Развод: Новая жизнь в 50! (СИ) - Шамс Сур

— Это просто невероятно! — вдруг раздался полный восхищения голос. Молодая женщина в тёмно-зелёном платье замерла перед полотном, изображавшим закат. — Как... как вам удалось передать такую глубину? Ощущение, будто солнце сейчас растворится за горизонтом, и ты останешься наедине с тёплым дыханием уходящего дня...

Рука сама собой сжалась в кулак — внутри что-то дрогнуло от её слов. Такой искренний отклик всегда согревал сильнее, чем любые формальные комплименты.

— Иногда искусство создаётся не только кистью, но и сердцем, — улыбка вышла чуть смущённой, но тёплой.

Женщина рассмеялась, кивнула, задержалась ещё на мгновение — и пошла дальше, но, кажется, внутри унесла с собой частичку этой работы.

Постепенно людей становилось всё больше. Раздавались вопросы, слышались комплименты, оживлённые обсуждения перекликались друг с другом, сплетаясь в живую, пульсирующую ткань вечера. Галерея оживала, дышала, становилась чем-то большим, чем просто выставка. Это было место встречи — встреча взглядов, мыслей, эмоций. И это было прекрасно.

Внезапно тишину разорвал резкий, пронзительный звук, будто кто-то провёл ногтями по стеклу. Сердце дёрнулось, ладони вспотели. Инстинктивно обернулась — возле одной из центральных работ стоял мужчина. Его взгляд был бешеным, руки дрожали, а в пальцах он сжимал маркер.

Он не просто держал его. Он пытался что-то написать прямо на холсте.

Ноги сами двинулись вперёд, быстрее, чем разум успел осознать происходящее.

— Что вы делаете?! — голос дрогнул, но в нём всё ещё звучала твёрдость.

Мужчина резко обернулся. В глазах его читалось что-то тревожно-нервное, смесь ярости и отчаяния. Как у человека, который давно держал что-то внутри, но теперь уже не мог сдержаться.

— Это неправда! — выдохнул он, сжимая маркер до побелевших костяшек. — Вы врёте!

По залу пронеслась волна шёпота. Несколько человек вытянули шеи, кто-то уже достал телефон, готовясь снимать. Воздух в помещении сделался вязким, тяжёлым, как перед грозой.

Хотелось позвать охрану, закричать, потребовать, чтобы кто-нибудь вмешался. Но вместо этого рука сама метнулась вперёд, схватила его за запястье. Маркер выпал из его пальцев, отскакивая от пола и оставляя на раме небольшое, но заметное пятно.

Казалось, что время застыло.

Гости замерли, как манекены в витрине. Те, что поближе, смотрели во все глаза, кто-то даже приоткрыл рот. Те, что подальше, перешёптывались, их взгляды вспыхивали экзальтацией, будто они стали свидетелями чего-то действительно значительного.

— Уведите его, — выдохнула наконец, стараясь сохранить голос ровным.

Подоспевшие сотрудники галереи быстро подхватили мужчину под руки, но он не сопротивлялся, только что-то бормотал себе под нос, уставившись в пустоту.

Толпа постепенно начала расходиться, но в воздухе всё ещё висело напряжение, как после вспышки молнии. Казалось, что стены всё ещё хранят в себе его крик.

Хотелось заплакать. Закричать. Разорвать на клочки это пятно на раме, стереть его, как будто этого всего не было.

Но вместо этого просто стояла, смотрела. И пыталась унять дрожь в пальцах.

Михаил оказался рядом первым, словно почувствовал, что что-то не так. В глазах беспокойство, голос мягкий, но настойчивый:

— Ты в порядке?

Руки слегка дрожали, сердце билось быстрее, чем обычно. Глубокий вдох, выдох.

— Да... Просто… не ожидала такого.

Глаза снова метнулись к картине. Она цела. Это главное. Михаил кивнул, стараясь успокоить:

— Главное, что всё обошлось. Картина цела.

Слова должны были подействовать, но тревога продолжала царапать изнутри, как будто кто-то провёл ногтями по стеклу души.

Когда мероприятие подошло к концу, гости разошлись, а команда занялась уборкой, появилось странное ощущение – будто что-то упустила. Руки автоматически потянулись к сумке. Всё на месте… но вот пальцы нащупали что-то, чего там раньше не было.

Записка.

Бумага немного шершавая, сложена аккуратно, словно кто-то очень старался. Сердце снова пропустило удар. Развернула. Чёрные буквы, словно выгравированные, бросились в глаза:

*"Это только начало. Остановись, пока не стало слишком поздно."*

Холод пробежал по спине. В комнате стало душно. Кто? Когда? Как? Вопросы роились в голове, но одно было ясно – это не случайность.

*****

После того жуткого инцидента на выставке реальность словно поплыла, будто тонкий лёд под ногами, который трескается, но ещё не рушится. Всё вокруг выглядело странно, неестественно — знакомые улицы казались слишком длинными, дома слишком высокими, краски будто потускнели, словно кто-то выкрутил насыщенность мира на минимум. Даже воздух стал другим — густым, давящим, наполненным чем-то неуловимо неправильным.

Мысли метались, как вспугнутые птицы, беспорядочно, нервно, налетая друг на друга, путаясь и оставляя за собой лишь чувство нарастающего беспокойства. А записка… Она жгла карман, будто в нём лежал раскалённый уголёк, который вот-вот прожжёт ткань и впечатается в кожу. Сложно было избавиться от ощущения, что, стоит её развернуть, буквы вспыхнут ярким пламенем, разлетятся в воздухе едкими искрами, оставив после себя лишь ещё больше вопросов.

Телефонный звонок ворвался в этот вязкий, тягучий поток мыслей, как выстрел в тишине. Звук резанул по нервам, заставил дёрнуться. На экране высветилось имя Михаила. Он всегда говорил спокойным голосом, мягким, но твёрдым, как человек, который уже всё для себя решил и теперь просто ставит перед фактом.

— Давай встретимся. Тебе нужно развеяться.

Первой реакцией было сказать «нет». Сослаться на усталость, придумать срочные дела, придумать хоть что-то, лишь бы не выходить на улицу, не видеть людей, не пытаться делать вид, что всё нормально, когда на самом деле ничего нормального уже не осталось.

Но в глубине души понималось: одиночество сейчас — худший враг. Оно тянет вниз, засасывает, как зыбучие пески, оставляя всё меньше воздуха, всё меньше сил.

— Хорошо, — ответ слетел с губ сам собой, прежде чем успел появиться хоть какой-то довод против.

*****

Михаил выбрал небольшой ресторан на окраине города, куда часто заглядывали те, кто искал уединения от шумных улиц и многолюдных кафе. Столики стояли под открытым небом, и лёгкий вечерний ветер играл с листьями деревьев. Вокруг горели маленькие фонари, их тёплый свет мягко омывал столы, создавая атмосферу, в которой даже воздух казался чуть более нежным. Он уже сидел за столиком и нервно подёргивал ногой, как всегда в такие моменты, и, хотя глаза его смотрели в пустоту, сердце билось с каждой секундой всё быстрее. Ждал. Знал, что она вот-вот подойдёт.

Когда она наконец появилась, её силуэт слегка расплывался в свете, и всё вокруг будто замедлилось. Он встал, слегка помедлил, чтобы сделать шаг в её сторону, но тут же понял — не стоит, чтобы не выглядеть чересчур напряжённым. Она села, и между ними настала тишина. Но это была не просто тишина — это была тишина, в которой звучали тысячи слов, и каждый из них был о том, что давно назревало.

— Прости, что не смог помочь раньше, — сказал он, пытаясь улыбнуться, но голос всё равно немного дрожал.

Она посмотрела на него, не спеша. Было что-то успокаивающее в её взгляде, как если бы она читала его мысли, но не торопилась ни с чем.

— Ты уже сделал достаточно. — Она сказала это мягко, почти спокойно, как если бы всё уже было сказано за неё. И, в какой-то момент, ей даже не нужно было добавлять больше.

Они начали разговаривать о простых вещах — о выставке, о людях, которых они там встретили, о том, как странно, что столько людей пришло поддержать проект. Но чем дольше длилась беседа, тем более очевидным становилось: это был просто способ оттянуть то, что они оба знали: главное — не сказано. И вот тишина снова опустилась на них. Она была иной. Этой тишины не было раньше.

Михаил глубоко вдохнул и, не отрывая взгляда, посмотрел ей в глаза. Не мог больше скрывать то, что накапливалось в нём все эти месяцы.