Лучшие враги навсегда (ЛП) - Хейл Оливия

Ее тело, освещенное ярким дневным светом. Мягкие, плавные изгибы ног и талии, полная грудь, едва умещающаяся в бюстгальтере, и эта завораживающая, неотразимая буква V между бедер, прикрытая лишь парой фиолетовых кружевных трусиков.

И вызывающее выражение лица.

Раздражение Конни давно превратилось в зависимость — ту самую, которую лелеял годами. Я жажду моментов, когда ее глаза вспыхивают, кожа наливается румянцем, а взгляд цепляется за меня — по-настоящему цепляется.

Что-то острое обжигает предплечье, и я вздрагиваю, опуская взгляд.

Конни обрабатывает рану антисептиком.

— Прости, — шепчет она.

— Все в порядке.

Это правда. Если она хочет прикасаться ко мне — пусть прикасается. Сейчас тело так сильно жаждет Конни, что я готов терпеть любую боль, если та исходит от нее.

Она осторожно перевязывает ссадину, и я позволяю это, даже зная, что за ужином придется надеть рубашку с длинными рукавами, чтобы избежать добродушных подколов от семьи.

Когда Конни заканчивает, ладонь ложится мне на плечо — для опоры, чтобы аккуратнее затянуть повязку. Боль резко пронзает, и, должно быть, это слишком явно отражается на лице, потому что она тут же отдергивает руку.

— Что случилось? — спрашивает она. — Ты там тоже ранен?

— Ударился плечом об землю после одного из подкатов. Все нормально.

Она отстраняется, нахмурившись. Во взгляде столько тревоги, что хочется улыбнуться.

— О чем думал Джейкоб? Если выиграет футбольный матч, то автоматически получит компанию?

Я фыркаю.

— Нет. Но знает, что это принесет уважение в глазах семьи. Не то чтобы тетя или отец, а уж тем более бабушка, когда-либо решали дела компании, исходя только из таких вещей.

Она качает головой и жестом предлагает снять футболку. Я приподнимаю бровь.

— Ищешь еще один предлог, чтобы заполучить меня?

— Габриэль, — говорит она.

— Знаешь, если хочется увидеть меня без рубашки, все, что нужно — просто попросить. Думаю, я уже ясно дал это понять.

Она откидывается назад и скрещивает руки на груди. Во взгляде ясно читается нетерпение. Ну давай же.

Я наклоняюсь, стягиваю с себя футболку, бросаю грязную вещь на пол и поворачиваюсь спиной.

— Черт, — выдыхает она и осторожно прижимает пальцы к коже вокруг болезненного места. — У тебя тут тоже кожа порвана.

— Именно так и ощущается.

Конни кладет тряпку под кран и начинает аккуратно протирать рану на плече. Жжет, но не так сильно.

Я привыкаю к боли, когда она рядом.

— Возможно, сегодня тебе придется спать на животе, — рассеянно произносит она.

— Хорошо, что ты будешь рядом и напомнишь, если вдруг забуду.

Ее рука замирает на мгновение, прежде чем снова продолжить мягкие, заботливые движения.

— До сих пор не могу поверить, что мы оказались в таком положении.

— Правда? А как думаешь, что будет, когда мы начнем путешествовать вместе как пара?

— Не знаю, — признается она. — Наверное, я об этом даже не подумала. Просто держись на своей стороне, — добавляет она, но слова тут же опровергает мягкое прикосновение свободной руки к моему плечу и осторожные, почти ласковые поглаживания другой по ссадине на спине.

— Я за себя не волнуюсь, — говорю я. — Это о тебе нужно беспокоиться.

— Обо мне? — в ее голосе звучит легкая, но осязаемая обида, и я улыбаюсь.

Боже, как же мне нравится доводить ее до раздражения.

— Да. Это ты подавляешь чувства.

— Конечно. До сих пор в браке я подавляла только мысли об убийстве. Разве я не великолепна?

Я пропускаю это мимо ушей.

— Давай заключим пари. Если сможешь продержаться всю ночь и не подойдешь ко мне, не прижмешься — что ж…

Она делает шаг назад. Взгляд цепляется за мой, и в зеленых глазах сверкает вызов.

— Что ж?

— Что ты хочешь?

— Ты и правда готов сделать на это ставку? — спрашивает она. — Ты ведь знаешь, что не смогу оставаться на своей стороне до утра.

— Тогда выиграешь.

Она постукивает ногтями по фарфору раковины, короткие ногти издают четкий, резкий звук.

— Если выиграю пари, я хочу, чтобы ты стал виновником развода.

Мои брови взлетают вверх.

— Виновником?

— Да. Брак не удался, потому что ты не мог идти со мной в ногу. Возьмешь на себя полную ответственность — в разговорах с семьей, друзьями и при любых потенциальных публичных заявлениях.

— Потому что я не мог поспеть за тобой, — медленно повторяю я.

Она пожимает плечами.

— Перефразируй как хочешь. Главное — чтобы всем было ясно: брак распался из-за тебя.

— Значит, ты выйдешь из брака с репутацией чистой, как свежевыпавший снег, — говорю я. — Раненый праведный партнер?

Конни кивает. На ее лице появляется тот самый соревновательный огонек, который я так хорошо знаю. В груди вспыхивает волнение.

Это, думаю я, того стоит. Я люблю ее такой. Люблю нас такими.

— Если хочешь, чтобы я солгал, — произношу я, проводя рукой по подбородку, — тебе придется поставить на что-нибудь не менее ценное.

Она долго смотрит на меня. Потом делает шаг вперед — так, что оказывается между моими раздвинутыми коленями. Я сижу, она стоит. Очень медленно Конни сгибает ногу и упирается коленом мне в промежность.

Нервные окончания моментально вспыхивают, и ее взгляд прожигает насквозь.

— Если я проиграю пари… — произносит она, нарочно затягивая паузу. — Мы займемся сексом.

Удивление парализует тело.

Я смотрю на девушку, но на ее лице нет ни намека на поддразнивание. Она говорит это всерьез. Абсолютно. Черт возьми. Мозг отказывается справляться с признанием. Это… как никогда близко к настоящему признанию в нужде.

Ее губы чуть поджаты, словно Конни раздражена моим молчанием.

— Ты сам рассказывал, что обычно делаешь после игры в покер, — напоминает она. — Разве не предпочел бы меня, а не свою правую руку?

Боже. Она думает, что я колеблюсь, потому что не хочу? Черт, ей лучше убрать колено, иначе скоро почувствует, насколько это не так. В ванной не осталось воздуха. Совсем. И это несправедливо: я полуголый, а она все еще одета.

Особенно учитывая, как чертовски хорошо выглядит без одежды.

— Ты и вправду посмела бы пойти на такое? — спрашиваю я, голос звучит хрипло даже для моих собственных ушей.

Она пожимает плечами, притворяясь беззаботной, но во взгляде нет ни капли легкомысленности.

— Я уже сделала это однажды, — отвечает она.

Я протягиваю руку.

— Ты в деле, принцесса.

Ладонь скользит в мою, и я крепко сжимаю ее пальцы.

— Пусть победит сильнейший, — говорит она.

Возможно, я, скорее всего, проиграю. Но это будет ничтожная цена, думаю я, глядя на нее.

Потому что если я и знаю о Конни хоть что-то, так это то, что она никогда не делает того, чего не хочет.

Мы возвращаемся во двор, чтобы я мог помочь с барбекю. Конни, проходя мимо, тихо шепчет себе под нос:

— Ты герой, — и я улыбаюсь в ответ.

Остаток вечера проходит в привычной семейной какофонии — точно такой, какой всегда бывает в эти уикенды. За ужином Конни сидит рядом, но разговоры крутятся вокруг моих братьев, их партнеров и детей, которые носятся рядом, играя в салки в сгущающихся сумерках.

Позже вечер переходит в шарады.

— Все семейные встречи Томпсонов всегда проходят в таком духе? — шепчет Конни, когда мы возвращаемся в дом.

— Конечно, — отвечаю я. — Как еще выяснять, кто лучший?

Она закатывает глаза. Я вполне ожидаю, что Конни сядет в сторонке, но когда ее распределяют в одну из команд, та без колебаний идет к ним и принимает участие.

И играет.

Стоило помнить: ее не нужно недооценивать. Пусть она здесь чужая, оказавшаяся в самом центре львиного логова, но ее воспитали волки.

Я наблюдаю с дивана, пока она разыгрывает перед всем кланом названия фильмов. Держится уверенно. Даже не потеет.