Выгодная позиция (ЛП) - Каффери Ребекка Дж.

Новости становятся еще лучше на следующий день, когда мы возвращаемся домой, сохранив наши стартовые позиции P1 и P3, но сегодня нет никаких эйфорических объятий. Киана вызывают в СМИ вместе со шведами, Доррисом и Йоханнесом, а я чувствую себя обиженным, что меня не вызывают вместе с большими именами после того, как я так хорошо выступал в этом сезоне. Я знаю, что не претендую на победу в чемпионате, но все же.

В следующем сезоне, говорю я себе. В следующем сезоне они будут стучаться в мою дверь, чтобы добраться до меня.

Я еще больше обижаюсь, когда Киан не подходит поздравить меня, как только исчезают все камеры. Он вернулся к своей тактике полного избегания. Вернувшись в отель, я пытаюсь заговорить с ним на пути между лифтом и нашими номерами, но он смотрит сквозь меня, словно меня там и нет, а потом исчезает внутри, оставляя меня одного в коридоре.

Он может сколько угодно пытаться игнорировать меня, но долго это не продлится.

Для европейской части тура Хендресом предоставили нам роскошный дом на колесах, соответствующий последнему слову техники. Именно так. Моторхоум, единственное число.

Для совместного использования.

По всей Европе в течение двенадцати недель.

Никому из нас не удастся сбежать, и я не могу дождаться. Скорее рано, чем поздно, нам придется поговорить о том, что произошло.

Глава тринадцать

Киан

Я никогда не задумывался о поджоге, пока не оказался в доме на колесах с

Харпером Джеймсом. Сейчас поджечь его, чтобы вернуться в свой тихий номер в отеле, кажется очень хорошей идеей.

Делить такой дом с Элайджей на протяжении последних трех сезонов было просто великолепно. В первом сезоне он помог нам сблизиться, во втором - сохранить рассудок, когда столько разных погодных фронтов угрожали сорвать различные

Гран-при во время европейского этапа, а в прошлом сезоне он стал домом для многих вечеров с пиццей и тихим пивом, когда мы праздновали каждую победу.

В этом году он похож на тюрьму: те же четыре стены, но меньше и удушливее.

Я уже нахожусь в точке кипения от этой ситуации, а ведь это всего лишь пятый день.

«Ты, наверное, шутишь!» - кричу я. Харпер снова оставил половину своего вчерашнего наряда на полу в гостиной и уже покрыл все кухонные поверхности крошками от тостов.

Глаза Харпера распахиваются, когда он, полусонный, прислоняется к стойке и кормит себя тостами в одних боксерах. Если бы я не был так зол, я бы позволил себе оценить картину перед собой немного больше.

«Что?» - ворчит он, потирая маслянистой рукой свои кудри, чтобы убрать их со лба.

Это отвратительно, но стояк, пытающийся появиться в моих шортах, с этим не согласен.

«Здесь отвратительно, Харпер. Как ты можешь так жить?»

«Серьезно, солнце еще даже не взошло. Сейчас около восьми утра. Почему ты кричишь?»

Жалюзи все еще опущены, и он явно с похмелья - я чувствую в воздухе запах несвежего пива, - так что он понятия не имеет, что солнце взошло несколько часов назад и сейчас точно не 8 утра.

Я открываю каждую штору по очереди, чтобы доказать свою правоту. Он прикрывает глаза, щурится и стонет. Австрийское солнце отнюдь не греет, но это, несомненно, дневной свет.

«Мы должны делить это пространство», - говорю я, сердито показывая на беспорядок, который он устроил после приготовления пары кусочков тоста.

«Хорошо, дедушка. Я уберусь после пары часов сна. Дай мне передохнуть».

«Отдохнуть?» Он рассматривает все свое гоночное приключение как один большой отдых.

«Боже, можно подумать, я прошу от тебя всего мира, а не минимума».

Возможно, для Харпера это и есть мир. Как будто ему никогда в жизни не приходилось приводить себя в порядок. Я не очень много знаю о его прошлом.

Может, у него был дворецкий, который ходил за ним с совком и щеткой, а может, это форма оружейной некомпетентности.

«Я всегда планирую навести порядок, а к тому времени, как я собираюсь до него добраться, ты уже все сделал», - говорит он.

«Потому что ты оставляешь тарелки и миски в раковине на несколько дней подряд.

В итоге мы получим гребаное нашествие мух».

«Они замачиваются. Ты должен оставить их отмокать».

Этот разговор ни к чему не приводит, и я понимаю, что просто теряю время.

Оставив его спорить с самим собой на кухне, я беру свою спортивную сумку и осматриваю себя в зеркале, чтобы убедиться, что выгляжу презентабельно.

«Куда это ты собрался?» - спрашивает он, нависая над моим плечом, пока я пытаюсь привести в порядок волосы в зеркале у двери.

Наверное, мне не стоит беспокоиться о том, как выглядят мои волосы, когда я собираюсь отправиться в спортзал и попотеть, но сейчас повсюду таятся пресса и фанаты. Чтобы попасть в спортзал, я должен пройти через пункт доступа для фанатов, и, называйте меня тщеславным, но мне не нужны мои дерьмовые фотографии в социальных сетях.

«В спортзал, не то чтобы это было твоим делом».

«Ты всегда так наряжаешься, чтобы пойти на тренировку?»

«Я встречаюсь с Джексоном». Не знаю, почему я чувствую необходимость добавить это. Мы же не на свидание идем - просто в спортзал.

«В последнее время кажется, что вы двое не разлей вода. Ты ничего не хочешь мне сказать?»

«Нет.»

«Я просто удивлен. Не думала, что он в твоем вкусе».

«В моем вкус для тренировок?» отвечаю я, хотя прекрасно понимаю, что он имеет в виду. Кроме кудрявых волос, между Харпером и Джексоном нет других сходств.

«Хм. Что ж, удачного дня, я думаю».

Он бросает эту тему гораздо быстрее, чем я ожидаю, и возвращается, чтобы забрать свой наполовину съеденный тост с кухонной стойки.

Как ни странно, он оставляет нож - с маслом на лезвии и рукоятке - в стороне, не удосужившись даже положить его в раковину, не говоря уже о том, чтобы помыть.

У меня возникает искушение сделать это за него, но он никогда не научится, если я это сделаю. Поэтому я ухожу, не заботясь о том, что опоздал на встречу с

Джексоном. Мне просто необходимо сейчас быть где-нибудь, кроме как на расстоянии броска от Харпера.

Джексон, в отличие от Харпера, пунктуален и не отлынивает, не предупредив меня, так что он уже ждет у входа в спортзал, когда я прихожу. Похоже, мы оба пришли рано.

Я знаю, что у меня лицо как гром, потому что коридор фанатов, через который мне пришлось пройти по пути сюда, сказал мне, чтобы я взбодрился.

Я благодарен Джексону за то, что он не спрашивает сразу, в чем дело, потому что я бы, наверное, взорвался. Вместо этого мы отправляемся в раздевалку, бросаем сумки и куртки и начинаем разминаться.

Он смотрит на меня боковым зрением, пока мы используем соседние кросс-тренажеры, словно пытаясь понять, как спросить, все ли в порядке. Это делает меня немного параноиком, потому что мне кажется, что он все видит. Я не знаю, что

Андерс рассказал ему о той взбучке, которую он устроил нам в начале сезона, и знает ли Андерс, что мы с Харпером восприняли его предложение симулировать дружбу на публике буквально. Я также не знаю, какое влияние Джексон имеет на принятие решений в команде, что делает эту ситуацию немного политической.

Возможно, мне не стоило рассказывать Джексону о поцелуе. Я не назвал Харпера,

но у меня такое чувство, что он подозревает, что это был он. Это раздирало меня на части; это очень мешало моей голове, что отражалось на моих спортивных результатах. А я не могу себе этого позволить. Я просто не мог больше держать это в себе, эти навязчивые мысли и чрезмерные размышления, и однажды я просто проболтался об этом, когда мы пили кофе. К тому же я знаю Джексона уже около десяти лет, хотя это первый сезон, когда он присоединился к нам в туре в качестве члена команды менеджеров. Он всего на год младше меня, и если бы обстоятельства сложились иначе, я думаю, мы бы давно стали близкими друзьями.

Его отец - мой босс, что не помогло мне вначале, и Джексон всегда был немного замкнутым. Трудно писать объективно и критически о своих друзьях, а поскольку он построил свою карьеру и репутацию как репортер гонок чемпионата, я знаю, что это создает определенные трудности. Когда он только начинал, его обычно обвиняли в кумовстве, потому что его отец - директор одной из самых успешных и конкурентоспособных команд. В некоторых своих ранних материалах - статьях для автогоночных журналов и одном документальном телефильме, который мне особенно запомнился, - он, на мой взгляд, заходил слишком далеко и делал несправедливо язвительные заявления о гонщиках Хендерсома, включая меня, и о своем отце и последних инженерных решениях. Оглядываясь назад, я думаю, что он просто пытался утвердиться, и теперь, спустя более десяти лет, он заслужил свою репутацию проницательного критика, хорошего интервьюера и одного из лучших обозревателей автогонок.