(не) Молчи (СИ) - Прим Юлия

Всхлипываю и добавляю уже про себя. «Иначе нельзя. Твой папа вернётся и всё решит. Вот увидишь. Всё обязательно, непременно, станет как надо.»

2. Молитва

Мира

Я считала, что жила мо́лча все эти месяцы. Это умозаключение казалось естественным, однако, было на деле неимоверной глупостью. За последующие два дня, после приезда домой, мне дали чёткое осознание того, насколько же я ошиблась.

Уже с субботы я перестала произносить лишнего слова. Стала изъясняться с родителями короткими «да-нет», кивать или опровергать поступающее. Бесконечно слушать.

Мама предлагала, угрожала, давила, просила, наконец начала обвинять во всех грехах «гулянки в компании Скворцовой». Мама даже звонила ей. Я своевременно отправила просьбу не брать трубку.

В итоге, к концу выходных, ещё и папа сошелся во мнении что, отныне, в нашем доме Татка становится персоной нон-грата.

Хорошо, что сама Татка пока об этом так и не узнала.

Оказывается в субботу в обычной женской поликлинике работает дежурный врач. С самого утра мама потащила меня на приём. Присутствовала в смотровой, задавала свои наводящие вопросы. Плакалась доктору о том, что я приняла решение загубить свою жизнь и ненароком выспрашивала о точности срока.

Карточка. Бесконечные измерения. Платное экстренное узи под присмотром главврача из родильного отделения. Я лишь молча вытаскивала те бумажки, что были от нескольких посещений клиники в Москве, а мама… Мама всё больше, и больше убеждалась в том, что отец моего будущего ребенка на десятки лет старше меня. Он непременно женат, при деньгах, связях и конечно же имеет пару-тройку детей не младше моего возраста.

Приходилось опровергать мотанием головы все её версии.

Врачи в ответ спорно кивали. Мама хмурилась и выдавала ещё более гнусные: от изнасилования кем-то одним, до группового на какой-то студенческой вписке, от запугивания, до какого-то спора… Я кривилась и слушала.

Про поматросил и бросил в её доводах тоже присутствовало. Этим, по её утверждению, должен был заняться в скором времени папа. Расспросами. Дознанием и заявлением в местные органы…

За всем этим они будто и не брали в расчет тот факт, что я полгода как совершеннолетняя, а срок беременности на деле меньше.

В понедельник я не вернулась в Москву. Мне выдали больничный. Назначали обходы бесконечного списка врачей, и исписали десятки бумажек на всевозможные анализы.

Папа не поднимал тему аборта, но и не рассуждал вслух о каком-то будущем. Мама… Мама пыталась использовать на мне все теории и подходы. С каждой попыткой я, словно ракушка, только крепче и безвозвратнее схлопывалась.

Я сказала им правду: не знаю кто он и где он. И заявила четко, во всеуслышание, что назову сына именем деда. Женей.

У родителей возникли вопросы. Однако… В моём минимальном словарном запасе больше не осталось удовлетворяющих их ответов.

Всю неделю я просидела дома за оставшимися рефератами. Читала теорию, пыталась сама разобраться в практике с темами, которые пропускала. Готовилась к сессии. Папа пообещал ускорить её по времени. А, если папа что-то обещает, нет смысла в это не верить.

Меня отвезли в университет оба родителя. Минут сорок я сидела под дверьми деканата и ждала вызова, пока взрослые решали проблему нашкодившего ребенка.

Рядом проходили знакомые. Здоровались, подлетали с расспросами или просто кивали. Я не объясняла причин. Сообщала всем про свой академ и продолжала молча пялиться в стену. Будто так правильно, и так надо.

Сколько слёз было выплакано в эти первые дни? Днём ни капли. Ночью… Я стала ещё хуже спать. Надо же было хоть чем-то заняться.

Не дышу. Встречая отца, что держит в руках незаполненный табель на два листа. А от мамы исходит чёткое намерение собрать мой чемодан и как можно быстрее избавить старые стены от позора, с которым теперь ассоциируется наша фамилия.

— Пять экзаменов. Шесть зачётов, — комментирует отец, жестом руки поднимая меня с сидения. — Тебе проставили даты. По два или три в день. Из общежития необходимо съехать к новому году, но мама поможет собрать твои вещи уже сегодня.

— Но…, — не решаюсь озвучить больше.

— Я сам буду привозить тебя на экзамены и зачёты, — чеканит несгибаемым тоном папа. — Ты всё сдашь заранее и следующий год проведёшь в подготовке к учёбе на заочной образовательной форме.

Киваю и прячу глаза. Неизменно тяну губы к поросшей щеке и шепчу краткое:

— Спасибо.

Он отвечает теми же жестами и четко действует по пунктам, подписанном в своём плане. А я пытаюсь держаться спокойнее, не реагировать на чужой абстрагизм, не просить послабления, принятия моего выбора или других более ярких эмоций.

Хотя, по сути, именно я и прописала наше дальнейшее общение. Заявила о правилах, начав первой играть против родителей в непробиваемую молчанку.

Соседи по комнате тихо встретили мой приход. На известие об отъезде не высказали ожидаемого урагана эмоций, в то время как Татка, все эти дни, только и долбила меня перепиской. Пыталась докопаться до правды, которую обещала рассказать ей при встрече. Когда? Когда-нибудь. Теперь уже так чётко и не отвечу…

— Мирослава…, — укладывает мама в чемодан мои вещи. Натыкается на заначку со снятыми этикетками. — Нам всё же придётся серьёзно поговорить.

«Не здесь», — прошу одним взглядом.

На что мама оборачивается к моим притихшим соседкам, собравшимся на одной из кроватей. Задаёт вопрос в довольно располагающей форме:

— Девочки, а вы уже видели парня Миры? Как думаете, мужем хорошим станет?

— Да ничего такой. С виду взрослый, — отвечает одна из тех, с кем особо и не общались. В то время, как Нина пинает её локтем в бок, с ощутимой просьбой держать язык за зубами.

— А чем он тебе запомнился? — берёт в оборот мама и вытягивает детали о которых молчит нерадивая дочь. Составляет фоторобот того и не того. Благо, хоть у девчонки плохо запомнились цифры и она не может ответить о том, какие именно были на префиксе или автомобильном номере.

— Очень интересно, — резюмирует мама, бросая взгляд на меня. — А Мира вообще про него ничего не рассказывает. Наверное наше знакомство станет сюрпризом. Хотелось бы, конечно, чтобы приятным.

— Так ты в академ из-за свадьбы? — разбавляет Нина долгую паузу широкой улыбкой.

Мама переключается на быстрый сбор остатка вещей, а я устало скидываю жаркую толстовку, не желая больше продолжать чужую игру. И выдаю постно:

— Да нет, просто ухожу рожать.

3. Потерянный рай

Мира

Конец декабря. Предпраздничная суета на улицах. Снег, гирлянды, улыбки на лицах прохожих. Взгляды, затаившие в себе самые сокровенные из желаний.

Какого бы возраста или пола мы не были, в эти дни каждому, хоть на мгновенье хочется почувствовать частичку тепла. Уверовать в чудо. Представить, что в жизни нет ничего невозможного…

Вот так и я: иду, любуюсь включенной иллюминацией, дышу свежим воздухом, слушаю, как хрустит снег под ногами, и никуда не спешу.

Приём у врача назначили на вторую смену. Сейчас всего пять, а стемнело как ночью. Можно не опасаться знакомых. В темноте к лицам прохожих мало никто особо и не приглядывается.

Я мимолётно улавливаю настроение. И улыбаюсь ответно. Топаю. Тихо. В сторону дома.