— Саш, ну это вообще свинство какое-то, она при всех на него вешается, лизаться пытается, а он и рад, только лыбится. Мне тетки с экологии сейчас рассказали, при них дело было. Ну ладно сам мудак, но тебя-то чего позорит на весь свет?
Стискиваю зубы, говорю, что мне плевать. Пытаюсь убедить себя в этом, но изнутри рвет в клочья. А потом — как будто специально, как будто черт мне ворожит! — встречаю Ивана в коридоре, когда возвращаемся с Магничем из буфета.
— Обними меня! — требую сквозь зубы.
Славка обнимает меня за плечи и шепчет на ухо:
— Саш, что за игры?
Смеюсь, теснее прижимаюсь к нему, краем глаза замечаю, как играют желваки у Ивана на скулах.
— Прости, — выжимаю сквозь улыбку, больше похожую на гримасу.
Мне невыносимо стыдно использовать его, но надо было думать раньше. А сейчас это уже как поезд с отказавшими тормозами, летящий под откос. Каждый день, возвращаясь домой, я думаю, что надо наконец поставить точку в этом затянувшемся фарсе, в который превратился наш брак. Пусть проваливает к Соломиной. Она хотела этого еще семь лет назад и вот добилась-таки своего. А я? К Магничу? Нет, мне он точно не нужен. Уж лучше одной.
Каждый вечер мы оглушительно молчим. Молчим за столом, молчим в постели, если оказываемся там вместе, хотя чаще спим врозь. Молчим, если вдруг пробивает желанием — жестким и грубым. Не сказав ни слова, откатываемся друг от друга и долго еще не можем уснуть, купаясь в злости и неудовлетворенности. Но если это молчание вдруг разрывается словами, все неминуемо заканчивается очередной ссорой.
Так проходит сентябрь. На улице пахнет сырыми опавшими листьями — тоскливый запах осени. Все ближе край, все меньше терпения, все больше недоумения: а зачем терпеть, ради чего?
А потом Иван приходит домой под утро. Слегка пьяный, в рубашке, перемазанной губной помадой. Пытается тупо врать, будто был с мужиками в баре. И я понимаю, что с меня хватит. Даю себе три дня — чтобы решение окончательно дозрело, чтобы не было больше никаких сомнений и колебаний.
На третий день вечером возвращаюсь домой. Ужин? Да какой нахер ужин? Сажусь к столу, читаю, как подать заявление на развод через Госуслуги, и тут в воцап падает сообщение с незнакомого номера. Фотография. Смотрю на нее — и под ложечкой вспыхивает огненный шар, в котором сгорает отчаянно трепыхающееся сердце.
Кира — без сомнений, она, хоть и не в фокусе. В постели с мужчиной. Он со спины, лицо в профиль. Иван? Может, я и засомневалась бы, если бы не этот сраный иероглиф на лопатке. Я его хорошо запомнила. Очень хорошо. Потому что искала в интернете, что он означает.
Удача… вот что…
Хочу дождаться его и просто показать. Даже любопытно, как отреагирует. Начнет врать, что это фотошоп? Или все-таки наконец признается? Но когда Иван входит, вдруг спрашиваю:
— Что у тебя с Соломиной?
Как будто жду еще чего-то? Может быть, какого-то разговора? Зачем? Ведь все уже решила. Хотела повода — вот он, повод.
Но Иван отвечает, зло сощурившись:
— Не больше, чем у тебя с Магничем.
Словно выключается что-то внутри. Щелкает — и выключается.
На автомате встаю, беру телефон, в прихожей надеваю туфли, плащ. Иду пешком до какого-то кафе. Заказываю салат и бокал вина. Выпиваю залпом, прошу повторить. Вдыхаю поглубже и набираю номер.
— Слав, не помешала?
— Саша, что случилось?
— Я в «Мегобаро» на Литейном. Можешь приехать?
Наверно, даже надеюсь, что откажется. Занят, болен, не один — неважно. Но он отвечает после паузы:
— Через полчаса буду.
Сидим долго, до закрытия. Что-то говорю — быстро, сбивчиво, без конца повторяя, что так больше не могу. Он молча слушает, глядя в свой бокал. Выходим, садимся в такси.
— Куда мы? — словно выныриваю с глубины.
— Ко мне, — отвечает Магнич. — Или хочешь домой?
Домой? Нет, домой точно не хочу. К нему, так к нему. Какая теперь разница?
Куда-то приезжаем, поднимаемся на лифте, входим в квартиру. Даже не смотрю по сторонам. Прихожая, комната, разобранная кровать. Его руки на плечах, на груди, горячее дыхание на шее. Пытаюсь найти в себе хоть каплю возбуждения. Ведь потянуло же меня к нему когда-то. Как будто сто тысяч лет назад… Но нет, ничего. Абсолютный ноль. Стопроцентное бревно.
И все же… пусть будет. Пусть будет так. И мы с Лазутиным будем квиты.
Усилием воли отключаю все мысли и просто отдаю себя Магничу.
Делай со мной что хочешь. Мне все равно.
Но равнодушие вдруг разлетается осколками в самый последний момент, когда мы уже в постели и он готов войти.
— Слава, прости, но… я… не могу.
Отталкиваю его, встаю, одеваюсь, выхожу из квартиры. Куда-то иду, долго-долго, не понимая, где я. Несколько часов сижу в круглосуточной столовке-«копейке» со стаканом компота. А потом иду домой — чтобы поставить наконец точку.
Да, я не смогла. Но он — смог. И если раньше я лишь подозревала, то теперь…
В общем, все кончено.
Иван буквально впечатывает меня в стену, стискивает плечи, смотрит в глаза.
— Да или нет? Не ври мне!
— Да…
--------
* Евангелие от Матфея 8:22
Глава 22
Иван
август 2022 года
Хоть я и отвернулся, но было поздно. Потому что затянуло в эти грозовые провалы и швырнуло в прошлое. В ту чертову ночь, когда ходил по квартире, как тигр по клетке, подыхая от ярости и ревности. Потому что знал, куда она ушла… к кому… Ненавидел ее, ненавидел себя. Ненавидел эту суку Соломину, а в ушах все равно звенели ее пьяные, сбивчивые слова:
— Да ей всегда было на тебя плевать, она никогда тебя не любила. Еще тогда, на практике — смеялась, что зацепила и водит на крючке. Ей от тебя нужны были только деньги. Поэтому и рожать не стала — сама говорила. Мол, если рожать, то от любимого, а не от кошелька. И с Магничем она трахалась с того самого времени, как он на факультет пришел. Они и не скрывались, сколько раз видела, как лизались по углам. И аудитории вечно искали свободные, чтобы перепихнуться. А потом она ехала домой — вовремя, не задерживаясь, как примерная жена. И смеялась над тобой.
Верил?
Не хотел верить. Но вот это «поэтому и рожать не стала»… В тот момент я даже не вспомнил о том, какое Саша приняла решение, когда я побоялся сказать ей: «рожай». Всплыло другое: «я только пришла в себя, дай мне время».
Словно замерз, застыл. И спохватился, когда Кира уже расстегивала на мне и тащила с плеч рубашку. И как знать, не была бы она такой пьяной…
Отодвинул ее, застегнулся.
— Не знала, что у тебя тату, — усмехнулась Кира. — Что это значит?
— Удача, — буркнул я. — Ложись спать. Я поехал.
— Что, все так же нехороша для тебя, да? — оскалилась, как разъяренная кошка. — Как и тогда? Все это время меня при себе держал только назло ей, да? Да ей похеру на тебя. Ну давай, беги. Беги к своей Шурочке, подбирай за Магничем объедки, если не противно хреном толкаться, где уже до тебя не раз топтались.
— Ну ты же не отказалась бы за ней объедки подбирать, нет?..
— Ваня!
Я вздрогнул и словно проснулся. И ведь смотрел же прямо перед собой — но ничего не видел! Хотел обойти Коник подальше, по глубокой воде, но каким-то образом оказался в ста метрах от берега. Саша привстала и с ужасом смотрела на белеющую прямо перед носом катера луду — плоский камень, полускрытый набегающей волной. Глушить двигатель было уже поздно. Попытался свернуть и все равно задел бортом. Скрежетнув мерзко, катер накренился, на пару секунд завис и тяжело перевернулся.
Холодная вода оглушила и ослепила. Плечо онемело от удара, катер накрыл собою, как крышка гроба, но я все же успел увернуться и выдернуть из-под него Сашу. Вынырнул, уже задыхаясь, вытолкнул на поверхность ее. Крикнул хрипло, давясь водой:
— Плыви к берегу!
Но она словно не слышала. Втягивала с шумом воздух, кашляла, таращилась дико из-под облепивших лицо волос и пыталась уцепиться за меня.
