Аксель. Новая жизнь (СИ) - Зимняя Марина

Парень, еще раз припечатав по стене, уходит на балкон. Маша, помедлив несколько минут, идет следом за ним.

— Тебе даже возразить мне нечего, — говорит севшим голосом. — Скажи, зачем мы вместе? Зачем, Макар?

— Я тебя никогда не держал... И сейчас не держу, — произносит парень, выпустив изо рта струю сизого дыма.

— Макар…

— Собирайся! Поедем ее искать.

— Где ты собираешься ее искать? Там лес кругом. Я звонила ей. Абонент вне зоны действия сети, — говорит девушка, опустив голову.

— Маша! Если с ней что-нибудь случится, — качает он головой.

— Что с ней случится? Здоровая девка выйдет на трассу. Поймает попутку. Доберется как-нибудь!

— Это ты бы добралась как-нибудь!

Глаза девушки вспыхивают.

— Да! Я бы добралась! А она у нас особенная. Она без твоей помощи пропадет: зачахнет, засохнет и сдохнет!

Макар, не отрывая взгляда от Маши, тушит сигарету в блюдце, полном окурков. Импровизированная пепельница соскальзывает с узкого подоконника застекленного балкона. Со звоном разбивается, рассыпая свое содержимое по полу.

Маша молча идет за веником. Слезы не перестают бежать по щекам девушки.

— Поехали! Потом уберёшь, — говорит он, направляясь на выход.

— А не надо никуда ехать! — взор Маши устремлен во двор. — Вон, посмотри! Привезли твою обожаемую Ульяну! Погляди! Погляди! Погоди-ка… Мне кажется, я даже знаю, кто ее привез!

Макар возвращается на балкон.

— И кто?

— Новый хозяин ее конюшни! Я почти уверена в этом! Я его соцсети мониторила... А знаешь, почему он ее привез! Сказать тебе? Да потому что спит она с ним из-за коня своего. Трахается с ним, чтобы он не продал ее Акселя. Сама неделю назад рассказывала мне тут, что он пол ляма за него запросил или всем известные услуги… А знаешь! Я сама ей это посоветовала. Денег то у нее все равно нет, и она, наконец, воспользовалась моим советом! Непорочная наша! А что? Да она только в плюсе будет! Посмотри какой мужик! И машина какая! Что пала твоя Мадонна? Макарушка... Чего молчишь? — Маша бросает веник, так и не начав уборку. Выскакивает с балкона. В дверь звонят. Маша возвращается назад, а Макар подрывается с места.

— Макар! Не открывай! Прошу тебя, не открывай! — виснет на нём девушка.

— Почему?

— Прошу тебя! Пожалуйста! Не надо! — плачет Маша, но он уже распахивает дверь.

***

Моя душа словно выжженная пустыня. Сердце сплошь покрылось трещинами, а поверх него гуляет перекати поле, царапая своими сухими ветками мою и без того истерзанную плоть. Бабушки больше нет... Эту новость мне сообщил папа, когда мой телефон все же ожил после долгих и упорных манипуляций, проводимых мною на протяжении нескольких часов. Он уехал на работу, так и не узнав, что я не ночевала в соседней квартире. Ему позвонили из больницы, когда он уже начинал свою рабочую смену.

Егор собирался переставить мою сим-карту в другой телефон, но я не позволила. До утра сидела и колдовала над своим. Мне нужно было занять себя хоть чем-то. Слишком много событий случилось со мной за минувшие сутки. Слишком много эмоций потрясло мою психику. Для меня слишком много…

На мне спортивный костюм Тимура и его же здоровенные Найки. Пришлось сказать ему, что меня сбила машина. Не серьезно. Так, лишь зацепила зеркалом. А Егор помог мне, поскольку стал свидетелем этого происшествия.

Ноги с трудом поднимаются, переступая по ступенькам. Боже... Как же хорошо, что мы живем на первом этаже, и до площадки мне сейчас нужно преодолеть всего лишь семь ступенек. Достаю из чудом не утерянной сумки ключ. С ней я была срощена намертво, держала ее крепко, боялась потерять, пока бежала сквозь заросли. Ее я берегла, в отличие от туфель, которые выбросила почти сразу. Вставляю ключ в замочную скважину, а потом поворачиваюсь и звоню в соседскую дверь. Не собиралась этого делать, не хочу видеть ее, но все равно продолжаю жать на звонок. Дверь открывает Макар. Весь взъерошенный, с шальным взглядом. Я знаю этот взгляд. Макар сейчас на взводе. Опускаю глаза и вижу разбитые костяшки на его правой руке. Он смотрит на меня, не моргая. Позади него стоит Маша и, сложив руки в умоляющем жесте, едва заметно качает головой из стороны в сторону. В ее глазах мольба. А мне плевать на нее. Я позвонила в эту дверь по другому поводу...

— Бабушка умерла. Прощание завтра в полдень в ритуальном зале на Чкалова, — говорю это исключительно Макару. Смотрю сквозь бывшую подругу. Ее я не вижу и никогда не захочу видеть. Он молча смотрит на меня. А я и не жду никаких вопросов. Разворачиваюсь и, прежде чем он окликнет меня, ныряю за дверь своей квартиры.

***

Кирнос Артур Владленович полежал в частной клинике сутки, а на вторые улетел вслед за семьей на Филиппины. Уже на утро после произошедшего Егору удалось выяснить, что он не сел на самолет, в отличие от своей жены и дочери. Его семья не захотела портить себе отпуск и откладывать отдых из-за небольшого недоразумения, случившегося с Артуром Владленовичем в гостинице "Ривьера".

Оказалось, что он, будучи в нетрезвом состоянии, не удержался на ногах и, падая, ударился виском об угол прикроватной тумбочки. Эту историю поведал мне Егор после похорон бабушки. Где и как он раздобыл эту информацию, я не знаю. Но знаю одно: даже если бы его не стало, даже если бы он сдох, я вряд ли сожалела бы о смерти этого человека. Вряд ли…

Почему я так зачерствела душой? Почему Макар, который ни в чем передо мной не виноват, стал абсолютно безразличен мне? Я не перекинулась с ним ни единым словом, хоть он и пытался несколько раз завести со мной разговор. Просто один человек, надев кирзовые сапоги на свои стройные ножки, как следует побродил в них по болоту, а потом вытер их подошвы о мою душу, напоследок смачно плюнув в нее.

У нее хватило совести заявиться вместе с Макаром на похороны. Она держала букет бардовых гвоздик, вцепившись в руку своего парня, то и дело бросая на меня взгляды, в которых читалось: "Не рассказывай ему! Прошу…". И я не рассказала. Никому и никогда не расскажу этого. Слишком больно вспоминать это предательство. Слишком тяжелые воспоминания связаны у меня с той ночью.

— Уля! Может, поработаем пока без верхушек. Ты удержишь ее такими руками, — Вероника кивает на мои поджившие ссадины на ладонях.

— Ник! Я же в перчатках, — демонстрирую ей кожаные беспалые перчатки, одну из которых я сейчас пытаюсь застегнуть на запястье.

— И как тебя угораздило, Уль? Что-то ты совсем рассеянная в последнее время. Соберись уже, — говорит она и помогает застегнуть мне кнопки на второй перчатке.

— Не волнуйся! Я больше не подведу, — говорю ей, заскакивая на деревянный тренажёр. Делаю стойку на руках и поперечный шпагат в воздухе. Чувствую, как светло сиреневая ткань гимнастического костюма пропитывается кровью на левом колене. Опять корочки лопнули. Эти ранки будут заживать долго, в этом можно не сомневаться.

Вероника морщится.

— Уля! Боюсь, что перчаток недостаточно. Сейчас я принесу тебе наколенники, — говорит тренер.

А от входа доносится:

— И шлем ей принеси, хотя, наверное, его надевать уже поздно… — Егор подходит к нам. И совершенно бесцеремонно начинает меня отчитывать. — Ты нормальная вообще? Подождать пока все заживет не вариант?

Я возвращаюсь в сидячее положение, оседлав деревянную лошадь.

— Егор Александрович! В чем, собственно, проблема — спрашиваю, понимая, что сейчас он попросит меня спуститься с Феликса и непременно потащит в дальний угол зала, чтобы снова отчитать меня, как нашкодившего ребенка. То ли тот поцелуй, который я не предотвратила. То ли мое молчаливое согласие остаться у него той ночью. То ли осознание того, что я теперь действительно его должница. Не знаю, что из этого. Может, что-то определенное, а может все в совокупности дает ему повод думать, что он имеет право общаться со мной в подобном тоне.

— Пойдем, поговорим, — кивает он в сторону, указывая на выход из зала.

— Егор Александрович! У меня тренировка. Сейчас подойдут ребята. Я не могу уйти.