— Одного раза замужем хватило.
— А если серьезно.
— А если серьезно, Оль, — она хмурится, — то я дура похлеще тебя. Любила я твоего папку. Грязного, пьяного урода, который ни во что меня не ставил. Бог меня пожалел и поэтому забрал его, — откладывает клочок бумаги на стол и смотрит в окно, за которым будто чернила разлились, — таким дураком был, — отмахивается, — ну, его… смахивает слезы и фыркает, — есть такие мужики, — опять смотрит на меня, — вот твой Марк…
— Ой не начинай, мам.
— А я люблю Марка, — скрещивает руки на груди, — и что? А? Что? Уважаю я серьезных мужиков.
Теперь понятно, почему при первом знакомстве с Марком, мама поставила на стол литровую бутылку беленькой перед шокированным будущим зятем. Попросила разлить, заставила выпить пару рюмок за знакомство и цепко за ним следила, как он ведет себя за столом, а он после двух рюмок так и не проявил интереса к тому, что сгубило ее мужа.
Полное равнодушие, но зато с большим удовольствием покушал маминой стряпни.
— Может, я твоему мужу не нравлюсь, но мне на это начхать, — хмыкает мама.
— Да тебе на многое чхать.
— И ты этому научишься, — мама пожимает плечами.
— Давай выпьем с тобой чаю и поеду, — массирую виски, — будет очень красиво и символично на рассвете явиться к любовнице.
— Хочешь, с тобой поеду? — глаза мамы загораются азартом. — Мне тоже есть, что ей сказать, — в ненависти шипит, — полезла на моего любимого зятя, крыса подзаборная.
Глава 52. Почему, Оля?
Я кое-как уговорила маму остаться дома. Она со скрипом согласилась с тем, что странно идти с дочкой на разборки с любовницей зятя. Пусть и любимого зятя.
Если честно, то стоя сейчас перед железной подъездной дверью, я начинаю сомневаться и в своей адекватности, потому что…
Зачем я приперлась к Фае?
Скажу ей:
— Не трожь моего Маркушу, а то космы повыдираю.
И пальцем погрожу?
Но я все же набираю номер ее квартиры «223».
Раз приехала, то не уеду. Да, конечно, Марк приказал, чтобы я не устраивала бабских разборок, а я устрою, потому что все изменилось.
— Кто? — раздается в динамике сонный и сердитый голос Фаины.
— Я.
Молчание. Фая поняла, кто приперся к ней в шесть часов утра, и пребывает сейчас, если выражаться без мата, в глубоком недоумении.
— Открывай, — строго заявляю я. — Поговорить надо.
— О чем, Оля?
— О ком, — поправляю я ее. — О Марке.
Опять молчание, и я терпеливо вздыхаю, ожидая того, что Фая откроет мне дверь, но она медлит, будто чует, что ситуация разворачивается не в ее сторону.
— Заходи, — говорит она, наконец, и раздается писк.
Через несколько минут я переступаю порог ее квартиры. Она встречает меня в длинном халате и красного бархата. Кутается в него и хмурится.
Прихожая просторная, ремонт современный и по мебели понятно, что Фая не бедствует.
— Только давай тихо, — Фая хмурится, — сын спит.
Разворачивается и на цыпочках плывет вглубь квартиры, где нас ждет гостиная, совмещенная с кухней. Тут тоже все оформлено в стильном минимализме без лишнего декора.
Фая закрывает за мной двери и кивает на диван у окна. Я грациозно плыву мимо на носочках и медленно опускаюсь на упругую подушку дивана.
Рожа у меня — кирпичом, а в душе — сумбур полнейший.
Какого черта я приперлась? Что я собралась говорить Фае? Что я творю, блин? Надо было лечь спать!
— Ну, что тебе? — спрашивает шепотом Фаина.
Она и без мейка красивая. Пусть под глазами пролегли синяки от недосыпа, но все равно она хороша. Бесит, гадина.
— Сын, значит, вернулся?
Кивает.
— Зачем?
— Мы тебе отчитываться должны? — вскидывает бровь.
— Решила его познакомить с Марком? — спрашиваю напрямую. Юлить нет смысла. — Сделать из Марка папочку?
— А тебе какое дело?
— Ты сына своего пожалей, — с угрозой прищуриваюсь. — Димка ему жизни не даст, а Марк в их разборки не полезет, потому что у него свой взгляд на жизнь. Жесткий. Если Димка задавит твоего сына, то, значит, так тому и быть.
Фая проходит к дивану, садится рядом со мной и заглядывает в лицо:
— Тебе не кажется, что это не твоя забота.
— Если ты планируешь притащить своего сына в дом, где живет мой сын, то это касается и меня, — прищуриваюсь, — а мой сын психованный и агрессивный. Весь в папочку. И не будет Марк папочкой чужому пацану, даже если и примет.
— Тогда общего рожу, — мило улыбается Фаина и обнажает ровные зубки.
Я аж открываю рот от неожиданности. Я не ждала такого заявления, и оно меня ударило наотмашь сильной и унизительной пощечиной.
Она беременна?
— Какое у тебя сейчас лицо, — самодовольно и жестоко хмыкает Фаина. — Неужели почуяла, что Марк серьезен в намерениях с тобой развестись? — подается в мою сторону. — Запаниковала?
— Это тебе стоит паниковать, — я тоже в ответ щурюсь, — торопишься, ошибаешься, и такую тупость Марк прощал мне. И, кстати, ты и есть результат моей тупости, Фаина.
— Хочешь сказать, поумнела? — усмехается. — Нет, не поумнела, раз явилась ко мне поговорить.
— Он не любит тебя, Фая, — вздыхаю, — и ты это прекрасно сама понимаешь. Ты оказалась в нашем доме не потому, что он жить без тебя не может. Ты его урок для меня. Он тебя использовал, а ты сына притащила. Не будет он такое терпеть. Всю его терпелку сожрала я. Всю. До дна, Фая.
Не моргает и напоминает мне сейчас змею перед прыжком. Укусит или нет? Обнаглеет ли и скажет ли, что у них с Марком любовь любовная?
Нет, не скажет.
Она же не дура. Она даже не может нагло уверить меня в том, что Марк полюбит ее. Отношения у них зиждятся на физике. На сексе.
Фая резко отстраняется от меня и откидывается назад, сердито фыркнув:
— Тебе самой не стремно здесь сидеть? — насмешливо косится. — Это же жалко, Оля. То ты сначала меня кексам учишь, потому что тебе приказали, то теперь…
— Не тебе говорить про стремно, Фаина, — усмехаюсь. — Ты полезла на женатика…
— Не смогла устоять, — смеется, — у меня давно мужика не было, а тут из машины, которую я поцеловала в зад, выходит злющий Марк. Обожаю злых мужиков, — расплывается в хищной улыбке. — Я от одного его взгляда за секунду завелась. Хоть трусы выжимай.
Стискиваю зубы.
— И он тоже завелся от моего томного «простите», — подмигивает. — Сразу поняла, что Марк на голодном пайке. Сколько ты его мурыжила, а?
— Не твое дело?
— Думаю, долго, — хмыкает и вновь подается в мою сторону со зловещим шепотом, — в первый раз со мной он будто бешеный пес был.
— Ты лишь кусок мяса… — цежу сквозь зубы, и меня начинает трясти от ярости.
— Это же надо было довести мужика до такого, — ее улыбка становится шире. — И после такого ты что-то говоришь о любви, Оленька? — ее лицо замирает в нескольких сантиметрах от моего. — Ты? Даже у меня в свое время хватило совести не мучить моего мужа и уйти, когда я его расхотела, а ты? Ты почему осталась, если он был для тебя омерзителен, как мужчина, Оля?
Глава 53. Павлин
Если меня что и излечит от тупости, то только бескомпромиссная, острая, как мясницкий разделочный нож, и оглушающая, как тяжелый молот, которыми рушат кирпичные стены.
— Почему я не ушла? — усмехаюсь в лицо Фаины.
Очень хочется вскочить и убежать, униженной и оскорбленной, но тогда меня ничего не ждет кроме тупого одиночества, в котором я буду жалеть себя и обвинять всех вокруг.
А я так не хочу.
Я хочу быть взрослой теткой пятидесяти лет.
— Потому что таких мужиков, как Марк не кидают, — отвечаю честно и твердо. — Потому что он исполнял все мои капризы. Потому что я рядом с ним была в шелках, мехах, золоте, платине и бриллиантах. Потому, что он оплачивал все мои хотелки. Потому что я если не знала его ценности, то прекрасно осознавала ценность деньгам, но, как настоящая блондинка, не совсем понимала, откуда они появлялись. Да и зачем разбираться? Не женское это дело.
