— Они замечательная пара, — сказал мистер Моррисон, — указывая Адамсу на танцующих Перла и Келли.
— Да, исключительно хорошие молодые люди, мне они очень нравятся.
— Келли, тебе хорошо? — спросил Перл, кружа девушку по комнате.
— Да, да, мне так хорошо, как бывало только в раннем детстве.
— Ну что ж, тогда я рад за тебя, Келли. А ты говорила, что не будет праздника. По–моему, наш праздник в полном разгаре.
— Да, только не надо разговаривать, Перл, я боюсь, что все это может исчезнуть. Мне иногда кажется, что все происходящее вокруг — сон, страшный сон.
— Нет, это не сон, Келли, но я надеюсь, ты со временем сможешь забыть эту лечебницу Роулингса и эту сестру Кейнор, сможешь забыть всех.
— Нет, нет, Перл, — приостановилась Келли, — я никогда не забуду лечебницу, я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Я всегда буду помнить.
— Ладно, Келли, давай танцевать и веселиться, ведь сегодня большой праздник и не будем терять времени на бесплодные разговоры. А может, хочешь мороженого? — лукаво улыбнулся Перл.
— Да, я хочу мороженого, ведь у нас на праздник всегда было мороженое и я в детстве очень любила его.
— Тогда, — Перл подбежал к столу, — господа, у вас есть еще порция мороженого?
— Конечно, конечно, — одновременно воскликнули Адамс и Моррисон, — у нас еще полно мороженого. Позвольте я угощу даму?
— Конечно, выбирайте любое, господин президент. Перл учтиво поклонился, взял мороженое и протянул его Келли.
— Мадам, позвольте вас угостить порцией клубничного мороженого и еще я приношу вам свои извинения за то, что не могу вас угостить бокалом шампанского. Но я думаю, времена изменятся и я смогу исправить оплошность.
— Спасибо, — кротко произнесла Келли, взяла мороженое и искренне улыбнулась Перлу.
А он вновь подбежал к проигрывателю, остановил музыку, быстро перебрал пластинки, нашел нужную, поставил на диск и опустил иглу.
Пластинка медленно начала вращаться и из динамиков грянул торжественный марш.
— Господа! — Перл встал на стул, — я хочу поздравить вас с большим праздником — с Днем Независимости Соединенных Штатов. Я уверен в том, что вы все здесь присутствующие — свободные люди и я верю, что мы с вами будем независимыми и свободными до конца наших дней.
Моррисон, Адамс, Келли, Элис принялись хлопать в ладоши и восклицать:
— Мы с вами!
— Наш президент!
— Мы с вами!
— Спасибо, — сдержанно кивнул Перл, горделиво выпятил грудь. — Когда мой народ мне верит, тогда я знаю — мы победим! Наш праздник еще не окончен, — сказал Перл и соскочил со стула.
— А что будет дальше? — поинтересовалась у президента–самозванца Элис.
— Дальше? Праздник пойдет своим чередом. Я думаю, все останутся им очень довольны. Элис, может вы желаете потанцевать с президентом Соединенных Штатов?
Элис смущенно опустила голову. Келли подошла к девушке и тихо прошептала:
— Элис, потанцуй, тебе станет легче. Та отрицательно покрутила головой.
— Нет–нет, Келли, я боюсь танцевать, я не хочу попасть в карцер.
— Да перестань, Элис, какой карцер, ведь сегодня такой замечательный праздник. У нас в доме на этот праздник всегда бывал фейерверк.
— А у нас… — Элис не нашлась что сказать, — а у нас мой отец всегда покупал мне сладости в День Независимости.
— Ну вот, видишь, у нас много общего. Мне родители, когда я была маленькой, тоже покупали сладости, — соврала Келли и улыбнулась.
ГЛАВА 14
— Окружной прокурор прав. — Если даже София возродилась из пепла, то Джина и подавно найдет себе пару. — Фейерверк — зрелище для всех — и для влюбленных и для покинутых. — Цветные пятна на светло–серой стене. — Грустная мелодия любви. — Вспышки фейерверка напоминают хризантемы.
Джина, уже изрядно пьяная, расхаживала по дому, приставая то к одному, то к другому гостю, но все от нее отмахивались. Никто не хотел с ней разговаривать, опасаясь недовольства бывшей жены СиСи Кэпвелла. Огорченная Джина перешла в другую гостиную, здесь она увидела одиноко стоящего Мейсона. На лице женщины появилась улыбка, она, покачиваясь, двинулась к Мейсону. Тот, изумленно вскинув голову, оглядел ее:
— Джина, ты похожа на рождественскую елку, — сказал он, ехидно улыбаясь.
— Ты все шутишь, — ответила Джина.
— А почему бы мне и не шутить? — отрезал Мейсон, явно не собираясь продолжать разговор с ней.
Но она никак на это не отреагировала. Джина вскинула руки и попыталась обнять Мейсона. Он едва смог уклониться от ее объятий.
— Мейсон, скажи мне честно, как идут твои дела?
— Насколько я тебя понимаю, они могли бы быть намного хуже.
Джина сразу же посерьезнела.
— Неужели, Мейсон, твои дела идут так плохо?
Она зачем‑то схватила Мейсона за галстук и, не переставая улыбаться, сказала:
— Продолжай, продолжай оскорблять меня. Но его уже начал злить этот развязный тон.
— Продолжай, Мейсон, мне это даже нравится, — Джина поправила узел галстука на шее мужчины и отошла на шаг в сторону от Мейсона. Скажи, Мейсон, твоя Мэри о тебе хорошо заботится?
От этого наглого вопроса Мейсону стало совсем не по себе.
— Послушай, Джина, ты уже достаточно выпила? — едко спросил он.
Джина игриво заулыбалась.
— Мейсон, у меня очень приятные воспоминания о наших с тобой отношениях. Ты помнишь, как ты приходил ко мне в больницу?
Мейсон Кэпвелл сжал зубы. Его уже окончательно разозлили нахальные вопросики Джины, ее приставания, наглость, хитрость.
— Помнишь, Мейсон, ты предлагал поехать в Париж? А разве можно забыть ту милую сценку в ванной комнате? А, Мейсон? Почему ты побледнел, почему ты так взволнован? Ведь приятно вспомнить, не так ли?
— Джина, возможно, ты огорчишься, но я, признаюсь тебе честно, никогда не вспоминал о тех днях, — глядя прямо в глаза Джине, твердым и спокойным голосом сказал Мейсон, — Единственное, о чем я иногда думаю — это то, что если бы не ты, Джина, то Мэри, возможно, никогда не вышла бы замуж за другого, — ледяным голосом сказал Мейсон. — И поэтому, Джина, у меня иногда возникает страстное желание — взять вот этими руками и задушить тебя, — совершенно спокойно и равнодушно сказал Мейсон, отвернулся и вышел из маленькой гостиной.
Джина стояла, как будто бы на нее вылили ушат холодной воды. Ее губы дергались, с них готовы были сорваться оскорбительные слова, но высказать их было некому, поэтому Джина нервно передергивала плечами и ругалась:
— Ну погоди же, Мейсон! Эти шуточки тебе не пройдут даром, будет праздник и у меня! Ты еще попомнишь, я тебе смогу отплатить за эти жестокие слова! Все Кэпвеллы ужасно наглые и самоуверенные типы и поэтому их мне не жаль нисколько. Какие они все мерзавцы! Как обошлись со мной! Я этого им никогда не прощу, — шептала Джина, стоя одна в малой гостиной.
А сквозь открытую дверь в комнату долетали звуки бравурных маршей, веселых вальсов, хохот гостей, радостные восклицания и звон бокалов.
— Веселятся! Ну ничего, я им еще испорчу праздник, они меня запомнят! — губы Джины дергались, лицо искажала ненависть. — Они меня еще попомнят!
Джина стряхнула с себя злое настроение, на лице вновь появилась улыбка, но глаза одинокой женщины смотрели холодно и жестко.
— Ну что ж, еще один прокол, — с горечью в голосе произнесла Джина и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и неестественной.
Она как всякая женщина инстинктивно почувствовала, что на нее кто‑то смотрит и обернулась. В малую гостиную входил Круз.
— А где же мой спутник? — сама себе сказала Джина, но сказала так, чтобы Круз услышал.
Но Круз не остановился рядом с Джиной. Он прошел мимо нее и направился в гостиную, туда, где у колонны стоял Кейт Тиммонс.
Иден сразу же оставила гостей, подойдя поближе к Крузу и Кейту, она с интересом наблюдала за разговором двух спорящих мужчин.
Кейт не выдержал и бросил в лицо Крузу:
