После развода. Верну семью снова (СИ) - Кароль Анита

− Ясно. Так и передам. Скажу, что у Юльки нет больше матери. Зря приехал, извини.

Мы молча пьем горячий чай с медом, потом устраиваемся на ночлег. Отдаю топчан женщине. Сам укладываюсь на скамейке, подкладывая под голову свою куртку. В горле ком стоит. Не ожидал, что Ольга откажется от единственной дочери и маленького внука.

Действительно нам не по пути. Непутевым бывшему мужу и девчонке, и правильной такой Оленьке. Больше и пытаться не буду.

Глава 29

Ольга

Сейчас мне стыдно. Немного. Стаса напрягла, ринулся на поиски. Улыбаюсь в темноте. Исаев потушил лампу, бережет горючее. Из оконца немного света есть, от снега. Да уж, снежное приключение получилось.

Вдруг вспоминается – «отказалась от единственной дочери…»

Сжимаю губы. Ни от кого я не отказалась. Просто дала понять всем, каково, когда нет меня в их жизни. Но я вернусь. И Юлька свое получит еще от меня. А потом обниму свою малышку, поцелую, как раньше. Вот только со Степкой пусть даже не мечтает жить. Нет там любви, я не верю.

От печки тоже немного света. Слышу, как Стас елозит на неудобной скамейке. То куртка падает на пол, то сам. Мне снова смешно. Настырный какой. Интеллигент чертовый. Я бы уже давно на топчан перебралась. Даже несмотря на то, что мы бывшие.

− Стас… иди сюда, ложись, − зову его, и сердце мое ускоряется.

Вдруг понимаю, если не почувствую его тепло, полузабытый запах моего мужчины, то сердце мое просто лопнет. Я умру от недостатка чувств, которые испытывала раньше каждый день, а теперь лишена, уже полгода.

Исаев перестает возиться, замирает. Делает вид, что резко заснул и не слышал мой зов. Приподнимаюсь, превозмогая дрожь от нахлынувшего желания. Внизу живота начинает тянуть, скручиваясь в пружину. Дышу с трудом и во рту пересохло.

− Стас…

− Нет, Оль, − вдруг резко отрезает. – Спи.

− Ну почему?

− Ты чего от меня хочешь? Поиздеваться? Я лучше в сугробе пойду устроюсь, чем возле тебя.

Он встает, вижу темный силуэт. Шуршит курткой, надевает ее, двигаясь к двери. Он сейчас уйдет, но я не могу допустить, чтобы Стас из−за меня в снегу спать уложился. Даже не замечаю, как преодолеваю пару метров и вцепляюсь в его руку.

− Нет! Пожалуйста… не уходи.

− Боишься одна остаться? Здесь тебя никто не тронет, не бойся. Я рядом буду. Просто проветрюсь. А ты спи давай, − он уже берется за дверную ручку, нащупывая ее в потемках, но неожиданно поворачивается ко мне, прикладывая ладонь ко лбу. – Оля, ты заболела? Чего трясешься? Ну−ка…

Делает два шага и берет фонарик со стола, ворча, что не хватало еще мне простудиться. Тащит меня за руку на топчан, усаживает и заворачивает в плед. А потом светит фонариком в лицо. Целует лоб, хмыкает. Оглаживает большим пальцем скулы, задумчиво смотрит. А я бесстыдно любуюсь искрами в красивых васильковых глазах. Добрых и искренних.

Они никогда меня не обманывали. Смотрели всегда с любовью. В них я всегда видела заботу. Этого всего не хватало за эти месяцы. Мне спокойно спалось, пока за мной приглядывали эти глаза.

− Ты замерзла? – жмет мои пальцы, делая очередное предположение, старательно отметая догадку, от чего меня может трясти. Или не верит, что могу испытывать к нему, бывшему мужу, вожделение. – Оль?

− Да… я очень замерзла. Отогреешь?

Я тяну Стаса к себе, стаскивая с него теплую куртку. Он пытается укрыть меня ею, но я веду плечами, скидывая вещь. Меня накрывает дурман, ничего не соображаю почти. Кровь в венах начинает полыхать, растекаясь кипятком. Шепчу что−то лихорадочно, стаскивая свитер с бывшего мужа.

− Ты хорошо подумала? – отрезвляет меня вопросом, дышит тяжело, тоже возбудился.

− Исаев, ты еще думать собрался? – я на грани истерики, хочу поколотить этого слишком правильного мужчину. – Можешь приличия свои отключить на полчаса?

− Нет.

Закатываю глаза от разочарования.

− На полчаса не смогу. На всю ночь только… − тихий смех и мягкий поцелуй накрывает мои губы.

Такого сумасшествия с нами не было с юности, наверное. За окном начало светать, когда уставшие и разморенные уснули на старом топчане. Меня окутало счастье, будто не было ничего, приснился развод.

Что я могу поделать, если однолюбка? Исаев единственный мужчина, от которого завожусь. За эти полгода я представляла себя с другими мужчинами. И даже в мыслях не смогла построить с ними отношения.

Стас уже спал, когда я целовала его теплое плечо, устраиваясь на нем вместо подушки. И даже во сне он заботливо меня укрывает пледом, обнимая.

Как мне жить без него? И надо ли так жить? Ведь по−другому не получается. И он без меня не может. Признался ночью, что на других женщин даже смотреть не может, и не хочет. Я мучаю себя. Мучаю его. Пытаюсь изменить свою жизнь. Напрасно все.

Просыпаюсь от холода. Стас ушел и сразу зябко без его горячего тела. Огонь в печурке потух, дверца ее открыта. Исаев за дровами отправился, прикрыв меня своей курткой и моей. Сразу вскакиваю, собираясь бежать на поиски. Там метель, а он раздет, обо мне беспокоится.

Пока одеваюсь, Стас приходит с охапкой поленьев и окровавленной рукой. Застываю, пытаясь сообразить со сна, что делать.

− Дай посмотрю, − требую, как только сваливает дрова у печки.

− Погоди, растоплю сейчас, а то холодно, замерзнешь. Да там ерунда, кожу содрал.

Да, прилично так содрал, кровь капает на пол. Не выдерживаю, отрываю подол от своей футболки и смачиваю тряпицу водой из ведра. Прикладываю к его раненым пальцам, а сама складываю дрова в печь под его руководством. Обдираю кору с березового полена, поджигаю и тут же поворачиваюсь к раненому.

− Промыть надо. Идем. И аптечку поискать. Если побеспокоились о еде, то и лекарства должны быть.

− Аптечка есть в снегоходе, я видел. И в рюкзаке посмотри, Серега тоже что−то говорил про лекарства.

Нахожу все нужное и лечу израненные пальцы. Стас смотрит на меня, думает о чем−то своем. Впрочем, и у меня мысли такие же, что теперь будет и как дальше жить. Я хотела поставить точку, а получилось многоточие, потому что хочется повторить то, что случилось между нами этой ночью.

И повторять почаще. Всю жизнь. Но язык не повернется сказать – давай снова поженимся. А еще, мы были беззащитны этой ночью. Может последствий не будет, но мы впервые так забылись.

− Ты вылечился? – спрашиваю и Стас прищуривается. Не понимает, куда клоню. – Ну вот ты был болен, и врач сказал, что не сможешь больше стать отцом. Так? Он же тебе посоветовал обратиться в криохранилище, откуда потом Зойка умыкнула твой биоматериал?

− Да. А, понял, ты боишься, что забеременеешь? Я схожу потом на обследование. В прошлом году доктор сказал, что я стерилен. Но на всякий случай съезжу в аптеку, куплю те таблетки, которые ты раньше пила… после.

Закусываю губу. Исаев не понял, я хочу забеременеть. Пока еще могу выносить и родить ребенка. Я не хочу быть одна. У него есть сын, и мне нужен малыш тоже. Но я молчу, пусть думает, что боюсь беременности. Все равно ничего не получилось, раз в том году он был стерилен. Что может измениться за год в этом плане?

− Разогрею нам завтрак, − собираю окровавленные куски ваты и марли со стола.

Пальцы забинтовала, кровь остановила. Надеюсь, заражения не случится. Роюсь в ящике, набитом разными консервами. Выбираю три банки с разным тушеным мясом, ставлю их на печь.

− Надо их вскрыть сначала, − встает с топчана Стас и достает нож из рюкзака. – Потом станут горячими и открыть труднее будет. В чайник воды набери, надо чай заварить.

− Ты осторожнее, а то еще пальцы почикаешь, − переживаю, наблюдая за действиями любимого мужчины.

Да, любимого. Он стал совсем другим, и я будто снова влюбляюсь. Не знаю, что изменилось. Он по−прежнему заботлив. Даже его отношение ко мне не изменилось. Не злится, не ненавидит, как обычно бывает при разводе. Будто и вовсе не было этого развода.

А я сейчас прошу время остановиться. Или пусть метель бушует хотя бы неделю. Ведь выберемся отсюда и снова будем жить врозь, делая вид, что наша семейная жизнь кончилась.