Развод: Новая жизнь в 50! (СИ) - Шамс Сур

— Знаешь, я давно хотел сказать тебе кое-что, — начал он, а голос всё равно звучал немного хрипло, будто слова эти были тяжёлыми.

Она замерла, едва заметно напряглась, но не прервала его. В её глазах мелькнуло что-то, и он понял, что она ждёт. В этот момент казалось, что вокруг них никого нет. Только их двое, и этот момент. Он продолжил.

— Я давно чувствую к тебе больше, чем просто дружбу. Возможно, это звучит глупо, но... я влюблён в тебя.

Сердце его билось так, как если бы оно пыталось вырваться из груди. В тот же момент что-то сжалось в животе. Ожидание её реакции было невыносимо долгим. Он не мог смотреть в её лицо, но знал, что она ждёт, как и он, чего-то. Что-то, что могло всё изменить.

Его слова, как молния, вонзились прямо в сердце, пронзив всё насквозь. Так неожиданно, так громко, что на секунду мне показалось, что мир вокруг замер. Не думала, что услышу такое. Сердце в груди стало биться быстрее, словно вот-вот вырвется из-за ребер, а мысли в голове смешались в кашу, не давая собрать их в хоть что-то вменяемое.

— Почему ты молчал? — едва сдерживая дрожь в голосе, вырвалось у меня.

— Боялся, — его ответ был тихим, почти шепотом, как будто он сам не был уверен в своих словах. — После всего, что случилось с твоим браком, я думал, что ты ещё не готова к новым отношениям... что тебе нужно время.

Молча сидели, не зная, что сказать дальше. Казалось, воздух вдруг стал плотнее, а тишина в комнатах заглушала даже самые простые мысли. В голове вертелись тысячи слов, но я не могла подобрать те, что могли бы выразить всё, что творилось внутри. Хотелось ответить что-то лёгкое, что-то, что развеет эту напряжённую атмосферу, но нет... слова просто не выходили.

— Я тоже боялась, — наконец, произнесла, пытаясь освободить свой голос от тяжести. — Но сейчас... возможно, готова попробовать снова.

Как только я это сказала, его лицо озарилось такой искренней улыбкой, что на мгновение я почувствовала, будто вокруг нас распахнуло свои объятия теплое лето. Словно зима наконец закончилась, и вот оно — солнце. Мой взгляд встретился с его, и я увидела в его глазах какую-то лёгкость, нежность, которая была мне так необходима.

Разговор продолжался. Он стал легче, как бы обретая свежесть, как если бы на нас внезапно снизошёл какой-то магический момент понимания. Смех, шутки — всё это начало наполнять наш разговор, и вдруг стало понятно, что весь мир вокруг нас изменился. Этот вечер стал чем-то большим, чем просто моментом. Он стал поворотным, как новая страница в книге, которую мы начали писать вместе.

Когда вышли из ресторана, ночной воздух приятно холодил кожу, напоминая, что день уже позади. Город жил своей жизнью: где-то вдалеке сигналили машины, уличные фонари лениво моргали, а из открытых окон доносился приглушённый смех и музыка.

Шагали неторопливо, переваривая ужин и лениво перебрасываясь словами о будущем. Какие-то неясные планы, несерьёзные мечты — просто болтовня, чтобы растянуть этот приятный момент.

Но что-то изменилось. Чутьё сработало раньше, чем разум успел осознать. Чья-то фигура, знакомый силуэт у входа.

Геннадий.

Стоял, будто бы случайно, но слишком напряжённый для случайности. Руки в карманах, взгляд цепкий, словно выжидал удобный момент.

— Нам нужно поговорить, — голос его был ровным, но в глазах плескалось что-то беспокойное.

Ночь будто сгустилась вокруг, звуки города отошли на второй план.

Глава 29

Геннадий стоял под фонарём, сутулясь от напряжения. Жёлтый свет заливал его лицо, а длинная тень растекалась по потрескавшемуся асфальту, словно какая-то зловещая метка судьбы. В груди всё сжималось. Хотелось просто развернуться и уйти, раствориться в ночи, забыть, что эта встреча вообще должна была состояться. Но что-то внутри, упрямое и мучительное, не давало сделать ни шага назад.

Чуть поодаль, в тёмной полосе между двумя фонарями, стоял Михаил. Его фигура казалась почти призрачной, но взгляд был чёткий, цепкий. Не подходил ближе, не давил, но давал понять — если что, подстрахует.

Геннадий шумно выдохнул, словно собираясь с духом, и наконец заговорил:

— Знаю, что не имею права просить об этом… — Голос предательски дрогнул, и он сжал кулаки, пытаясь удержать себя в руках. — Но мне нужно было увидеть тебя.

Ответ прилетел мгновенно, холодным лезвием по коже:

— Зачем?

Коротко, резко. Как будто надо было срочно отсечь лишнее, не дать чужим словам пробраться под кожу.

Геннадий сглотнул. Внутри всё горело, но он заставил себя говорить дальше:

— Мой брак… он закончился. Она ушла. — Сделал паузу, сжал челюсти, посмотрел прямо перед собой, стараясь не выдать, как дрожат пальцы. — И я понял, что совершил ошибку.

Тишина повисла в воздухе, густая, почти осязаемая. Только где-то вдалеке шумела ночная улица — редкие машины, далёкие голоса. А между нами — пропасть, заполненная словами, которые ещё не были сказаны.

Его слова обожгли, как ледяной ветер в разгар зимы. Будто кто-то внезапно сорвал с плеч тёплое одеяло, оставив наедине с пронизывающим холодом. Хотелось спросить, почему он так долго молчал, почему осознание пришло только теперь, когда всё уже давно было сказано и пережито. Но язык не поворачивался. Просто смотрела на него, давая возможность договорить.

— Я осознал, что потерял самое важное. Тебя.

Глухо, как падающий в пустоту камень. В другой жизни, в другой реальности эти слова могли бы растопить лёд внутри, заставить сердце дрогнуть. Но сейчас… Сейчас они звучали как пустая формальность, запоздалая попытка исправить то, что давно стало частью прошлого.

— Поздно, Геннадий. Между нами всё кончено.

Он опустил голову, словно ожидал именно этих слов. Не стал оправдываться, не стал умолять, не пытался развернуть ход событий вспять. Только кивнул, чуть слышно вздохнул и заговорил снова:

— Я не прошу прощения. Просто хотел, чтобы ты знала.

Молчание повисло тяжёлым грузом. Казалось, воздух между нами загустел, пропитался чем-то неизбежным, невысказанным. Хотелось сказать что-то ещё — что именно, не понимала. Слова застряли в горле, оставляя вместо себя только глухую, невыразимую боль.

— Желаю тебе найти то, что ищешь, — наконец выдохнула, поворачиваясь к Михаилу.

Геннадий остался стоять на том же месте. Даже не пошевелился, не позвал. Просто смотрел, а потом его силуэт медленно растворился в темноте.

Шла рядом с Михаилом, но внутри что-то сжималось, тянуло назад, напоминало. Старые раны, казалось, затянувшиеся, вдруг снова заныли. Не хотелось признаваться даже самой себе — его появление всё-таки оставило след.

Возвращение домой началось с какого-то странного, липкого беспокойства. Казалось бы, обычный день, полон дел и забот, но стоило только подойти к подъезду, как внутри что-то сжалось. Может, просто усталость? Может, накручиваю себя на ровном месте?

Но стоило подойти к двери, как тревога ударила в грудь ледяной волной. Замок… Взломан. Показалось? Нет. Металл поцарапан, дверь будто чуть перекошена.

Глубокий вдох. Дрожащая рука тянется к ручке. В квартире пахнет чуть иначе, чем обычно, каким-то чужим, едва уловимым присутствием.

На первый взгляд всё вроде на своих местах, но… ящик стола. Он должен быть закрыт. Чётко помню, закрывала его утром. А теперь — приоткрыт, словно кто-то лазил внутри.

Полка с книгами. Всегда стоят ровно, по порядку, как люблю. А сейчас… выбивается одна, вторая. Кому понадобилось их трогать?

— Кто?.. — вырывается шёпотом.

Тишина в ответ.

Грудь сдавливает паника. В висках стучит кровь. Где-то в квартире мог остаться кто-то чужой? Или уже ушёл, оставив после себя этот тонкий налёт тревоги?

В квартире висела какая-то гнетущая, липкая тишина. Каждый шаг отдавался гулким эхом, будто стены больше не были своими, а превратились в чужие, холодные, равнодушные. Сердце билось слишком громко, казалось, если прислушаться, можно услышать, как кровь стучит в висках.