Развод. Чужая родная дочь (СИ) - Келлер Николь

Вздрагиваю от ее слов всем телом, и Натан обнимает меня за плечи, крепко прижимая к груди.

- Второго мая был полный аншлаг - около пятнадцати рожениц. Врачей, разумеется, на всех не хватало. И часто роды принимали только акушерки. Я принимала у вас поначалу вместе с врачом, - указывает на меня подбородком, - а потом и у вашей жены.

Часто дышу и закусываю костяшку большого пальца.

- У вас у обеих поначалу все шло хорошо. Вы родили здоровую девочку, а вот у вашей жены случились осложнения, и в итоге младшая родилась слабенькой.

Натан только с виду такой серьезный и несокрушимый. Но его с силой впивающиеся в мое плечо пальцы кричат об обратном.

- Ваша девочка резко начала тяжело дышать под утро, - Анна Алексеевна снова возвращается ко мне. - Так как персонала не хватало, никто вовремя не обратил на это внимания…Когда я подошла к ребёнку, она уже почти не дышала…

Закрываю рот ладонью и всхлипываю. Вот только этот всхлип похож больше на вой.

Боль расползается по телу. Она становится частью меня. Я бьюсь в агонии от мысли, что моя девочка медленно и мучительно умирала. Когда она нуждалась в помощи, никого не было рядом. Она была одна в этом жестоком и циничном мире, без материнской любви, ласки и заботы.

Вместо нее я впервые обняла чужого ребёнка. Качала, пела колыбельную и улыбалась.

В то время как моя девочка лежала в одиночестве и холоде. Маленькая, беззащитная…Мой крошечный комочек…

Меня лихорадит. Я не могу сдерживаться и даю возможность вырваться боли наружу хотя бы так.

- Что вы сделали? - и хоть я уже сама догадалась, я хочу услышать ответ на этот вопрос именно от акушерки.

- В суматохе я поменяла вашу мертвую девочку на младшую из двойняшек, - совершенно будничным тоном, слегка пожав плечом, сообщает Анна Алексеевна. - Никто и не заметил. Фамилии ваши, насколько я помню, похожи, девочки, на удивление, родились почти с одинаковым ростом и весом. Так что поменять бирки и подменить детей не составило труда.

- Зачем? - рычит Натан, с силой ударяя по столу. - Зачем вы это сделали?!

Анна Алексеевна с ответом не спешит. Разглаживает старую выцветшую скатерть и смотрит строго на свои морщинистые руки.

- Я решила, что будет справедливо, если у каждого из вас будет по ребёнку. Не обижайтесь, - расстреливает исподлобья Натана, - но вы не располагали финансами, и двоих детей вам в одиночку, после смерти жены, тянуть было бы тяжело. Особенно, когда младшая нуждалась в особенном уходе и заботе. Повышенном внимании и любви. Материнской любви. А вам было бы и финансово, и как мужчине физически сложно это дать, - безэмоционально заключает эта женщина. - Поэтому я и поменяла детей. У каждого есть ребёнок, а у девочки появился шанс выжить. Я каждому из вас всех облегчила жизнь. И спасла здоровье той девчонки.

- Вы ненормальная….Сумасшедшая…, - бормочу между рыданиями. Я сейчас сама похожа на умалишенную: растрепанная, с красными, опухшими глазами и трясущаяся всем телом.

- Ты спасибо должна мне сказать! - жестко обрубает, прикрикивая. - Если бы узнала, что твоя дочь умерла вскоре после рождения, смогла бы снова забеременеть, выносить, родить? Смогла бы снова довериться врачам? У меня вот большие сомнения. И знаешь, - наклоняется и, нагло ухмыляясь, бросает нам в лицо: - Если бы меня вернули в прошлое, я, не задумываясь, сделала бы то же самое.

Натан вскакивает на ноги и резко подается вперед.

- С чего вы решили, что вы Бог? Какое право вы имели отбирать у меня ребёнка?! Это моя дочь! Не вам решать, мог я их прокормить и вырастить, или нет! Точно не вам!

- Не ори. Я сделала так, как точно было бы лучше для всех. Особенно для детей. И не прогадала. Ведь так? - сощуривается, по очереди оглядывая нас. - И вы никогда бы не узнали, если бы не что-то из ряда вон и не начали бы копаться в правде. А теперь подумайте: нужна ли вам эта правда?

Отсутствующим взглядом смотрю в пустоту, раскачиваясь вперед и назад. Чувство вины, что не уберегла, что так ни разу и не прижала свою доченьку к груди сжигает кислотой.

Натан сжимает и разжимает кулаки. От него исходят волны ярости, и Петранскому стоит колоссальных усилий не сорваться.

- Пойдем, Оля, - тяжелая ладонь опускается на плечо. - Вставай, моя хорошая.

Натан тянет меня за собой, как безвольную куклу. У меня нет сил даже переставлять ноги. Я выпотрошена. Я умерла спустя десять лет. И даже несмотря на то, что у меня есть моя чужая родная Катюша, которую я люблю до неба и обратно, я остро ощущаю потерю моей малышки.

Прямо в эти секунды я проживаю то, что должна была прожить десять лет назад.

- Надеюсь, Бог вас накажет, Анна Алексеевна, - бросаю через плечо на прощание.

Впервые за все время нашего разговора в глазах женщины мелькает нечто похожее на грусть и тоску. Первая и единственная эмоция.

- Не сомневайтесь. Я давно несу свой крест.

На улице я жадно втягиваю в себя морозный воздух. Ещё и ещё, как будто не дышала все это время. От резко поступившего кислорода в таком количестве начинает кружиться голова, и я хватаюсь за Натана.

Он сгребает меня, крепко обнимает, прижимая мою голову к груди. Пытается забрать мою боль, как я тогда у него в больнице. Я хочу плакать, хочу смыть все, что режет изнутри, но не могу. Слез просто нет.

- Ты…, - выдавливаю из себя, отчаянно цепляясь за мужчину, как за единственный оставшийся оплот в этом мире. - Ты похоронил вашу…мою.… девочку?

- Да. Рядом с женой.

Вскидываю голову и выдыхаю, почти умоляя:

- Отвези меня на кладбище.

Глава 50

Оля

- Приехали, - широкая ладонь Натана накрывает мою, и я вздрагиваю. Поворачиваю голову в его сторону и растерянно моргаю, фокусируясь на обеспокоенном лице.

- Что?

- Оль, - Петранский хмурится ещё сильнее, до глубокой складки между бровей, уже совсем не скрывая искреннего беспокойства. - Давай, может, в другой раз?

Отчаянно мотаю головой.

- Нет-нет. Сегодня. Сейчас. Моя девочка и так ждала меня очень долго…

Десять лет…От этой чудовищной цифры меня бросает в холод.

Натан кивает, выходит из машины и помогает выбраться мне. Пошатываюсь, и мужчина реагирует мгновенно: прижимает меня к своему горячему боку.

- Оль, давай в другой раз...Тебе нужно прийти в себя…

- Всё нормально, Натан. Смотри, даже погода успокоилась. Как будто моя девочка смотрит сверху и радуется, что я наконец к ней пришла.

И действительно: снег, который всю дорогу валил хлопьями, резко перестал, тучи сдуло, и выглянуло робкое солнце. И как будто даже стало теплее.

Выдохнув, стараясь унять внутреннюю дрожь, иду след в след за Натаном.

Мужчина останавливается, и я едва не врезаюсь ему в спину. Осторожно выглядываю, короткий взгляд на надгробие, и слёзы обжигают щеки, затекая за шиворот.

Петранская Василиса Натановна.

Прожила всего один день…

Не верю…Не верю, что такая чудовищная несправедливость случилась именно с нами! Что из-за непростительной халатности врачей мой ребёнок так и не увидел этот мир. Моя девочка не подарила первую улыбку, первое, наполненное любовью, слово «мама», так и не сделала первый шаг…

А Натан целых десять лет жил с болью двойной утраты: он похоронил жену и вторую дочь. Его просто жестоко ее лишили. Потому что сумасшедшая женщина решила, что этот мужчина не в состоянии вырастить своих родных двоих детей.

Я не представляю, что он пережил, когда хоронил свою любимую женщину и ребёнка…Через что прошел этот мужчина…Я не представляю, каких сил ему стоило не сдаться...Потому что я бы легла рядом со своим ребёнком, и ничто бы меня не остановило…

Что вообще не так с этим миром?!

Как теперь нам с этим жить? Что делать?

- Я оставлю вас, - наконец выдавливает Петранский. - Не буду мешать. Жду тебя в машине.

Поцеловав меня в висок и погладив по плечу, он уходит.

- Здравствуй, моя девочка, - произношу с трудом, судорожно втягивая воздух. - Вот и мама наконец-то к тебе пришла…Уверена, ты ждала меня и не понимала, почему я тебя не навещаю…