Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ) - Рябинина Татьяна

И я вспомнил, когда видел ее такой в последний раз…

зима — осень 2019 года

С каждым месяцем мы все дальше и дальше отходим друг от друга. Тупая ревность из ничего настолько бесит, что я уже сознательно подкидываю поводы.

Хочешь обвинять меня в чем-то, Саша? Пожалуйста. Мне плевать. Вот только напраслины не надо, ладно? Ты уверена, что у меня что-то с Соломиной? Ну так пусть это «что-то» будет. Чтобы не зря языком молола. Довольна? Ты этого добивалась?

На самом деле ничего у меня с Кирой нет. Ничего такого, из-за чего стоило бы ревновать. Чем больше я узнаю ее, тем меньше она мне нравится. Просто не отталкиваю. Даже более того, молчаливо поощряю ее попытки к сближению. Не знаю, какая черная кошка пробежала между ними с Сашей осенью, но Кира явно рассчитывает взять реванш за обидный проигрыш семилетней давности.

Я так и не понял, что произошло. Неужели для нее тогда все было настолько серьезно, что за все эти годы не улеглось? Может, она и с Сашей пыталась навести мосты, чтобы подобраться ко мне? Я должен быть польщен? Нет, ни капли. Ее неуклюжие подкаты бесят не меньше, чем Сашины подозрения. Наверно, будь я поумнее, прекратил бы все это одним махом. А я разговариваю с ней на кафедре у всех на виду, пью кофе в буфете или в кафешке поблизости, подвожу до дома. Даю инфоповоды для сплетен, которые — разумеется! — долетят до мадам Лазутиной. И… больше ничего.

Я провел для себя черту. Границу, которую не намерен переступать. Просто потому, что не хочу этого. Во всяком случае, так я говорю себе — но где-то в самом дальнем углу делаю пометку, что многое тут зависит от Саши.

Потому что я тоже ревную ее. Ревную сильно, по-черному. Совсем не так, как раньше. Ну да, этот ее хренов Магнич раздражал меня с самого первого раза, едва я увидел их вместе. И все же не до такой степени, чтобы лезть от бешенства на стены, представляя их в эротических сюжетах. Скорее, это было такое… «а вдруг она предпочтет его мне?» Но не верил, что это случится на самом деле. Однако слухи, которые до меня долетают, заставляют сначала сомневаться, потом подозревать, потом…

Если она задерживается, даже предупредив, я невольно думаю, что они вместе. Не просто вместе, а в постели. Гоню эти мысли прочь, они не уходят, цепляются, как репей — отдерешь только вместе с кожей. Если кто-то звонит, пытаюсь по ее репликам понять, с кем и о чем разговаривает. Молчит, задумавшись, — внутри вскипает: о ком, интересно, мечтает?

Стиснув зубы, держу себя в руках. Но лишь до того момента, пока она не цепляет меня. Малейший намек — и пена льется через край. Вот тогда я вываливаю все. Все свои страхи, сомнения и подозрения, оформленные как стопроцентная уверенность. И, разумеется, кончается все безобразной ссорой.

Наверно, любая из них может стать последней, но… еще не сказаны те слова, после которых обратной дороги нет. Да и хотим ли мы разрыва?

Я не знаю… Могу говорить только за себя.

Я — не хочу. Но так устал от всего этого, что терпение уже на исходе.

Что мы делаем, Саша? Ведь это не жизнь. Любовь? Семья? Что от них осталось?

Мириться после каждой такой ссоры все сложнее, а промежутки между ними с каждым разом короче. И тепла в доме все меньше и меньше, как будто подбирается новый ледниковый период.

Секс? Давно прошли те времена, когда мы гасили раздражение в постели. Тогда оно даже сильнее заводило нас, но сейчас, глядя на ее зареванную физиономию с распухшим носом и красными глазами, не испытываю ровным счетом ничего, кроме еще большего раздражения. Но и потом, в более-менее спокойные периоды, все уже не так, как прежде. Мы оба закрыты, скованны. Я невольно подозреваю, что Саша думает не обо мне, она — наверняка! — уверена в том же. Раньше мы и дня не могли прожить без секса, хотя бы в самой лайтовой форме, обходились без него, только если болели, да и то не всегда. Сейчас иногда неделями не прикасаемся друг к другу, хотя физически это и непросто.

Дрочить, как сопливый пацан, под душем, когда жена лежит в постели за стеной… Ну такое себе!

Что было раньше: курица или яйцо? Она ревнует меня, я — ее, мы злимся и провоцируем друг друга, наматывая один виток на другой. Разобраться бы, с чего все началось, но… не можем. Даже если и пытаемся — ничего не выходит. Делаем только хуже. И если до лета еще как-то держимся, то после возвращения из отпуска все выходит из-под контроля.

Кое-как дотягиваем до конца учебного года. В августе едем в Испанию, на Майорку, но отдых превращается в каторгу. Недовольство висит грозовым фронтом, дня не проходит если не без ссоры, то без взаимных поддевок и намеков. Такое чувство, что отдыхаем в компании незримых Киры и Магнича. Они с нами везде, и на пляже, и в постели. А третий призрак, который день ото дня становится все более материальным, существенным, — это призрак разрыва.

Что меня держит? Только мысль о том, что без нее будет хуже, чем с ней сейчас. Но и в этом я уже не так уверен.

Первый раз прихожу после отпуска на биофак, и Кира с разлету вешается на шею.

— Ой, прости, Вань, соскучилась, — улыбается якобы смущенно.

— Привет, — так же демонстративно, на публику, целую ее в щеку.

А потом встречаю в коридоре Сашу с Магничем. Он обнимает ее за плечи, а она — словно не видя меня! — еще теснее прижимается к нему и смеется. Но зато я вижу, как опасно блеснули ее глаза, коротко стрельнув в мою сторону.

Весь сентябрь мы балансируем на обрыве. Уходим с головой в работу, почти не разговариваем. Все чаще я ложусь наверху, а если и спускаюсь поздно ночью в спальню, отодвигаюсь на самый край кровати.

А потом тот звонок Киры и мое возвращение домой под утро. И ведь я пытаюсь объяснить, но Саша даже слушать не хочет. И все это только подтверждает Кирины слова о том, что ей на меня наплевать.

Через три дня прихожу домой вечером и застаю Сашу сидящей за кухонным столом. Ужин? Ужином и не пахнет. Перед ней телефон, а глаза — как два портала в потусторонний мир. Огромные, неподвижные, бездонные. Она медленно-медленно поднимает их, смотрит сквозь меня и спрашивает, таким же мертвым, потусторонним голосом без единой интонации:

— Что у тебя с Соломиной?

Странный вопрос — после того как она столько раз утверждала, что я трахаю Киру во все дыры. Или наконец захотела узнать мою версию?

— Не больше, чем у тебя с Магничем, — пожимаю плечами, чувствуя, как мгновенно вскипает будущий скандал.

Но скандала не получается.

Саша медленно встает, берет телефон и идет в прихожую. Хлопает дверь. Высказав матом все, что думаю, и бахнув об пол кружку, начинаю готовить себе ужин.

Она не возвращается — ни через час, ни через два, ни через три. После полуночи пробую дозвониться, но раз за разом натыкаюсь на «абонент временно недоступен». Пытаюсь убедить себя, что ничего страшного, поехала к родителям, но внутри тревога мешается с черной уверенностью: случилось что-то ужасное, непоправимое.

Не сплю до утра. Уже начинают завывать за окном первые троллейбусы, когда открывается дверь. Первую волну облегчения сносит валом ярости. Иду в прихожую, стискиваю за плечи, вмазываю в стену, смотрю в глаза.

Потому что знаю, где она была. Где и с кем…

Глава 21

Александра

август 2022 года

Да он заколдовал меня, что ли?

Сидела, смотрела, не отрываясь, в одну точку, которая перемещалась между волнами, а в ушах стоял тихий старческий голос — теплый, ласковый.

«Тяжело тебе, девонька?..»

Страшно мне было, когда только подплывали к острову. Что-то такое… заповедное, как другой мир, где тебе нет места. А увидела двух бабуль в черном — и страх как рукой сняло. Даже та мрачная, похожая на злую ворону, не пугала, а уж вторая — маленькая, круглая, веселая — и вовсе вызывала невольную улыбку. И когда, обняв за плечи, она повела показывать остров, я даже не дернулась, хотя прикосновения незнакомых людей всегда были для меня как удар тока. Обнимашки Надежды, к примеру, вытерпела с трудом. А тут — как будто так и надо.