(не) Моя доярушка (СИ) - Боровик Анастасия

— Может, чаю?

Её глаза тёплые, приятные, она обволакивает своей заботой и добротой.

— Нет, спасибо. Вот смотрите, чуток доводим до совершенства, — я делаю последние шаги, — и вуаля! Готово! Конечно, не идеально, но весной потом уже подправите.

— Да это идеально, спасибо тебе огромное!

Я умиляюсь, сначала переживала, что не получится, а теперь радуюсь, что смогла помочь. Решаюсь спросить волнующий меня вопрос, но зайти издалека:

— А Изабеллы дома нет?

— Нет, они не приезжают. Сын отказывается ездить, и Белла с ним, — поправляет свои волосы. Если это их мама, то им очень повезло. Присматриваюсь к её чертам и замечаю, что у неё и Марко одинаковая форма глаз.

— Я передам, что ты спрашивала… Как тебя зовут?

— Не стоит, они наверняка и не помнят, — отвечаю грустно.

Мне хочется сделать что-то хорошее, передать какую-то частичку себя, не требуя ничего взамен. Как прощальный подарок.

— Хотите варенья? Могу принести — и клубничное, и малиновое. И лечо есть, и молоко… — Голос дрожит, на глаза наворачиваются слёзы.

Женщина, наверное, думает, что я пытаюсь продать товар, который никто не берёт. Но смотрит без осуждения, больше с тревогой и пониманием.

— Давай, конечно, я не против.

— Я принесу тогда.

— Не таскай, мы скоро домой поедем, заедем к тебе. Где живёшь?

Прощаюсь и иду обратно готовить банки.

Он больше не приезжает…

Настолько ему противно быть со мной в одной деревне.

Слёзы катятся из глаз, как капли дождя. Добегаю до поля, где стоят стога сена. Облокачиваюсь на один и рыдаю, буквально вою.

Почему я не призналась? Не знаю. Наверное, потому что дура.

Или потому что у меня изменяющий тип, или нет, по-другому... Убегающий тип... А... Тьфу ты! Вспомнила... Избегающий тип привязанности — когда отталкиваешь людей, думая, что рано или поздно они всё равно уйдут. Одиночество кажется безопасным, и ты исчезаешь, вместо того чтобы решать проблемы. Это не я такая умная решила, а статья от психолога в интернете. Но если посмотреть правде в глаза, то я ведь и правда ждала, когда всё рухнет. Ну не рождена я для счастья, не для меня это всё...

В тот день я собиралась побежать за Марко. Но дед не дал — боялся, что он в ярости может что-то сделать мне. Сказал мне подождать, пока парень остынет. А потом нам пришлось приводить Игоря в чувство.

Бабушка Катя была в шоке, когда мы привели его к ней. Я всё настаивала на больнице, но всё-таки решили, что нужно просто отлежаться.

И уже поздно вечером я отправилась к дому Марко, но ворота были закрыты. И я поняла, что он уехал.

Я злилась. На него — за то, что поверил Игорю. На себя — за глупость. Я ведь знала, что Марко его ненавидит, но всё равно впустила, чтобы дать ему эти дурацкие банки. Сама побежала переодеть кофту — мокрую после работы. Кто же знал, что Игорь попрётся в мою комнату. Специально, наверно, так поступил, чтобы подставить меня, или хотел вернуть. Не знаю, потому что после того дня я его так и не видела, и не хочу.

Ну и я смирилась, решила, что раз мы разошлись с Марко, значит, так будет лучше. Нам не по пути. Но на душе было так плохо... Глупое сердце не принимало, что всё может закончиться. В голове стучали его слова: «Никогда не подходи ко мне».

Но я всё равно любила. Хотела написать ему, всё объяснить... Но боялась. Не ожидала от милого, солнечного Марко такой злобы. Он действительно чуть не убил Игоря. Поэтому сначала решила позвонить Белле — узнать, как у него дела. Может, он уже остыл? Может, после поездки на море я смогу с ним встретиться и поговорить?

Вот только...

Она тогда сказала: «Он как бешеный. Все разговоры о тебе вызывают у него агрессию. Маша, я хочу верить тебе, но не знаю, чем помочь. Толик сказал, что видел, как ты целуешься с Игорьком».

Вот и всё. Мои слова против «друга» — ничего не стоят.

Нужны доказательства, а у меня их нет. И я снова отпустила. Только последний месяц лета прожила как тень. Как-то баба Катя зашла к нам и, увидев меня, сказала: «Собирайся, пойдём в храм».

Дед только фыркнул — он с ней особо не разговаривал, всё ещё злился на «Игорька дурака», который дважды мне жизнь испортил. Я рассказала деду, как всё было на самом деле, и он меня понял.

Мне не хотелось, чтобы дедушка с бабушкой ругались, поэтому быстро собралась и вышла.

Пока шли с бабой Катей, она внимательно посмотрела на меня и покачала головой: «Плохо ты выглядишь, девка. Надо душу очистить, успокоиться».

Я горько рассмеялась: «И что мне для этого сделать?»

— Подойдёшь в храме к отцу Алексею, поговоришь. Может, легче станет.

И я почему-то согласилась. В церкви бывала редко, только по праздникам — меня никто особо не приучал к вере.

Зашла, взяла свечи, подошла к иконе и долго вглядывалась в лик, пока солёные слёзы не потекли по щекам. Стояла и шептала всё, что накопилось внутри: о боли, одиночестве, о том, как мне не хватало семьи. Отец бросил, мать выбрала бутылку, бабушка ушла слишком рано — только дед держался из последних сил.

Странно: пришла из-за Марко, а плакала о тех, кому была не нужна.

Вдруг стало легче, будто кто-то незримый обнял. Я смотрела на светлый образ и понимала: жизнь не заканчивается. Поставила свечи, вытерла слёзы — и тут навстречу вышел отец Алексей.

— Здравствуй, Машенька, — мягко сказал он. — Как дела? Рад, что пришла. С Николаем Степановичем всё в порядке?

Видимо, из-за моих заплаканных глаз он решил, что я пришла молиться за здоровье деда. Или, что хуже, хоронить его.

— Да, жив-здоров, слава Богу, — ответила я. — Баба Катя сказала, что мне станет легче… Вот я и пришла.

— Если хочешь, приходи завтра на исповедь. Только утром нельзя есть до причастия.

— Мне как-то… стыдно.

— Всем нам стыдно, — улыбнулся он. — Зато потом легко.

И я пришла. Рассказывала о своих грехах, сначала краснела, а потом будто камень с души упал. Прощала всех, отпускала обиды, злость и ненависть. Выходила из храма с верой, надеждой и… любовью.

Было всё равно больно, но теперь я знала — выживу.

Завела себе козу и козла. Козла назвала Марко — дед поржал и одобрил. Сказал мне козу назвать Катькой, но я, подумав, что они козлят делать будут, скривилась и назвала козочку Мари.

А потом я увидела у Беллы в соцсетях фото: Марко обнимает круглолицую загорелую девушку с огромными губами и глубоким декольте. Подпись на итальянском: «Наша малышка».

Я заблокировала его номер.

У меня впереди целая жизнь.

Итальянские каникулы закончены.

Глава 23

Марко

Раздался стук в дверь. Я машинально крикнул: «Войдите!» На пороге появилась мама, она стояла, прислонившись к косяку. Я продолжал работать, сосредоточенно глядя в монитор и создавая сайт для новой марки мороженого. Мне приходилось разрабатывать уникальные шрифты и стили, хотя это и не являлось моим основным профилем. Но я стремился пробовать себя в чем-то новом, чтобы мозг был сосредоточен только на работе. Недавно я написал простую программу для компьютера и уже начал думать о создании игры — о деревне, где главной героиней будет корова Бурёнка. Она должна пройти все испытания, чтобы добраться до итальянского дояра, а на её пути встанут коренастый бандит с ухмылкой и его худой напарник.

— Марко… — осторожно позвала мама.

Я повернулся.

— Мы в деревне были. Там девочка такая милая… С косой до пояса. Живет в голубом доме. Спрашивала, как у вас дела...

Я напрягся, пальцы замерли над клавиатурой.

— Столько вкусняшек передала… закрутки, клубничное варенье… и молоко.

— Молоко… — вздохнул я.

— Да, козье. Я ещё такого не пробовала.

— Козье? — удивился. — А коровье?

Мама прищурилась.

— Значит, знаешь, кто такая? Коровье тоже передала… Может, расскажешь, не из-за неё ли ты превратился в угрюмого итальянского халка?