Курс по соблазнению. Секс против дружбы (СИ) - Крымова Юлия

С его тёмных волос стекают кровавые капли. А на холёном лице проступают не только остатки вина, но и безмерная ярость.

Я хотела остудить его пыл, немного сбить самоуверенность, но кажется, наоборот, плеснула масло в огонь.

Родионов часто моргает, будто не до конца понимает, что произошло. А затем, резко сорвавшись с места, бросается в мою сторону.

– Совсем кукушкой тронулась? – орёт так, что заглушает мелодичный вокал. – Не зря говорили, что мать сдала вас в психушку. Рано выписали?

Он успевает схватить меня за плечо.

И, видимо, хочет хорошенько встряхнуть или даже замахнуться. Но вместо этого сам отлетает в противоположную сторону.

– Кот, не надо, – моя просьба растворяется в звуках удара. Глухих, точных.

Костя слышит, но никак не реагирует. Нависая над Ярославом, он впечатывает кулак в его напыщенную физиономию. Делает это так уверенно, словно перед ним просто груша для битья и ему нужно отработать удар.

Надо бы попросить его остановиться, но я лишь потрясённо смотрю как напрягается его спина, тесно обтянутая тёмной тканью. Ещё немного и рубашка треснет по швам в области бицепсов. Настолько резво он заносит руку, чтобы ударить снова. Замахивается опять и опять, когда подоспевшая охрана, наконец, оттаскивает его.

Родионова, прижимающего окровавленный платок к носу, выводят из ресторана. Нас просят оплатить счет и тоже проследовать на выход.

Пока Костя расплачивается, я оседаю в свободное кресло. Закрываю глаза и медленно считаю до десяти. Всё хорошо. Испуг, смешанный с шоком, постепенно отпускает.

Да, ни в одном из моих сценариев вечер не заканчивался на такой ноте. Но я рада, что человек, познакомивший меня со словом «ненависть», наконец-то получил по заслугам. И даже если Костя сломал ему нос, не страшно. Тем, кто делает детей, а потом кричит, что они тут ни при чём, надо ломать совсем другие части тела.

– Ксень, ты как? – напряженно спрашивает Костя, усаживая меня на скамейку возле стеклянного небоскрёба.

Даже не верится, что полчаса назад мы были высоко-высоко над землей. Высоко над этим городом. Выше неба. Выше бесконечного движения и суеты. Вокруг нас была сказочная атмосфера романтики. Музыка, свечи, вино. Всё пьянило по-своему.

А появление Родионова принесло в этот вечер послевкусие чего-то испорченного.

– Спасибо. В порядке.

В очень сомнительном, правда.

– Расскажешь?

Киваю. Но вместо ненужных слов протягиваю телефон.

Пока Костя на мгновение замирает, рассматривая фото пятнадцатилетнего парня: темноволосого, высокого, с довольной ухмылкой на лице, я мысленно готовлюсь отвечать, что у меня в телефоне делает снимок ненавистного мне Родионова.

– Кто отец понятно, – глухо отзывается Аверин, улавливая сходство без слов. – А мать?

Глава 32.

Да, вопреки логике и справедливости, Илья - копия своего отца. Человека, который в своё время посоветовал сестре как можно скорее решить «проблему» и даже не догадывается о его существовании.

– Мать Инга, конечно.

Аверин как-то слишком громко выдыхает. Неужели думал, что я?

– Помнишь, в одиннадцатом классе вы на Новый Год все ездили в Питер? Ровно через девять месяцев Инга родила сына.

– Родионов в курсе?

– Что у него есть сын? Нет. Он уверял, что с его стороны всё было чисто и ребёнок не от него. Посоветовал сделать аборт.

– Поэтому вы тогда уехали?

– Да. Инга без ведома родителей записалась в какую-то клинику. Там за дополнительную плату должны были сделать прерывания. Но администратор оказалась знакома с мамой и сообщила ей прежде, чем пришло время процедуры.

Мне не хочется вспоминать то время, но память автоматически переносит меня на семнадцать лет назад. Едкий запах корвалола в доме, от которого дико кружилась голова. Побелевшее до неестественного оттенка лицо матери. Истошные крики «Как ты могла?» и причитания, что скажут люди. Спешные сборы и переезд. Сложные отношения с новыми одноклассниками. Желание как можно скорее получить аттестат и уехать далеко-далеко. Ведь ад был не только в школе, но и дома. Мама превратилась в параноика и стала контролировать каждый мой шаг.

Но вишенкой на торте был отказ сестры от новорожденного малыша. Инга подписала бумаги и исчезла прямо из роддома.

Два года она не давала о себе знать.

Два года, на протяжении которых мы с родителями старались стать для малыша семьёй.

Пятнадцатилетняя я училась правильно пеленать и разводить смесь. Часами катать по двору коляску, ведь спать дома в кроватке Илюша отказывался. Полночи носить на руках, когда резались первые зубки.

А потом, ровно на второй день рождения Илюши, сестра явилась. Сказала, что нашла мужчину, выходит замуж и забирает ребёнка.

Родители не стали спорить, вернулись в Москву. Инга запоздало принялась познавать прелести материнства. А я поступила в университет, познакомилась с Игорем и вскоре тоже стала мамой.

– Где она сейчас?

– Инга? Живёт в Калининграде. Вроде бы счастлива. Родила ещё одного мальчика. Она не поддерживает с нами связь.

Как я пропустила момент, что в руках у меня оказался стаканчик с ароматным латте, а сама я на коленях у Аверина?

– Спасибо за разбитый нос Родионова, – шепчу, прижимаясь к колючей мужской щеке. На коже тут же ощущается покалывание, но это именно то, что мне сейчас нужно. Я как кошка, которая нуждается в человеческой ласке, довольно трусь и едва не мурлычу от удовольствия. Внутри разливается что-то теплое-теплое. Это и спокойствие, и умиротворение, и чувство защищённости.

Мне остаётся лишь догадываться, о чём хотел поговорить Костя. Но то, что он заступился за меня, громче любых слов. Мой бывший муж никогда бы не рискнул пускать в ход кулаки. Он выбежал бы за охраной или пытался урегулировать конфликт словесно. Возможно, даже извинился бы сам.

– Мало дал, – вздыхает Костя.

Отрицательно мотаю головой. Меня топит необъяснимым чувством. Накрывает с головой чем-то таким трепетным. Это мало похоже на благодарность. Скорее на восхищение.

Сама ловлю его губы. Сама целую.

Жадно хватаю ртом воздух, когда Костя незамедлительно отвечает. Толкается языком и будто душу вытягивает через поцелуй.

– Я снял нам номер, – кивает на стеклянный небоскрёб. – Если хочешь, мы можем подняться?

Голос вкрадчивый и осторожный, а предложение весьма недетское и заманчивое.

Хочу! Хочу-хочу! Во всё горло вопит часть меня, которая уже успела распробовать все прелести близости с Константином Авериным.

Но другая половина, которая знает, как больно потом может быть, командует сказать другое.

– Предусмотрительно. Чтобы случайно не наткнуться на очередную незваную гостью?

– Что? Ксюш, нет!

– Чья очередь на этот раз баррикадировать твою дверь? Рыжей или брюнетки?

Костя тяжело вздыхает, намекая, что хватит болтать ерунду. Но я не унимаюсь.

– Ты случайно не музыкальный продюсер?

– Чего?

– Нет, ну а что? Тогда стало бы понятно, почему вокруг тебя столько девушек. Собираешь новый состав группы «ВиаГра».

– Ксюш, я … – Костя собирается что-то сказать, но резко замолкает.

Действительно, что тут скажешь? Бессмысленно отрицать наличие всех его подружек. Как и мне бессмысленно отрицать, что я жутко ревную Аверина к ним. Ещё немного и сама превращусь в такую же сталкершу.

– Зачем ты позвал меня на ужин, Кот? – развернувшись, я вопросительно смотрю на Костю.

Этот вопрос самый безобидный. Ведь на деле мне хочется спросить другое.

Зачем позволяешь думать, что между нами нечто большее, чем физическое влечение?

Или ты ничего не делаешь? И это извечная женская проблема - придумать то, чего нет? Женская суперспособность: выдавать желаемое за действительное.

– А сама как думаешь?

Да как тут думать, когда Костя начинает поглаживать мои колени? Так нежно, но вместе с тем уверенно. Рисуя пальцами какие-то узоры, медленно ведёт рукой вверх. Прорывая оборону, переходит на внутреннюю поверхность бедра. Поднимаясь выше и выше. Сантиметр за сантиметром, подчиняя моё тело себе.