Надежный тыл (СИ) - Костадинова Весела

— Масло есть! — быстро отчиталась она.

— Хорошо. Ставь сковороду на плиту, включай средний огонь и добавляй немного масла. Пусть оно разогреется. А ты пока почисти и нарежь лук. Справишься?

— Постараюсь. А его как резать? Кубиками или колечками?

— Да хоть по диагонали, только пальцы береги. Яичницу с беконом люди любят, с пальцами — вряд ли…. Держи нож правильно: одной рукой держишь лук, пальцы согнуты, чтобы они не попадали под лезвие. Другой режешь, двигаясь аккуратно. Не торопись.

На том конце послышался звук нарезки, а затем Кира с гордостью сказала:

— Получилось! Всё нарезано!

— Молодец, — похвалила я. — Теперь добавь лук на сковородку с маслом. Он должен стать мягким и слегка золотистым. Только не забывай помешивать, чтобы не подгорел.

— Поняла, — ответила она, и я услышала, как на том конце линии звенит сковорода. Только бы она ничего на себя не опрокинула! Тогда Даниил меня засудит, а Анна просто убьет. Или наоборот.

— Кира, только аккуратнее, — сказала я чуть громче, чтобы её предупредить. — Лук может немного стрелять, если на нём есть вода. Держи руки подальше от сковороды.

— Да-да, я осторожна, — ответила она, и в её голосе послышалась лёгкая нервозность.

Сквозь шум я услышала звук помешивания, и это меня немного успокоило.

— Отлично, — продолжила я. — Теперь, пока лук становится золотистым, подготовь яйца. Ты их разбить сможешь?

— Думаю, да, — ответила Кира. — Как лучше? О край миски или прямо о сковородку?

Я вздохнула, мысленно представляя, как яйцо может разлететься по всей кухне.

— Лучше о край миски, — посоветовала я. — Постучи чуть сильнее, а потом разломи скорлупу. Только следи, чтобы кусочки скорлупы не упали внутрь.

Я сделала паузу, а затем добавила с едва скрытой мстительностью:

— А если и упадут — ничего страшного. Кальций. Запомни, где именно упала скорлупа, и скорми этот кусочек отцу.

На том конце линии повисла тишина, а затем Кира рассмеялась. Этот смех был неожиданным, но таким искренним, что я не смогла удержаться от улыбки.

— Алина, ты просто ужасная! — сказала она, но в её голосе слышалась теплая нотка.

— Зато честная, — ответила я, чувствуя, как этот момент неожиданно сблизил нас. — Ну что, яйца разбила?

— Да, почти, — отозвалась Кира. — Правда, немного всё-таки разлила, но ничего страшного.

— Ничего страшного, — подтвердила я. — Теперь посоли их чуть-чуть, можешь добавить немного перца, если любишь. А потом выливай на сковородку.

— А… перец… Это какой? Красный такой? Сыпать сколько — половины упаковки хватит? — раздался на том конце линии наивный вопрос, и я чуть не подавилась смешком.

— Нет! — воскликнула с лёгкой паникой в голосе. — Перца не добавляй! Никакого перца! Оставь перец в покое. Просто посоли немного.

— Ладно, — пробормотала Кира, явно смущённая, но, к счастью, послушалась. — А сколько соли? Щепотку? Или ложку?

— Щепотку, — успокоила я. — Маленькую щепотку. Поверь, лучше недосолить, чем пересолить.

На том конце послышался звук высыпаемой соли, и я с облегчением выдохнула.

— Теперь выливай яйца на сковородку, где уже готов лук, — продолжила я. — И перемешивай аккуратно лопаткой, чтобы они не пригорели.

— Хорошо, — ответила Кира. — Выглядит вроде не плохо. Алин, вы с папой поссорились?

Вопрос застал меня врасплох. Я открыла рот, потом закрыла.

— Нет, Кира, мы не поссорились. Я ушла из компании. И больше не полезу в вашу жизнь.

На том конце телефона послышался странный звук, словно Кира вздохнула.

— Значит… мама и Лика были правы, да? Ты от него только положения и денег хотела? С проблемами он тебе не нужен?

Горечь заполнила рот, так резко и полно, что мне захотелось рассмеяться. Не от веселья, конечно. От бессилия и боли. От абсурдности того, что я сейчас слышу.

— Знаешь, Кира, — резко ответила я, — если ты считаешь, что мать и Лика правы — звони им, а не мне!

На том конце снова повисла тишина. Мне даже показалось, что она сбросила вызов. Но нет, её тихий, дрожащий голос вернул меня в реальность:

— Прости…. Все так запуталось…. Я не знаю, что думать….Ты единственная, кто меня слышит, Алина. Не делает вид, что слушает, а слышит по-настоящему. А знаешь, что самое страшное? — ее голос задрожал. — Я начинаю понимать, почему папа ушел от мамы, — это она сказала почти шепотом.

— Поздравляю, — с горечью ответила я, чувствуя, как кружится голова, — ты начинаешь взрослеть. Хреновое чувство, не так ли?

На том конце линии послышался тихий вздох, а затем Кира прошептала:

— Очень хреновое.

Её слова прозвучали так искренне, так по-настоящему, что мне вдруг захотелось её обнять.

— Будет еще хреновее, если ты сейчас спалишь яичницу. По моим прикидкам, она уже готова!

На том конце линии я услышала, как Кира вскрикнула и зашумела на кухне. Потом, через пару секунд, её голос прозвучал с облегчением:

— А! Всё в порядке! Не сгорела.

— Первый уровень пройден, деточка. Надеюсь, вы не отравитесь, но на всякий случай перед завтраком положи телефон на стол — быстрее скорую вызвать.

— Ты умеешь мотивировать, Алин, — хмыкнула Кира.

— Обращайся!

— Могу, если что?

— О да, куда ж я от тебя денусь? — фыркнула я. — Ты меня с того света достанешь. Давай, корми…. Отца. И дай бог ему стальной желудок!

Звонкий смех был мне ответом.

— Спасибо, Алина.

— Пока, — я сбросила вызов и улыбнулась, пусть улыбка и получилась вымученной.

17. Алина

Кира разрешением воспользовалась. И не один раз. На самом деле звонки от нее стали поступать регулярно: «Алина, как сделать пюре?», «Алина, как запустить стирку?», «Алина, как погладить юбку (платье, рубашку)?». Сначала я смеялась про себя, потом — злилась, а потом просто махнула рукой и начала объяснять. Доходило до абсурда, объясняя ей что-то, я включала видеосвязь и показывала все действия на пальцах.

Зоя, глядя на все это безобразие, от души смеялась.

— Что, все-таки стала мамочкой? — ухмыльнулась она, когда я первый раз за неделю выбралась из дома на прогулку, наслаждаясь морозным чистым воздухом зимы.

Я только пожала плечами, закутавшись плотнее в шарф. Мы медленно шагали по утоптанной лыжниками тропинке среди заснеженных елей. Вокруг царила сказочная тишина зимнего леса, нарушаемая лишь хрустом снега под ногами. Легкий мороз пощипывал щеки, воздух был наполнен свежестью, ароматами хвои и далекого, едва уловимого запаха дымка от печей частных домов.

— Честно, Зойче? Я в принципе не понимаю, как растили этого ребенка. Она же бытовой инвалид в прямом смысле этого слова. Зой, она у меня вчера вечером спросила, как сварить какао! Какао, бл……! Ей — 16, а по делам в быту — словно 7. Чем Анна занималась все эти годы? Чем??? Она не работала, она получала все, что хотела от Даниила, в деньгах он ее не ограничивал, так что она все это время делала? И самое дерьмовое то, что она искренне верит, что все это время организовывала быт семье: себе, детям, Дани…. Занималась семьей, воспитанием, прикрывала тылы мужу! Как? Каким образом? Тем, что дула детям в жопы и растила амебами? Ты мне можешь это объяснить? Ладно бы она еще собой занималась, или хобби увлекалась или… там не знаю, бизнес свой организовывала, но ведь нет. Ее дочь, вместо того чтобы звонить охуенной хозяйке и матушке семейства, звонит мне. Мне, Зоя, разлучнице и бывшей любовнице отца! Как это объяснить можно?

— Цирк с конями, — усмехнулась Зоя, поправляя пуховик, — а может, Алин, и не цирк вовсе. Гиперопека… она такая. Думаешь, что делаешь всё для своего ребенка, что защищаешь его от трудностей, а на деле только подрезаешь крылья. Губишь его жизнь.

Я молча шла рядом, вдыхая морозный воздух. Слова Зои больно отзывались где-то внутри, но я не могла не согласиться. Она продолжила, слегка замедлив шаг:

— Знаешь, странно то, что она с отцом ушла. Я наблюдаю за Кирой на занятиях — она не глупа. Умеет слушать и учиться. В ней есть хорошее упрямство и упорство. Но избалованна до нельзя. Хотя… на последних тренировках изменения на лицо. А еще, Алин…… нет у нее контакта с матерью…. они просто не понимают друг друга. Вообще. Анна видит в Кире ребёнка, который должен быть благодарным за всё, что для него сделали. А Кира… она уже далеко не ребёнок. Она хочет уважения, признания. А Анна… ну, не знаю. Я не великий психолог, но мне кажется, она Киру недооценивает. Она не видит в ней личности. Может, просто не хочет видеть? Может, ей проще продолжать думать, что Кира — это её маленькая девочка, которая всегда нуждается в маминой опеке, а может и контроле. Но проблема в том, что Кира уже другая. Она хочет свободы, ответственности, хочет, чтобы её принимали всерьёз.