Фая, кажется, шокирована моей честностью, в которой я признала свою меркантильность и глупость. Мало какая женщина посмеет вот так взять и признать свою неправоту.
Мы же привыкли юлить.
Мы будем перед другими женщинами насмерть отстаивать свои ангельские крылья и нимб, пусть давно подпиливаем рожки, пеньки которых умело прячем под волосами.
— Решила вернуть денежный мешок? — Фаина хмыкает, наконец совладав со своей растерянностью. — так, что ли?
А чего я, действительно, хочу? Какая конечная цель у моей метаморфозы? Вернуть Марка?
А разве это возможно после моих слов о нелюбви к нему? Или после Фаины? После его агрессии? После моих истерик? После унижений в женском клубе? После моих противных выпрашиваний шубок и золота?
Я бы могла сейчас заявить Фаине стервозным тоном, что мне стоит только пальчиком поманить, и Марк побежит ко мне, но я же отказываюсь быть той дурой, которая много хвастается и возвышает себя над Марком.
— Я хочу быть честной в нашем разводе, — пожимаю плечами, — быть честной бывшей женой, честной матерью, и тебе тоже не помешает быть честной, Фая. С самой собой, с Марком, с сыном. Ты, правда, настолько уверена в ваших с Марком отношениях, что готова потащить сына на знакомство с дядькой, который не любит тебя?
Возможно, я сейчас использую запрещенный прием, втягивая в разговор с Фаиной ее сына, но ведь и меня саму тоже отрезвил именно мой ребенок и перспектива потерять его.
Я замечаю, как ресницы Фаины вздрагивают, а левый уголок рта неприязненно дергается.
Затем двери в гостиную распахиваются, и на пороге замирает лохматый и сонный парнишка в одних клетчатых пижамных штанах.
Худой, чернявый и злой.
Думаю, он подслушивал наш разговор. Подростки они такие: везде лезут, все узнают и потом устраивают мамам веселье.
— Тебя папа любит! — рявкает он сломанным голосом, в котором проскальзывает низкая хрипотца и высокие нотки мальчишеского голоса. — Папа!
Неудобно вышло.
Оцениваю Федю и понимаю, что мой Димка ему точно серьезно накостыляет и не получит ответа. Это как олененка поставит против раскормленного агрессивного бычка.
— Милый, — Фаина резко разворачивается к сыну, — это взрослый разговор.
— Не буду я с твоим хахалем знакомится, — шипит Федька и зло щурится. — Я позвоню папе, и он купит мне обратные билеты! И больше я не вернусь! Поняла?!
— Ты и так выбрал с отцом уехать в Чехию! — Фаина вскрикивает и вскакивает на ноги. — Он забрал тебя у меня! Прилетаешь только на каникулы! Бессовестный!
Так. На моих глазах разворачивается семейная драма, при которой я не должна присутствовать. Но как мне уйти?
— И папа не слабак, ясно?! — кричит Федя.
— Я этого никогда не говорила! — рявкает Фаина. — Мы просто разные, Федя! Разные! — в ее голосе пробивается материнское отчаяние. — Господи! Да как вы все этого не поймете?!
— Он еще любит тебя!
— Пусть найдет себе среди своих студенток молодую и восторженную! — Фаина на грани истерики. — И я ведь прекрасно знаю, что в него влюбляются! Пока тут был, влюблялись! И там тоже влюбляются! Он же такой весь отстраненный, загадочный! Достал он меня! Я тупая для него, Федя! И я всегда чувствовала себя рядом с ним тупой! Необразованной! С узким кругозором! Я часто понятия не имела, о чем он мне вещает! Я с ним будто на лекциях всегда сидела!
Блин, надо как-то тихо и скрытно сбежать. Зачем мне подробности личной жизни Фаины?
— Но он любит тебя такую тупую!
А женщинам, чтобы они иначе взглянули на своих мужей и бывших мужей, нужна не любовь, похоже.
— Марш к себе в комнату! — вскрикивает Фаина. — Я сама куплю тебе билет и обратно отправлю к твоему гениальному папочке!
— А, знаешь, возле него крутится одна шалава! — Федя смеется.
— Ой, не начинай, Федя, — Фаина отмахивается. — Это глупо.
— Она мой репетитор, — Федя кривится. — По чешскому. И да, она обожает его слушать с открытым ртом и восторгается его акцентом.
— Федя, я понимаю…
Федя разворачивается и уходит, чтобы через минуту вернутся в гостиную с телефоном, который сует под нос Фаины. Я слышу мужской смех, восторженный девичий голос. Ни слова не разбираю.
— Я поэтому и прилетел, мама, — шипит Федя.
Вот оно что. Сына заподозрил, что папа теряет любовь к маме рядом с репетитором, и провернул ход конем: уехал в желании наказать и встряхнуть отца.
Фаина медленно вытягивает телефон из пальцев сына, всматривается в экран и удивленно моргает, будто не узнает мужа на видео.
— Сказать что-то по-русски? — раздается из динамика. — Хорошо…
Он читает Пушкина:
Явись, возлюбленная тень,
Как ты была перед разлукой,
Бледна, хладна, как зимний день,
Искажена последней мукой.
Девичий голосок в ответ охает, что-то удивленно щебечет, а затем раздаются хлопки ладоней.
— Вот же павлин, — Фаина хмурится, — ты же и мне Пушкина читал, козлина.
Глава 54. Таких сразу видно
Фаина кусает ноготь указательного пальца и щурится на экран смартфона. Я ей уже не интересна.
Федя спрятался в своей комнате, фыркнув на прощание:
— Да пошли вы.
Фаина откидывает смартфон на стол, как ядовитую змеюку и скрещивает руки на груди.
— Я пойду, — говорю я.
— Сиди, — зло приказывает она.
— Слушай…
— Ну, козлина же, — смотрит на меня возмущенно. — Пушкина читает.
— Я же тебе не подружка, Фая.
— А с подружками я о бывшем не стану говорить, — хмурится. — И о том, что он другой тоже читает Пушкина. Я же в него из-за этих дебильных стихов влюбилась, — повышает голос, — в эту его хрипотцу! Ты ведь слышала, да?
— Фая, — стараюсь говорить спокойно, — я тебе напомню… Ты как бы с моим мужем снюхалась.
— И что? — вскидывает бровь. — Марк стихи мне не читал.
— Так и мне не читал, — возмущенно возражаю я. Твой стихи читает, а мой тебя в наш дом привел.
— Это другое, Оля, — раздраженно отворачивается. — И вообще, это меня заставили печь твои отвратительные кексы.
— Вот именно, — фыркаю я и тоже отворачиваюсь от Фаины. — И чего ты так взбеленилась. ты же разлюбила…
— Это оскорбительно! — рявкает на меня. — Он стихи читал только для меня! Для другой бабы пусть другое придумывает! И скольким он шмарам до меня он читал стихи, Оля, а? Ты понимаешь! Я опять чувствую себя тупой! Я — дура!
То, что сейчас происходит между мной и Фаиной — абсурд и сюр.
Любовница моего мужа жалуется мне на своего бывшего мужа и, похоже, ждет поддержки.
— Фая, — встаю. — Я пойду. У меня еще встреча с адвокатом. У меня как бы развод, если ты забыла.
Она хватает меня за руку, дергает вниз, вынуждая сесть.
— Развод — дело нехитрое, — заявляет Фая и крепко сжимает мою руку, — успеете развестись.
— Так это же тебе на руку.
Опять фыркает и отворачивается. Поджимает губы и нервно похлопывает себя по колену:
— Ты права, мне все равно. Он заслуживает счастья и любви.
Ну да. Так я и поверила.
— Признайся, — хмыкаю я, — тебе нравилось то, что он страдает от любви к тебе и от того, что ты ушла?
— Глупости не говори.
— Это приятно быть для мужика особенной. Даже для того, кого ты сама кинула, — усмехаюсь. — Да, это любимая сказочка женщин: я его разлюбила, ушла, а он так и не нашел себя в этой жизни, потому что любит и ждет. Страдает.
Переводит на меня злой и насмешливый взгляд, и я говорю:
— Уж я-то знаю, Фая. У меня таких куриц было дофига, — подаюсь в ее сторону и широко улыбаюсь, — страдающих мужиков быстро прибирают к рукам. Уж ты-то должна это знать.
— Вот же стерва.
— А я тоже мужа якобы разлюбила, знаешь ли. Так разлюбила, что сижу на разборках с его любовницей, — цежу сквозь зубы. — И, кстати, как удобно для твоего бывшего мужа. Сын тоже свалил. Твой бывший там один, печальный со стихами… — улыбаюсь шире, — и заявится к нему репетиторша внезапно под оправданием, — округляю глаза и имитирую кокетливый голосок, — ой, а я не знала, что ваш сын улетел…
