела здесь людей в одежде разных цветов, не так ли? Так вот, белые – это дипломированные врачи, преданные своему делу, гости, те кто приезжают на краткосрочные программы – пять- семь дней, могут ходит как им удобно, но носят зеленые шарфы. Те, кто уже переодет в зеленые футболки – наши гости не первый раз, они проходят более глубокие программы по восстановлению. А голубые – это волонтеры Центра. И ты видишь – их много. Это люди, Лиана, которые сами были гостями, сами нуждались в помощи, кто-то находился на грани, но им помогли. Сейчас они помогают нам. Кто-то работает здесь постоянно, кто-то – приходит на несколько часов. Конечно, среди наших клиентов есть и весьма состоятельные люди, и большая часть финансирования идет именно от них. Но мы не отказываем в помощи и тем, кто не может платить указанные суммы.

- Мне тоже предлагаете стать волонтером? – усмехнулась я, где-то в глубине души думая, что может не так это и плохо – помогать другим.

- Нет, - вздохнул он. – Если только сама захочешь. Хотя, - он снова позволил себе улыбку, - среди наших волонтеров есть и весьма статусные люди. Но твоя мама…. Ну скажу честно – зацепила мой научный интерес, прости за цинизм.

Его лицо оставалось спокойным, но я заметила, как он потер ремешок часов — его личная, едва заметная привычка, которая выдаёт моменты, когда он говорит о чём-то действительно важном.

. А еще… она моей маме помогла. Там, где я… не смог. Она стала моей маме подругой, а это дорогого стоит….

- Ваша мама…. Наталья…. Она сказала… что вы…. Простите, это не мое дело…

- Да, Лиана, - ответил он, - я потерял дочь. Наука не всесильна…. Она родилась с пороком сердца… увы…

- Простите… мне жаль…. – я осеклась, понимая, что все это – лишь пустые слова, которые не помогли даже мне самой.

Максимилиан внезапно задел меня за руку. Очень деликатно и осторожно. И так же быстро отпустил, не желая вызывать даже легкого дискомфорта.

- Ты ела сегодня? – внезапно улыбнувшись, спросил он.

- Нет… - я и вчера почти не ела.

- Пойдем, позавтракаем. У нас хорошая сбалансированная кухня, Лиана. А потом пойдем к твоей маме. Сделай мне одолжение – я тоже не ел с утра.

Странно, но впервые я вдруг ощутила жгучий голод внутри.

20

Вернувшись домой вечером, я села за рабочий стол отца, стараясь осознать и проанализировать все, что увидела в Центре. Но ни мой разум, ни мое состояние не могли опровергнуть того факта, что маме стало лучше. Я закрывала глаза и все время видела ее – ухоженную, спокойную, все такую же отстраненную и не узнающую меня, но…. она ела сама! Когда молодая девушка в голубой форме принесла ей обед, я хотела сама поухаживать за ней, но она взяла ложку и раз за разом сама подносила ее ко рту.

То, чего мы не смогли добиться за месяц, в Центре смогли сделать за неделю.

Макс деликатно оставил меня наедине с мамой, не желая вмешиваться в наш диалог, не желая становиться невольным свидетелем самого личного, что только может быть в жизни – общения матери и дочери. Я обнимала ее, гладила по волосам, чувствуя, как в глубине души вспыхивают первые, очень робкие, очень неуверенные лучики надежды. Пусть хотя бы так, но мама возвращалась к жизни.