Селянин (СИ) - "Altupi"

— Заглохни, Паш. У меня уже уши завяли.

— Ну хорошо, — не обиделся тот. — Ты какое койко-место выбираешь? С окном?

Кирилл ещё раз заглянул в обе каморки. Они выглядели одинаково, если не считать, что в одной была темень, хоть глаз коли. В спальне с окном хоть получалось разглядеть степень чистоты наволочки, выглядывающей из-под жёлто-красного плюшевого покрывала.

— Постелил на прошлой неделе, — подсказал Машнов. — Специально за этим приезжал.

— Эту, — сделал выбор Кирилл, проходя кроссовками по паласу к изголовью кровати. Он верил другу, но всё же откинул угол покрывала.

— Хорош нос воротить, я из дома привёз.

Постельное действительно оказалось чистым, современным, белым в синий цветочек, но наверняка успело пропитаться запахом нафталина, как вся хата.

— Надеюсь, твоя прабабка не на этой кровати кони двинула? – возвращая покрывало как было, спросил Кирилл. Пока находиться в этой мерзости он брезговал. Вечером сон склонит, вот тогда и рискнёт лечь.

— Не знаю, — ответил Пашка, освобождая выход из спальни. — Я тогда ещё мелкий был. Да ты не стесняйся. Я сейчас что-нибудь пожрать сварганю, а вечером по холодку сходим, а?

— Валяй.

Пашка, радостный, убежал на улицу к машине, а у Калякина появилась свободная от его болтовни минута ещё раз осмотреться в горнице. Здесь был телевизор, и это вселяло надежду. Он был даже цветным, с пультом, но довольно старой модели — огромный ящик с выпуклым экраном. Хотя лучше не ныть, потому что телека вообще могло не оказаться.

Телевизор стоял на тумбочке, накрытой белой кружевной скатертью. Такой же скатертью, только большего размера, был накрыт круглый стол, вокруг него стояли полированные стулья с изогнутыми ножками. Продавленный диван умещался между двумя выходившими во двор окнами. Над ним висел ковёр. В другом углу стоял трельяж без одного бокового зеркала.

Кирилл взял с тумбочки пульт. Без постоянного фонового стрёкота, новостей, фильмов, потоков ненужной информации он чувствовал себя неуютно. Про интернет в этой глуши не слышали, сигнал совсем не ловился.

— Включай-включай, — разрешил вернувшийся с пакетами жратвы Пашка. — Я электричество подсоединил, так что включай, не бойся.

Он ушёл на кухню, а Кирилл вдавил кнопку «power». Экран с запозданием засветился, потом появилось нечёткое изображение и звук. Кирилл пощёлкал по каналам — лучше не стало. Блять, всё время с рябью и помехами смотреть придётся?

— Пахан, а что с телевизором? — крикнул он в сторону кухни.

— Потом настроим, — откликнулся Машнов. — Иди с хавчиком помоги.

Помогать не хотелось, но желудок бурчал. Калякин оставил какой-то иностранный сериал про больницу, чтобы тишина не давила на уши, и пошёл на зов.

По дороге Калякин уделил внимание прихожей — в ней громоздились два шкафа для одежды и стояли две зелёные табуретки. Кухня выглядела как на картинке из букваря — с русской печью, от которой, впрочем, шли трубы парового отопления.

— Извини, газа нету, — сказал Пашка, кивая еще на электрическую плитку на кухонном столе возле буфета. Он складывал продукты в громко урчащий, так что перебивались голоса из телевизора, низенький холодильник «Полюс», даже запасённый на три дня хлеб. Машнов вообще всегда был деловитым. Наверно, в свою бабку.

— Если бы была зима, ты бы меня печку топить заставил?

— Это ты у государства нашего спроси, которое природного газа для Островка зажало.

— Спрошу. — Кирилл перевёл взгляд на накрытый стол и чуть не блеванул: порезанные огурцы, помидоры, колбаса, сыр лежали на замызганных щербатых тарелках. Тарелки стояли на клеёнке, не мытой со времён царя Гороха, вонь от неё шла соответствующая. — Слышь, Пахан, а нельзя было всё это барахло выкинуть на хуй и хотя бы клеёнку новую купить и посуды одноразовой?

Машнов закрыл холодильник и упёр руки в бока:

— А мы ещё не разбогатели, чтобы я тебе всё новое покупал. Садись давай и ешь, что дают. Мы договаривались, кажется, потерпеть ради дела. Думаешь, меня это всё прикалывает?

— Не строй из себя говнюка, Паша, тебе это не идёт.

— Конечно. Говнюк — это твоя прерогатива. Ешь уже.

— Ем. — Калякин сел на табурет, потянулся за колбасой, но его опередила муха. — Кыш, блять. Паш, а что, от мух ничего не взял?

— Ничего, — Машнов тоже придвинул стул и сел, сделал бутерброд. — Потом посмотрю, может, у бабки дихлофос какой остался.

Они помолчали, хрустя огурцами.

Нутро Кирилла до сих пор противилось существованию в деревне, хотя к операции они готовились недели две, с того дня, как Пашка услышал от бабки интересные сведения.

Но лучше бы они оказались выдумкой маразматической старухи, тогда бы он с удовольствием укатил домой в купленную родителями благоустроенную «двушку», ходил по клубам и трахал девок. Однако на красивую жизнь нужны деньги.

— Твоя бабка хоть точное месторасположение конопляной делянки сказала? А то будем лазить наугад. Целый месяц только на поиски можно проебать, а мне ещё эти деньги спустить хочется.

— С деньгами подожди: ещё как реализация пойдёт.

— Ты же обещал на себя всё взять.

— Возьму. Бабка место описала: через овражек к лесочку… Но ты пойми, Кир, я тут тоже нифига не абориген, херово ориентируюсь в здешних лесочках. Найдём.

— А если её там нет уже? Твоя бабка сколько лет назад коноплю там видела? Может, в этом году она не выросла?

— Всегда росла, а сейчас не выросла, — передразнил Паша. — Выросла. Бабка туда каждый год по ягоды ходила и всегда росла. Поищем. Разомнёшь хоть свои королевские ножки, спортом займёшься, а то жиром скоро заплывёшь от чрезмерного употребления пива.

— Нифига. Ты скорее заплывёшь. Я наелся, кстати.

— Ну тогда пойди, займи себя чем-нибудь до вечера. Поспи, в сад сходи, там яблоки хорошие были раньше. Хотя они, наверно, ещё не созрели. Ладно, найдёшь, в общем, чем заняться.

Оставив Пашку доедать огурцы без соли, Кирилл пошёл на веранду курить.

Жара стала нестерпимой, даже мошкара куда-то пропала. Калякин снял рубаху и повесил её на гвоздь. Пустую сигаретную пачку смял и выкинул в траву под порожками.

С высокой веранды был виден второй этаж коттеджа. Кирилл представил, что на балконе загорает утомлённая сексом грудастая банкирша. Значит, тот селянин, когда выходил от неё и шёл мимо, тоже был удовлетворённым, поэтому и походка такая уверенная. Обслуживает, значит, за деньги бабу, хоть и пидор. А бабе, конечно, плевать, что он пидор, бабам главное, чтобы хуй стоял.

У Кирилла тоже встал. Он был бы не прочь предложить свои услуги банкирше, можно и бесплатно. Только бы со скуки в глуши не помереть. На морду вроде вышел нормальным, девки в клубах табунами гоняются, а опыта точно поболе голубого красавчика.

Кирилл презирал пидоров. За людей не считал.

Если будут доказательства, что красавчик - пидор, не жить ему.

Калякин докурил и ушёл в дом, где было более прохладно.

Корова

3

В восемь вечера они пошли на вылазку. Одеться Пашка посоветовал поплотнее, чтобы не доставала вылезшая с прохладой из всех щелей мошкара. Кирилл плюсом к этому обильно набрызгался от комаров и клещей. Он молился, чтобы им с первого раза повезло найти делянку самосевной конопли, тогда завтра бы скосили и больше не шастали по лесам как пища для летающих и ползающих монстров.

— Волков нет? — спросил Калякин, дожидаясь, пока друг заберет из машины головные уборы.

— Волки только в сказках про Красную Шапочку остались, — посмеялся Пашка, вылезая из салона. — А ты у нас Синяя Бейсболка.

Он попытался водрузить названный предмет гардероба Кириллу на голову, но тот отклонился, выхватил бейсболку и надел сам.

— Так и будешь с недовольной рожей ходить? — спросил Пашка.

— Когда банкирше присуну, подобрею. Или других баб организуй.

— Не, Кир, потерпишь. Нам лишние свидетели не нужны, даже тупые давалки.

Кирилла воздержание не устраивало, но здравый смысл указывал на правоту Пашкиных слов, всё-таки дело у них вырисовывалось не совсем законное.