Развод. Внебрачный сын мужа (СИ) - Томченко Анна

— Я в кабинете побуду, родная, мне надо быть на связи… — сказал я сухо, потому что не знал, что еще сказать? Что дурак? Так это Вика и так знала, но она встала со стула и первая вышла в коридор, открыла дверь моего кабинета и юркнула в него как мышка.

Я прошел следом, держа в руке здоровенную почти на поллитра кружку и зайдя в кабинет, поставил ее на столик. Вика сидела, поджав под себя ноги на диване и вытирала глаза платком. Веки покраснели, а губы стали почти пунцовыми.

— Это я виновата, — произнесла Вика глухо и спрятала лицо в ладонях. Она задрожала и попыталась сдержаться, но у неё не вышло и вздох превратился в всхлип. Я присел рядом. Я даже не успел ничего сделать, потому что Вика сама потянулась ко мне, залезла на колени и обняла за шею, почти заскулив. Ее горячие слезы капали мне за воротник.

— Вик… — позвал я тихо. — Один я лишь виноват, понимаешь? Это только моя вина. Это мое предательство стало отправной точкой к этому событию. Ты не причем. Не глупи…

— Я чувствовала, что так может произойти… — судорожно призналась Вика, сильнее сдавливая мне шею и щекоча губами кожу. — Он же потом перестал спрашивать про неё. Вдруг она уже не первый раз приезжала? Вдруг она и до этого приезжала…

— Вик, успокойся… не было ничего такого. Это бы отследили и заметили. Время было выбрано специально пограничное. Еще до обхода и после смены охраны. Понимаешь?

— Вот она знала, когда эта охрана менялась, поэтому не раз видимо приезжала и следила, а я не заметила. Я вообще кроме своей обиды на тебя ничего не замечала… Яр, я ужасный человек, я плохая мать…

Говорят, что настоящая любовь это когда боль близкого воспринимаешь стильнее чем свою. И я воспринимал сейчас боль жены как острое лезвие с зазубринами, которое распахивало всю плоть вдоль и поперек, оставляя в ранах кусочки металлической стружки и ржавчину.

— Ты самая чудесная мать. Ты настолько, Вик, чудесная, что даже чужого ребенка сделала счастливым.

— Нет! — вырвалось у Вики, и она заплакала еще сильнее. — Нет! Не сделала! Он к ней пошел, значит все у нас плохо! Все!

Я качал Вику на руках. Я баюкал ее в своих ладонях, чтобы хоть немного забрать ее боли и чтобы она на мгновение успокоилась.

Мне душу подвешивало на крюки от каждого всхлипа жены. И грудную клетку выворачивало наружу.

Ей было настолько больно, она настолько сильно боялась за ребенка, за результат моей измены, что даже не понимала насколько у неё хрустальная душа.

Время медленно ползло и часы отсчитывали его лениво. Словно старый часовщик с масляным фонарем самолично передвигал стрелки. Вика продолжала сидеть у меня на коленях, сжимать в своих окоченевших ладонях салфетку и плакать.

А я умирал от каждой ее уроненной слезы.

Когда ночь стала настолько темной, что краски города растворились в ней, я все еще прижимал к себе жену, с ужасом осознавая, что это последние наши объятия.

Объятия, к которым привела беда.

На телефон постоянно приходили сообщения то от моих ребят, то от полиции.

Я просматривал все это, стараясь, чтобы Вика не заметила. Но когда меня льдом сковало, она все поняла. Поняла и тихо прошептала:

— Я с тобой…

Глава 49

— Останься с дочерью, — попросил я, собираясь в прихожей. Вика, чисто весом с барашка, отпихнула меня от двери и наклонилась за своими кроссовками.

— С дочерью четверо взрослых, а ты едешь один.

— Не один а к месту уже вызвали полицию… — признался я, но меня не послушали. Вика выскочила в коридор, прихватив ключи от моей машины. Я покачал головой. Мне не было известно с кем Матвей по адресу, как все будет, может он не захочет уезжать от Светы, но она-то в любом случае готова от него избавиться, поэтому я считал, что Вике лучше этого ничего не видеть. Но жена была против и быстрее меня шагала к машине. И как мышка юркнула за дверь и пристегнула ремень.

Я покачал головой и сел на руль.

Навигатор показывал точку на окраине города, в спальном районе с пятиэтажками и двухэтажками сталинского проекта.

— Яр, скажи, ты когда был с ней… — начала тихо Вика. — Ты не думал, что сделаешь мне больно?

Я чуть не ударил по тормозам, но не посмел ни зарычать, ни вспылить, потому что Вика была в своем праве, только вот время выбрала.

— Я не помню, что вообще думал. Я оказался в какой-то временной петле где сменялись картинки, где я блуждал, потому что боялся, что сломаюсь. Я даже не понимал, что изменяю. Я… — я сглотнул и перевел взгляд на жену. — Я чудовище…

Вика тяжело вздохнула и мне на телефон снова пришло несколько сообщений. То что полиция выехала на место, что мэр желал удачи и Света глумливо предлагала мне подумать. Я перекинул телефон в руки жены.

— Напиши знаешь что… — сказал я задумчиво. — Напиши так. Я предлагаю десять миллионов…

— Яр, зачем? — спросила жена, но все же стала набивать сообщение.

— Разве ты не знаешь тот старый анекдот? — спросил я, не сводя взгляда с дороги. — Приходит женщина жаловаться на подругу, что та заняла у неё пятьдесят рублей и не отдаёт. Адвокат сидит, слушает, а потом говорит, чтобы она написала письмо, в котором говорит, что подруга должна ей сто рублей. Женщина возмущается, а адвокат продолжает, что типа вот когда она так же возмутится и напишет ответное письмо, в котором скажет, что должна только пятьдесят рублей, оно и будет доказательством. Поэтому Вик, как только придет сообщение сразу заскринь.

И раздался щелчок снимка экрана.

— Она пишет, что хочет сумму вдвое больше, — поражено призналась Вика, и я кивнул.

— Можешь возмущаться, ты же поняла уже механику разговора? — спросил я, весь закипая от злости на эту тварь. Нет. Какое лишение родительских прав. Я ей все припомню. Все на неё повешу.

Я затормозил у типовой пятиэтажки и посмотрел на жену.

— Вик, сиди в машине. Жди когда приедет полиция. Не надо со мной ходить, — ультимативно сказал я.

— Нет, а вдруг там что-то страшное. Нет. Не ходи один. Нет. Давай ждать полицию, — начала в панике метаться Вика.

Но я на стал слушать. Я вдруг понял, что для неё я никогда ни был чудовищем. Что эта маленькая сильная женщина видела во мне всегда меня. Злой я был, нервный, жестокий. Малютка Ви видела только меня, поэтому она никогда не простит меня.

И я себя тоже.

Я дернулся к жене. Положил ладонь ей на затылок и притянул к себе. Ее губы на вкус были как соль. И я своим языком скользнул в ее рот. Поймал ее дыхание, которое мне жрать хотелось. Провел кончиком по нёбу, задел зубки и разомкнул поцелуй, от которого у Вики осоловели глаза.

— Люблю тебя. Сейчас сбегаю за Мотей и вернусь, — сказал я и резко вышел из машины, запирая ее снаружи. Вика взвизгнула, перелезла на мое сиденье и ударила по стеклу кулачком. Заходя в подъезд я еще слышал, как она кричала мне вслед, а потом затихла. И я кивнул.

Телефон привел меня на пятый этаж. Я потоптался у двери и зажал пальцем глазок. Тихонько постучал в металлическую со следами ржавчины по бокам дверь.

Из-за неё раздались нетвердые шаги, шорохи и я нахмурился. Кто ждал меня за этой дверью? Света сама сидела с Матвеем здесь? Или кого-то наняла? Там пенсионерка? Или…

— Ты да сказала не придешь сегодня! — рявкнул из-за двери знакомый голос и я стиснул челюсть. Ах ты ж… Зараза.

Я терпеливо ждал когда мне откроют, потому что в голосе были пьяные нотки. А еще потому что глазок я так и не перестал прикрывать.

Щелкнула задвижка.

Второй рукой я поймал круглую ручку.

На меня толкнули полотно и я с опережением резко дернул дверь на себя и не спрашивая ничего, сначала замахнулся, с вполне искренним удивлением заметив:

— Ах ты гнида! Тебя что, собрали что ли всё-таки, Азат?

Я врезался кулаком в нос уже мужику и отпихнул его от двери, заходя внутрь.

— Сволочь! — проревел виновник аварии и пошатнулся. Переломанные ноги давали о себе знать.

— А где твой папочка? На этот раз у него бабла хватит тебя поднять на ноги? Или ты сам по себе, поэтому подался в похитители? — я снова замахнулся, но Азат ушел от удара и развернувшись, схватил с полки складной ножик.