Моя идеальная ошибка (ЛП) - Хейл Оливия

— Алек, — наконец выдыхаю я.

Он прижимается лбом к моему. Кожа покраснела.

— Да?

Я ерзаю, чувствуя его эрекцию.

— Я готова к большему.

— К чему именно?

В его взгляде мелькает насмешка, и я прищуриваюсь.

— Разве ты не хочешь переспать со мной?

Алек хрипло усмехается. Он прижимает мою руку между нашими телами, прямо к твердому бугорку в брюках. Даже сквозь ткань размеры впечатляют.

— Думаю, очевидно, чего я хочу, — его голос низкий, хриплый. — Я желал тебя дольше, чем следовало, и то, что представлял... Иза, мне нужно обладать тобой. Кажется, я умру, если этого не случится. Но ничего не сделаю, пока ты не скажешь то же самое без стыда.

Мой рот приоткрывается.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты призналась в своих желаниях, — он наклоняется, приблизившись к самому уху. — Как хочешь, чтобы я прикасался к тебе. Что нравится в сексе. Нужны слова, милая, а сегодня я их не услышал.

— Это нечестно, — голос звучит выше от возмущения.

Он усмехается, проводя пальцем по моей щеке.

— Возможно. Но я нечестный и никогда этого не скрывал. Зато я дотошный.

— Ты снова отступаешь.

Пальцами Алек сжимают мое запястье, прижимая ладонь к своей эрекции, будто в качестве доказательства.

— Нет, — говорит он. — Я даю задание. В следующий раз хочу, чтобы ты показала, что тебе нравится в сексе.

Глаза расширяются.

— Что?

Алек поднимает мою руку, проводит ею по своей груди и прижимает к шее. В уголке губ играет похабная ухмылка.

— Ты уже второй раз это повторяешь. Мы не перейдем дальше, пока ты не научишься говорить о сексе.

— Я могу говорить!

— Правда? — он наклоняется, губами чуть касаясь моих. — Какие позы тебе нравятся? Что возбуждает?

Я смотрю в его глаза, находящиеся так близко, что расплываются, и мысли путаются. Позы. С ним. По спине пробегает дрожь, и ответ уже готов сорваться с языка, но он... унизительный. Обычно я не кончаю во время секса. До, иногда после, изредка в процессе.

Он целует меня, и это окончательно сбивает мысли. Я обвиваю руками его шею, но Алек слишком быстро отрывается.

Ненавижу, что он прав.

Он отстраняется, и я слегка пошатываюсь. Алек натягивает на меня джинсы, и в движениях столько нежности, что она совсем не вяжется с напряженными чертами лица. Сквозь ткань брюк я все еще чувствую эрекцию. Член кажется огромным, готовым взорваться.

— А ты? — спрашиваю я.

Алек приподнимает бровь.

— А что я...?

В вопросе явный вызов. Будто он знает, что я не решусь подобрать слова. Не смогу задать вопрос.

Я встречаю его взгляд, игнорируя нервный ком в животе.

— А как насчет твоего оргазма?

Он проводит рукой по подбородку, взгляд становится пристальным.

— Сделаю то же, что и каждую ночь с тех пор, как ты переехала.

— О... — вырывается у меня.

Желание понаблюдать накрывает с головой и я пытаюсь представить это, но не могу. Алека Коннована, теряющего контроль.

Алека Коннована, ласкающего себя.

Он смотрит на меня так, будто видит это желание и даже больше, но остается верен своему слову. Пока я не произнесу о своих желаниях вслух, он не перейдет черту. Такой границы я никак не ожидала.

До сих пор мне не приходилось быть активной участницей. Секс был просто частью существования, и меня это устраивало. Можно было просто плыть по течению.

Но одного лишь вкуса близости с Алеком хватило, чтобы понять: я хочу большего.

— Иди, — говорит он, кивая в сторону запертой двери спальни. — Или я соблазнюсь нарушить собственные правила.

Я отступаю к двери. Алек выглядит измученным, застыв в дверном проеме ванной. Взгляд прикован ко мне, пальцы сжаты в кулаки.

— Думай обо мне, — говорю я.

Алек опускает руку, сжимая себя поверх брюк. От этого зрелища сердце сжимается.

— Как и всегда, — отвечает он.

19. Изабель

Я стою рядом с Уиллой в огромном актовом зале «Сент-Реджиса». Она прижалась ко мне ближе обычного, выглядя просто невероятно с косичками, заплетенными мною всего полчаса назад в женской раздевалке.

На сцене ребенок исполняет довольно приличную версию «К Элизе» Бетховена. Намного лучше того, на что я способна.

— Он написал? — спрашивает Уилла.

Я снова проверяю телефон, но новых сообщений от Алека нет.

— Нет. Наверное, все еще в пробке.

Она хмурится, и на лице появляется взрослое выражение разочарования. Но в глазах еще и осколок чего-то другого. Грусти.

Сердце разрывается.

— Я знаю, он очень хотел прийти, — говорю я. — Хочешь, я попрошу директора изменить порядок выступлений? Чтобы ты играла последней?

Уилла качает головой.

— Мы выступаем по классам. Меняться нельзя.

— А...

Уилла скрещивает руки на груди, и на мгновение я замечаю, как у нее дрожит нижняя губа. До выступления остается всего несколько минут.

— Он обязан приехать, — бормочет она.

Меня охватывает ужасное предчувствие: она не выйдет на сцену, если Алек не появится. Черт.

Я присаживаюсь перед ней.

— Эй, — мягко говорю я. — Я же запишу все, помнишь? Даже если папа не успеет, он все увидит потом. Мы сможем посмотреть запись вместе: с тобой, Сэмми и Катей. Даже Мака позовем. Закажем попкорн.

Ее глаза на секунду загораются, но тут же сужаются.

— Это из-за тебя, — говорит она. В голосе звенит резкий гнев. — Это ты виновата, что его нет!

Я вздыхаю.

— Мне жаль, но это не так. Он в пробке.

И это его вина, добавляю про себя. Уилла злится, но она не одна такая. Алек должен был уже приехать. Я трижды напоминала ассистенту время концерта. Уилла всю неделю о нем говорила.

Алек знал.

И все равно не приехал.

Уилла отворачивается, все так же скрестив руки на груди, а мне хочется ее обнять. Она кажется такой маленькой в нарядном платье и с косичками, с яростным выражением лица.

Я ее понимаю.

И пусть, возможно, Уилла не хочет слушать, я все равно говорю:

— Удачи. Выйди и сосредоточься только на пианино. Не на зале. Просто сделай все, что сможешь, и позволь мелодии унести тебя.

Может, это и не лучший совет для ребенка, но мне помогало. Год за годом, ночь за ночью. Сосредоточься на нотах, на движениях пальцев.

Все остальное не имело значения.

Уилла не отвечает. Через несколько секунд объявляют ее имя, и та выходит на сцену с гордо поднятой головой. Я так привыкла видеть ее рядом с Сэмом, в роли старшей сестры, что забыла, какая она еще маленькая.

Я спешу на место в первом ряду, зарезервированное для родителей. Рядом пустует кресло. Я набрасываются на спинку пиджак, «занимая» его.

Пишу Алеку еще раз:

Я: Первый ряд справа. Выступление Уиллы начинается. Приезжай.

Затем включаю запись и смотрю на Уиллу.

Вскоре появляется и он.

Я чувствую это, даже не поворачивая головы. Его массивное бедро касается моего, а в воздухе повисает знакомый запах кофе и дождя, въевшийся в шерсть пальто.

Уилла сидит за пианино, выпрямив спину, и исполняет свою часть концерта. Играет хорошо. Несколько мелких ошибок, но я замечаю их только потому, что была свидетелем репетиций. Вряд ли остальные зрители что-то уловили.

В руках у Алека букет роз.

Часть моего гнева тает.

Уилла замечает отца в зале. Она бросает взгляд на меня в первом ряду, потом на него, и лицо в мгновение ока озаряется улыбкой.

Краем глаза я замечаю одобрительный кивок Алека.

Боже, как же дети нуждаются в его одобрении. Раньше я не понимала этого настолько ясно.

И не злилась на него за то, что этого не замечает.

После концерта Уилла сбегает по ступенькам к Алеку.

— Ты пришел!

— Пришел. Мне очень жаль, что опоздал, солнышко, — он обнимает ее одной рукой и протягивает розы. — Это тебе.

Она смотрит на него снизу вверх.

— Правда?

— Конечно. Старая добрая традиция, — говорит он. — Уверен, у Изабель после выступлений тоже было полным-полно цветов.