Месть. Идеальный сценарий (СИ) - Вестова Лея

Я научилась жить в этом состоянии перманентного кризиса. Мой день был расписан по минутам, мой мозг работал, как суперкомпьютер, обрабатывая гигантские массивы информации. Я стала жестче, циничнее, научилась принимать непопулярные решения и увольнять людей, не моргнув глазом. «Железная Кира» перестала быть маской. Она стала моей сутью. По крайней мере, с девяти утра до десяти вечера.

А потом наступала ночь. И в тишине пустого кабинета, в который неизменно, как по расписанию, входил Дмитрий с ужином, я снова становилась собой. Уставшей, израненной женщиной, которая все еще училась заново доверять миру и себе. Эти вечерние разговоры были моим спасением. Он был единственным человеком, с которым я могла снять свою железную броню и позволить себе быть слабой, сомневающейся, напуганной.

Наши отношения развивались в этом странном, неестественном ритме — днем мы были боевыми товарищами, разрабатывающими стратегию, а ночью — двумя близкими душами, робко ищущими путь друг к другу. Мы еще не перешли ту грань, за которой начинается физическая близость, но эмоционально мы были связаны так крепко, как только могут быть связаны люди, вместе прошедшие через ад.

Судебная стратегия Анны была безупречна, как бриллиант чистой воды. Она выстроила обвинение на трех китах: финансовые махинации, подтвержденные аудитом и документами отца; организация подставы, доказанная показаниями Зайцева и свидетелей; и, наконец, венец всего — обвинение в преднамеренном убийстве. Именно этот, последний пункт был для меня самым важным. Я хотела, чтобы они ответили не за украденные деньги. Я хотела, чтобы они ответили за отнятую жизнь.

И именно по этому, самому главному пункту враг нанес свой последний, самый коварный удар.

Звонок от Анны раздался посреди дня. Я как раз проводила тяжелейшее совещание по оптимизации расходов, и ее имя, высветившееся на экране, заставило меня внутренне похолодеть. Анна никогда не звонила по пустякам.

— Кира Игоревна, у нас серьезные проблемы, — ее голос был таким же ровным, как всегда, но я уловила в нем новые, тревожные нотки. — Наш ключевой свидетель по делу об убийстве, доктор Сомов, отказывается давать показания.

Мир качнулся.

— Что значит «отказывается»? — переспросила я, чувствуя, как ледяная рука сжимает сердце. — Мы же гарантировали ему полную анонимность и защиту.

— Он не просто отказывается. Он исчез. Вчера вечером он не вернулся домой с работы. Его мобильный отключен. Жена в панике, говорит, что последние несколько дней он был сам не свой, говорил о каких-то угрозах.

— Корчагин, — выдохнула я.

— Несомненно, — подтвердила Анна.

— Они не могли добраться до нас, они решили уничтожить самое слабое звено. Без показаний Сомова, который может подтвердить факт подмены лекарств и описать симптомы, наше обвинение в убийстве превращается из железобетонного в косвенное. Мы сможем доказать мошенничество, но убийство… они могут выкрутиться.

Я положила трубку. В кабинете воцарилась тишина. Все смотрели на меня, ожидая реакции. Я видела в их глазах страх и растерянность. Еще вчера я была всемогущей «Железной Кирой». Сегодня я была на грани потери всего.

— Совещание окончено, — ровным голосом произнесла я. — Все свободны.

Когда кабинет опустел, я набрала номер Дмитрия.

— Они забрали Сомова, — сказала я без предисловий.

— Я уже знаю, — ответил он. — Мне только что сообщили мои люди. Его машину нашли брошенной в промзоне на окраине города. Пустую.

— Он жив?

— Не знаю, — честно ответил он. — Но если бы его хотели просто убить, сделали бы это на месте. Скорее всего, его где-то держат. Пытаются сломать. Заставить замолчать навсегда.

— Мы должны его найти, Дима! Немедленно!

— Мы уже ищем. Вся моя сеть поднята на уши. Но Корчагин не бандит с большой дороги. Его люди профессионалы. Они умеют прятать концы в воду.

Эта ночь была самой длинной и страшной со времен моего собственного заточения. Я сидела в своем кабинете, не в силах уехать домой. Дмитрий был со мной. Мы не разговаривали. Мы просто ждали. Каждый телефонный звонок заставлял сердце замирать. Время тянулось, как расплавленный свинец.

Ближе к утру, когда я уже почти потеряла всякую надежду, позвонил один из контактов Дмитрия. Он говорил коротко, отрывисто, на каком-то полукриминальном жаргоне. Дмитрий слушал, его лицо превратилось в каменную маску.

— Понял. Будем, — бросил он и отключился. — Нашли, — сказал он, повернувшись ко мне. — Живого. Пока живого.

Облегчение, которое я испытала, было таким сильным, что у меня подкосились ноги.

— Его держат на заброшенной даче в Подмосковье, — продолжал Дмитрий, и его голос стал жестким, как сталь. — Это одно из «отстойников» службы безопасности Корчагина. Мой человек говорит, что его сильно избили, но главное они давят на него через сына. Парню вчера подбросили в машину наркотики. Сейчас его держат в местном отделении полиции. Все куплено. Доктору поставили ультиматум: либо он подписывает официальный отказ от дачи показаний и берет на себя вину за «врачебную ошибку», либо его сын сегодня же отправляется в тюрьму на десять лет за хранение и распространение.

— Чудовища, — прошептала я.

— Я еду туда, — решительно сказал Дмитрий, поднимаясь.

— Я с тобой!

— Исключено, — отрезал он так резко, как никогда прежде. — Кира, это не корпоративные игры. Там вооруженные люди. Профессионалы. Это будет не беседа, а силовая операция. Я не могу тобой рисковать.

— Но ты рискуешь собой! — закричала я, вскакивая. — Дима, не надо! Давай сообщим в полицию, в ФСБ!

— И что? — горько усмехнулся он. — Пока официальная машина раскрутится, пока получит все санкции, Сомова уже либо убьют, либо он подпишет все, что они хотят. И у нас не останется ничего. Нет. Действовать нужно сейчас. Быстро и тихо. У меня есть план.

Я смотрела в его решительное, суровое лицо и понимала, что спорить бесполезно. Он принял решение. И я впервые в жизни испытала настоящий, леденящий душу страх. Страх не за себя. Страх за него.

— Пожалуйста, будь осторожен, — прошептала я, когда он уже стоял в дверях. Он на секунду обернулся. — Это моя война тоже, — просто сказал он и вышел.

Я осталась одна. В полной, оглушающей тишине. Ожидание превратилось в физическую пытку. Я металась по кабинету, как тигрица в клетке, не находя себе места. Каждая минута казалась вечностью. Я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Он там, рискует своей жизнью ради меня, ради моего дела, а я сижу здесь, в безопасности, и ничего не могу сделать.

Или могу?

Я села за стол. Руки дрожали, но мозг, натренированный последними месяцами постоянного кризиса, заработал четко и быстро. Я не могу защитить его физически. Но я могу нанести удар с другой стороны. Я могу использовать свое оружие. Власть и деньги.

Я вызвала Петровского и начальника своего нового юридического отдела. Я поставила им задачу, от которой у них округлились глаза.

— Мне нужно, чтобы в течение трех часов у сына доктора Сомова, который сейчас находится под арестом, появился лучший адвокат по уголовным делам в этой стране. Мне плевать, сколько это стоит. Я хочу, чтобы этого парня вытащили оттуда. Чистым.

— Но, Кира Игоревна, ему подбросили наркотики…

— Значит, докажите, что их подбросили! — отрезала я. — Найдите свидетелей, проверьте записи с камер, проведите экспертизу. Сделайте невозможное. И еще. Я хочу, чтобы к утру у меня на столе лежало предложение для самого доктора Сомова. Пожизненный контракт с лучшей частной кардиологической клиникой в Швейцарии. И полный грант на обучение его сына в любом медицинском университете мира. Я хочу предложить ему не просто защиту. Я хочу предложить ему новую жизнь. Вдали от этой грязи, от этих чудовищ.

Они смотрели на меня с изумлением. Я действовала их же методами. Методами Корчагина. Но не для того, чтобы разрушать, а для того, чтобы спасать.

Время шло. Я не знала, что происходит там, на заброшенной подмосковной даче. Я молилась всем богам, в которых никогда не верила. Около полуночи, когда я уже была на грани срыва, мой телефон ожил. На экране высветилось его имя.