Порочные цели (ЛП) - Кейн Мила

Уэйд поднял бровь.

— Во‑первых, я бы никогда не назвал женщину, с которой переспал, использованной салфеткой, так что это ты тут отвратительная. Во‑вторых, каждая дама, с которой я встречаюсь после работы, знает, на что идет. Я не пытаюсь приукрасить собственную репутацию. Наоборот, громко и гордо заявляю о своих желаниях. Я верю в свободу выбора в этой стране.

Похоже, я была единственной, кто мучился вопросами морали по поводу отношений со студентом. От этого осознания не становилось легче. Уэйд не был человеком, которого я уважала.

— Ладно, хватит разговоров на сегодня, иначе мне понадобится ведро для рвоты, — отрезал Билл и указал на лед. — Давайте уже смотреть чертову игру.

Я перевела внимание на хоккеистов. Они все еще разминались, катаясь по кругу и выполняя растяжку. Я не знала, как выглядят трое из четырех Ледяных Богов, но все равно сразу их выделила. В игроках такого уровня, тех, кто живет и дышит хоккеем, было что-то, что выделяло их среди остальных.

Мой взгляд тут же привлек Маркус. Он разминался возле ворот, закутанный в дополнительную защитную экипировку, которую носят только вратари. И все же я сразу поняла, что это он.

— Прозвище Профессор Казанова – это всего лишь шутка, — сказал Уэйд, сидя рядом со мной.

Я неохотно повернулась к нему. Мне совсем не хотелось поддерживать светскую беседу. Я хотела смотреть игру, и в особенности, на одного игрока.

— Правда?

Уэйд кивнул.

— Я популярен, как и любой относительно симпатичный преподаватель на факультете. — Он сделал паузу, явно давая мне возможность сказать, что он больше чем просто «относительно симпатичный».

— Верно, — согласилась я вместо этого.

Он слегка кашлянул, удивленный моим согласием, но продолжил.

Прозвучала сирена, и игра началась с уверенного владения шайбой нападающим «Геллионов» Уэстом (которого я смогла опознать только благодаря фамилии на его джерси). Он помчался по льду, приближаясь к воротам соперников.

— Видишь ли, когда преподаешь романтическую литературу и поэзию, это открывает перед студентками совсем другой мир… особенно перед теми, кто привык получать не письма о любви, а лишь откровенные фото в сообщениях.

— Прости, что? — Я почти не слушала, увлеченная тем, как Маркус отразил почти гарантированный гол, не поддавшись на уловки соперника, прыгнув влево, а не вправо.

Трибуны взорвались ликующими криками. Энергия на стадионе была словно заряжена электричеством.

Он взглянул в мою сторону, и хотя из-за его шлема, расстояния и всех преград между нами это было невозможно, я почувствовала его взгляд на себе.

— Я хочу сказать, какие сообщения получаешь ты? Что-то, от чего замирает сердце? — допытывался Уэйд.

Я с трудом перевела на него внимание, гадая, стоит ли считать сексуальные угрозы тем, от чего замирает сердце, прежде чем покачать головой.

— В этом-то и дело. Молодая, красивая женщина вроде тебя должна получать рукописные стихи.

Я громко рассмеялась, представив, как Маркус пишет для меня стихотворение. Есть мужчины, которые используют цветистые слова, чтобы показать свое желание, а есть те, кто ночью вламываются в твою комнату и будят, засунув палец в задницу.

— Мне все это не нужно. Романтика меня никогда особо не интересовала.

Уэйд выглядел потрясенным.

— Почему?

Я подобрала слова.

— Потому что это неискренне… по крайней мере, иногда. Я имею в виду, можно говорить красивые слова и играть любую роль… но поступки говорят громче слов. То, что мужчина говорит, для меня не так важно, как то, что он делает.

Уэйд, похоже, был озадачен моим ответом. Я снова повернулась к игре. Команда соперников готовилась нанести удар по воротам. Маркус следил за их приближением, всё его тело было напряжено в ожидании. Он раскачивался из стороны в сторону, пытаясь угадать, куда они направят шайбу.

Как же это должно быть страшно, подумала я, — ждать, когда на тебя несется целая команда здоровенных хоккеистов? Знать, что они бросят в тебя что-то твердое и болезненное, и понимать, что ты должен двигаться навстречу, а не убегать? Дедушка всегда называл позицию вратаря в хоккее самой одинокой. Теперь, когда под шлемом был тот, о ком я заботилась, я понимала почему.

Заботилась? Я резко вдохнула, пальцы сжались, а затем вскочила на ноги вместе с остальными болельщиками «Геллионов», когда Маркус в последний момент протянул руку и кончиком перчатки едва задел шайбу, — ровно настолько, чтобы отправить ее по другой траектории, мимо ворот.

Да, я действительно заботилась о нем. Это было невозможно отрицать, даже в собственных мыслях. Мой восторг от того, что Маркус совершил невозможный сейв, сменился тревогой, когда сразу после этого началась драка. Игрок соперников толкнул Маркуса в грудь, и Маркус ответил ему тем же. Через несколько секунд «Геллионы» уже набросились на команду противника, пока огромный защитник с фамилией Андерсон на спине оттаскивал Маркуса от потасовки. «Геллионы» явно знали золотое правило хоккея: защищай вратаря.

Тяжесть легла на мои плечи, и я вздрогнула. Я так сосредоточилась на игре, что забыла о необходимости поддерживать беседу с Уэйдом. Я повернулась и обнаружила его руку, лежащую на мне. Я удивленно моргнула, шокированная его поступком.

— Ты, похоже, замерзла. Здесь очень холодно, — сказал он, бросив мне полуулыбку, которую, я уверена, оттачивал перед зеркалом.

— Мне не холодно, — возразила я и ждала, пока он уберет руку.

Он усмехнулся.

— Все нормально, я не против. Я могу поделиться теплом.

Громкий свисток с катка заставил меня снова обратить внимание на игру.

Маркус вырвался из захвата Андерсона и ринулся в драку. Он снял перчатки – это остановило матч. Его тренер кричал на него, все игровые действия прекратились. Судья стоял прямо перед ним, но Маркус даже не смотрел на него, пока тот его отчитывал.

Он смотрел на меня.

Снова прозвучал свисток.

— Черт, пять минут штрафа. Надеюсь, его не удалят с игры, — пробормотала Салли рядом со мной.

Внезапно атмосфера на льду накалилась. Снять перчатки для вратаря – это серьезное нарушение. Маркус начал спорить с судьей, но тут подошел Андерсон и что-то сказал ему. Судья кивнул, и напряжение спало. Маркус взял перчатки у Андерсона и кивнул в ответ.

— Пять минут на скамейке штрафников, но Беккет отбывает штраф за него, — пробормотал Билл.

Маркус вернулся к воротам, в то время как Беккет Андерсон направился на скамейку штрафников. Прозвучал свисток, и игра возобновилась.

Я вспомнила о руке Уэйда на моем плече. Фу. Быстро сбросила ее и сделала равнодушное лицо.

— Мне правда не холодно, — сказала я, задаваясь вопросом, почему, черт возьми, я должна извиняться за то, что не хочу его прикосновений, которых никогда не просила.

Не должна. Хватит оправдываться перед теми, кто этого не заслуживает. Хватит вообще оправдываться. Слова Маркуса, сказанные на днях, пронеслись в голове. Он был абсолютно прав.

— И, если честно, мне неприятно. Если я замерзну, то надену свитер, — сказала я Уэйду, заставив себя встретиться с ним взглядом.

— Ладно, как скажешь, — ответил Уэйд, явно раздраженный моим отказом.

Я кивнула и повернулась обратно к игре, чувствуя, как бешено стучит сердце. Это была мелочь, крошечное проявление твердости, но все равно было чертовски приятно.

20.Маркус

— Держи. — Беккет швырнул в меня пакет со льдом из ведра.

Я вовремя увернулся, и он пролетел мимо моего лица.

— Спасибо, придурок, — пробормотал я, все еще на адреналине после игры. После матчей всегда сложно остыть, но сегодня был какой-то особый уровень.

— Что с тобой? — Кейден сделал большой глоток из бутылки с водой.

Мы были в раздевалке, наполовину сняв экипировку, потные и вымотанные. Парни выплеснули свою энергию на льду и избавились от собственных демонов, но я был еще более взвинчен, чем до игры.