Сломленная голубка (ЛП) - Мари Кайла

Глава 20

Лана

Глаза Каллума закрываются, но я все еще трясу его, умоляя проснуться.

— Пожалуйста, детка, пожалуйста, не оставляй меня, — плачу я.

— Черт! Что я наделал! О боже, что, черт возьми, я наделал.

Голос Коула возвращает мое внимание к нему. Он стоит, запустив руки в волосы, и широко раскрытыми глазами смотрит на окровавленное тело Каллума.

— Ты убил его! Ты, блядь, убил его! Он был счастлив! Почему ты не мог оставить нас в покое, гребаный ублюдок! — Я кричу.

— Ты. Ты! — кричит он, указывая на меня трясущимся пальцем. — Эта пуля предназначалась тебе! Это ты во всем виновата, гребаная шлюха!

Ненависть наполняет его глаза, когда он бросается на меня. Я отпускаю Каллума, отползая назад. Коул спохватывается, прежде чем чуть не затоптать Каллума, и я пользуюсь его паузой, чтобы быстро вскочить на ноги и забежать в дом, слыша топот ботинок Коула за мной.

Я снова ловлю себя на том, что убегаю от Коула, хотя думала, что те дни прошли. Я решаю, что это будет последний раз, черт возьми, когда я должна убегать от него. Он отнял у меня все.

Мои вены наполняются гневом, превращаясь в мощную смесь ярости и адреналина. До этого мне дважды не удавалось убить его. Сегодня вечером я не подведу в третий раз.

Я добираюсь до кухни, вытаскиваю большой мясницкий нож из деревянного бруска на столешнице, прислоняюсь спиной к стене холодильника и жду.

— Прямо как в старые добрые времена, да, Лана? Ты знаешь, я поймаю тебя, и мне действительно понравится медленно заставлять тебя расплачиваться за то, что ты забрала у меня моего брата! — рычит он, входя на кухню.

Мое сердце учащенно бьется, когда его медленные шаги приближаются ко мне. Я крепко сжимаю нож в руке. Это за все, через что он заставил меня пройти. Это для Каллума.

Проходя мимо холодильника, Коул останавливается как вкопанный. Я задерживаю дыхание, и в тот момент, когда я могу сказать, что он чувствует меня, он начинает поворачивать голову в мою сторону. Я приступаю к действию.

Я всаживаю нож прямо в живот Коулу. Ощущения, как он погружается в его плоть, было бы достаточно, чтобы меня вырвало, но это чувство подавляется яростью, пылающей внутри меня.

Коул хрюкает и сгибается пополам, хватаясь за живот. Я вырываю нож обратно, когда он падает на колени, сворачиваясь калачиком, как увядший цветок.

— Черт, — ворчит он.

Я заношу нож над головой и вонзаю его в спину. Еще один болезненный стон срывается с губ Коула, когда он прикладывает окровавленную руку к ране на верхней части спины. Я снова и снова наношу удар в его спину, пока он полностью не падает на землю, постанывая от боли.

— Ты гребаная сука. Я должен был убить тебя давным-давно, — хрипит он.

Я стою над его большим телом, лежащим лицом вниз на кухонном полу. Вокруг нас начинает собираться лужа крови.

— Мое похищение было самой большой ошибкой, которую ты когда-либо совершал, Коул, говорю я таким ровным, спокойным голосом, который я даже не узнаю. Я снова заношу нож, но прежде, чем я наношу следующий удар, мою ногу выдергивают из-под меня, и я сильно ударяюсь об пол локтем, в результате чего теряю хватку на ноже. Быстрая вспышка паники поражает меня. О нет. Я переворачиваюсь на живот, протягивая руку за ножом, когда Коул снова хватает меня за ногу, притягивая к себе.

— Отвали от меня нахуй! — Я кричу, пытаясь пнуть его. Ему удается подчинить мои ноги, и он наполовину заползает на мое тело. Его кровь капает на меня. Несмотря на его ослабленное состояние, потребуется гораздо больше усилий, чтобы остановить его большую, возвышающуюся фигуру. О Боже.

— Ты снова подо мной, шлюха. Все кончено.

Кровь капает из его отвратительного рта. Он заносит кулак назад, прежде чем тот врезается мне в лицо, заставляя мое зрение затуманиться и закружиться.

Нет. Я не могу позволить ему победить.

— Пошел ты! — Кричу я, глубоко погружая пальцы в одну из ран на его животе, и он воет в агонии. Пауза Коула дает мне шанс отодвинуться достаточно, чтобы дотянуться до ножа.

Он дергает меня за волосы, оттягивая назад, а затем его руки находят мое горло и сжимают сильнее, чем когда-либо, на этот раз он, несомненно, намеревается убить меня, но он не замечает, что у меня снова нож.

Я замахиваюсь ножом, как когда-то делала с разбитой тарелкой много месяцев назад в подвале. Однако на этот раз, на этот раз все попадает в цель.

Нож с удовольствием погружается в шею Коула сбоку, словно вонзается в теплое масло.

Его глаза расширяются, и он мгновенно отпускает меня, падая обратно на задницу и держась за шею. Между его пальцами течет кровь.

Но я не собираюсь рисковать.

Все еще держа нож в руках, я толкаю его на пол, оседлав его толстое тело, и начинаю раз за разом наносить удары ножом. Все воспоминания о хижине возвращаются ко мне в ярких деталях.

Каждое прикосновение, каждая жестокость, каждый болезненный агонизирующий момент.

Алые капли разбрызгиваются по моим рукам, телу и лицу. Я смотрю Коулу в глаза, продолжая погружать в него лезвие снова, и снова, и снова.

Я наблюдаю, как жизнь исчезает из его глаз, отчего на моих губах появляется кривая, пропитанная кровью улыбка.

Я наконец останавливаюсь и падаю на пол, переводя дыхание. Мои руки устали, и я едва могу поднять их, чтобы вытереть красную жидкость, покрывающую мое лицо.

Теплая кровь начинает пропитывать мои волосы, пока я лежу на кафельном полу. Мне нужно позвонить в полицию.

Вся в крови, я пробираюсь к телефону на стойке и делаю звонок. Затем я еще немного стою, глядя на Коула и на то, что от него осталось. Я понятия не имела, что могу быть способна на такую жестокость. Возможно, никто не знает, пока кто-то вроде Коула не послужит катализатором, чтобы вывести нашу темную сторону на свет.

Я слышу мяуканье Генри, когда он появляется в поле зрения, переступая через тело Коула и по всей запекшейся белой плитке, оставляя маленькие кровавые отпечатки лап по всей кухне, когда он направляется ко мне. Я поднимаю его и бегу обратно к телу Каллума и жду полицию.

Эпилог

Лана

6 Месяцев Спустя

То, что у нас было, не было квинтэссенцией любви. Наша любовь родилась во тьме, выковалась в хаосе и боли, разбилась вдребезги и была собрана заново со слезами и обещаниями.

Потеря Каллума была непохожа ни на одну боль, которую я когда-либо испытывала. Хуже, чем те мучения, которые я испытывала в той хижине много лет назад. Я любила Каллума с яростью, о которой и не подозревала. Я скучаю по нему. Я всегда скучаю по нему, но в некоторые дни с этой тоской намного легче справляться. В некоторые дни я могу скучать по нему, вспоминать хорошие воспоминания и просто быть в порядке. В другие дни это невыносимо, и боль наполняет пустоту, которую его отсутствие оставило внутри меня, и мне требуется вся моя сила, чтобы не сломаться.

Я сажусь в комнате, наполненной постоянными пищащими звуками, и прикасаюсь к голубю, который все еще висит у меня на шее. Мне нужна надежда.

Я смотрю на мужчину, мирно лежащего на больничной койке, подключенного к многочисленным аппаратам. Его обычно слегка загорелая кожа теперь приобрела бледность.

Я протягиваю руку и беру его за руку.

— Я так сильно скучаю по тебе, Каллум. Вернись ко мне, — шепчу я мужчине, которого люблю, мужчине, на моих глазах умирающему у меня на руках, мужчине, который последние 6 месяцев был в коме.

Я глубоко вздыхаю и начинаю убирать руку, когда внезапно чувствую, как пальцы слегка сжимают мои, и перевожу взгляд с наших рук на лицо Каллума.

Его глаза медленно открываются, он щурится и привыкает к свету. Эти прекрасные ледяные глаза, по которым я так скучала, встречаются с моими. Я чувствую слабость в коленях.

— Каллум, — выдыхаю я.

— Голубка, — с трудом произносит он.