Между строк (ЛП) - Хейл Оливия

— Ты когда-нибудь был влюблен по-настоящему?

— Ты задаешь слишком много вопросов, Хаос. Думаю, будет справедливо, если ты ответишь на несколько, прежде чем я продолжу.

Я прищуриваюсь, глядя на него.

— Трус.

Он просто поднимает бровь, его лицо спокойно.

— Уговор есть уговор. Когда у тебя был первый парень?

Я спокойна. Я контролирую ситуацию. И мне нужно раскрыть некоторые свои секреты, чтобы узнать больше о нем.

Но сначала я наполняю бокал вином. С другой стороны дивана слышен тихий голос Эйдена.

— Все так плохо?

— Кого можно назвать парнем?

Его взгляд тяжело ложится на меня.

— Я не судья, так что сама решай.

— Мой первый парень... Это было очень недолго. Я думала, что между нами что-то настоящее, но это было не так, и все обернулось против меня.

Эйден прищуривает глаза.

— Он тебя обидел?

Я пожимаю плечами. «Обидел» – слишком незначительное слово для того периода моей жизни. Блейк и я были на экранах телевизоров по всей стране, и драма с моим разбитым сердцем и публичным унижением разыгрались перед миллионной аудиторией.

— Да, обидел, — заключает Эйден. — Что он сделал?

Я не могу этого рассказать.

Он заработал тебе миллионы долларов и запустил собственную франшизу реалити-шоу.

— Он был моей первой любовью. Моим первым... всем.

Жар приливает к моим щекам, и я отворачиваюсь от внимательного взгляда Эйдена.

— Я думала, что между нами было нечто особенное. Что он заботился обо мне так же, как я заботилась о нем.

Я снова пожимаю плечами. Так небрежно, так безразлично.

— Но это было не так.

— Когда это было?

— Мне тогда было девятнадцать.

— Ты была в него влюблена?

Все инстинкты подсказывают мне не говорить об этом. Сохранить воспоминания под слоем опыта, который я накопила за последние 10 лет моей жизни. Новая личность, которую я создала, путешествия, уверенность в себе.

Я вынуждена выдавливать слова из себя.

— Как и ты... Я думала, что была. По крайней мере, это была влюбленность.

— Хммм.

Его челюсть напряжена, и он снова смотрит на свой бокал с вином, как будто тот его обидел. Между его бровями появляется морщина.

— Вы сейчас общаетесь?

— Боже, нет. Абсолютно точно нет.

Я думаю о вчерашнем дне. О мужчине, которого я видела. Намного более взрослом, чем тот идиот, в которого я влюбилась за три недели перед камерами. Я была без ума от него, он осыпал меня комплиментами, чего до этого не делал никто другой. Я потеряла девственность с ним перед камерами. А потом он ушел. Я знаю, что с тех пор у него была целая череда других. Достаточно, чтобы нанизать целое жемчужное ожерелье из легких побед над глупыми девичьими сердцами. И несмотря на мою панику прошлой ночью...

— Честно говоря, я даже не уверена, что он вспомнит меня, если увидит снова.

— Конечно, он вспомнит, черт возьми. Ты запоминающаяся, Шарлотта. Поверь мне.

Его голос звучит резко и немного возмущенно.

— Мужчина не может быть с тобой, а потом просто забыть.

— А ты бы хотел? — спрашиваю я.

Слова вырываются из моих уст, прежде чем я успеваю их остановить.

— Это бы сделало всю эту... договоренность немного проще, да?

Его губы слегка искривляются, один уголок поднимается в кривой улыбке.

— Я не ищу легких путей.

Я глубоко вдыхаю, но мне кажется, что воздуха не хватает. Его безраздельное внимание опьяняет меня.

— Да. Я чувствую то же самое.

Весь этот разговор – ужасная идея, и, возможно, именно поэтому он заставляет меня чувствовать себя живой. Так же, как вчера вечером. Быть рядом с Эйденом – это все равно, что находиться рядом с пламенем, играть с огнем, пока не обожжешься.

— Когда у тебя были последние отношения? — спрашиваю я.

— Сегодня ты очень интересуешься моей личной жизнью, — говорит он.

— За время, что я здесь, ни разу не видела тебя с кем-либо. Не заметила никаких встреч в твоем календаре. И ты казался... одиноким... в Юте.

— Я был одинок в Юте. Я одинок и сейчас, — говорит он.

Простые слова, взгляд, устремленный на меня... Мне вдруг становится трудно глотать.

— Мои последние отношения закончились пару лет назад, плюс-минус несколько месяцев.

Как раз когда появилась новость о мошенничестве его отца.

— Почему они закончились? — спрашиваю я.

— Думаю, теперь моя очередь задавать вопросы.

Я откидываюсь на диван и делаю глоток вина. Подтягиваю колено к груди и кладу на него подбородок.

— Давай, спрашивай.

— Почему ты одинока, Хаос?

— Почему?

— Да.

— Что это за вопрос?

Я впиваюсь зубами в нижнюю губу и смотрю то на него, то на актеров на экране.

— Это не сеанс терапии.

Он улыбается.

— Нет, конечно же, нет.

— Я не знаю, почему я одинока.

Он машет широкой рукой с длинными пальцами.

— Тогда попробуй угадать.

Я смотрю на яркое красное вино, которое мы пьем. Жидкое мужество в сочетании с плохими идеями... Я всегда была хороша в принятии плохих решений. Каких только неприятностей мне не доставляла эта склонность раньше.

— Знаешь, я много переезжаю. Следую за героями своих мемуаров. Это не способствует долговременным отношениям.

— Где сейчас твой дом?

— В Лос-Анджелесе, — говорю я.

Меня нигде не ждет квартира, нет коллекции мебели, тщательно выбранной из каталогов или унаследованной от умершей бабушки. Нет любимых картин, нет домашнего животного, свернувшегося калачиком на кресле. И мне нравится так жить. Мне нравится моя свобода.

— Понимаю, — говорит он. — И ты не думаешь, что подходящий мужчина последовал бы за тобой?

Это заставляет меня улыбнуться.

— Нет. А ты бы последовал? Не думаю. Поэтому большинство моих... отношений, если их можно так назвать, были короткими.

Я пожимаю плечами.

— Со мной никогда не случается ничего серьезного.

Он кивает, и в его глазах появляется задумчивый блеск. Как будто он вписывает это в свой собственный рассказ обо мне, точно так же как я делаю с ним.

Меня изучают в ответ.

— И тебе это нравится, — говорит он. — Когда все несерьезно. Так тебе не приходится иметь дело с какими-то незавершенными делами, когда ты переезжаешь в другое место.

Его откровенная оценка заставляет меня нахмуриться.

— Думаю, да.

Он берет бокал с вином.

— Мы больше похожи, чем я думал.

— Ты тоже не любишь незавершенные дела?

— Нет.

Он делает долгий глоток вина.

— Я не люблю обманывать женщин. Поэтому я этого не делаю.

Я наклоняю голову и изучаю его. Он все еще в рабочем костюме, но, должно быть, где-то на пути на второй этаж снял пиджак. Рукава его белой рубашки закатаны, а две верхние пуговицы расстегнуты. Его кожа на шее такая же загорелая, как и на лице. Густые черные волосы более растрепаны, чем обычно. А на подбородке проступает щетина.

Хотелось бы, чтобы он отрастил бороду. Как в Юте.

— Твоя работа. Это то, что разрушает большинство твоих отношений, — предполагаю я.

— Она была моим главным приоритетом на протяжении десятилетия. Женщине трудно с ней конкурировать.

— Почему ты так много работаешь, если тебе это не нужно?

Он качает головой, на губах улыбка.

— Что значит «не нужно»?

Он допивает последний глоток вина.

— Ты невероятно богат, — говорю я. — Ты можешь завтра уйти на пенсию и провести остаток своих дней, занимаясь тем, что тебе нравится. Например, проводить время на природе, заниматься серфингом, ходить в походы, путешествовать... Я видела книги по истории, которые ты хранишь в книжных шкафах внизу. Ты можешь изучать их сколько душе угодно.

— И жить беззаботной жизнью, — говорит он.

— Да. Многие люди, имей они твои возможности, так и поступили бы. Так скажи мне. Почему же ты вместо этого так усердно работаешь? Почему ты пытался спасти «Титан Медиа» все эти годы? Почему ты просто не продал компанию или не дал ей обанкротиться?