Убит тобой (СИ) - Семакова Татьяна

– Храбрая, да? – с трудом сдерживает он смех. – Трахнуть тоже можно по-разному.

– Делай, что хочешь, – отмахиваюсь я от него, отворачиваясь. – Психопат. Что это вообще значит? – Я снова резко поворачиваюсь.

– Что именно? – приподнимает он одну бровь.

– То, что ты сказал, – шикаю я, теряя терпение. – Зачем было требовать аборт, если знал, что я его никогда не сделаю?

– Затем, что не мог участвовать в жизни ребенка. На тот момент. И бабок оставил столько, сколько ни один аборт не стоит. Как по мне, вполне можно было догадаться.

– Тридцать пять тысяч, которые ты вытащил из бумажника – это, по-твоему, большие деньги? Ты бы хоть ценник погуглил, – презрительно сморщиваюсь я. – На коляски, например.

– Я о тех, что оставил после, – мрачно отвечает Максим и приглядывается ко мне. – Семь мультов, на первое время. Потом было бы больше, но, когда я приехал посмотреть, как выглядит мой ребенок, не увидел даже пустышки в квартире.

– Ты дурной? – бормочу я почему-то очень низким голосом. – Какие семь мультов?

– Которые я оставил в твоей квартире на следующий день, – четко произносит Максим.

– Ну значит, меня ограбили, – развожу я руками и нервно выдыхаю: – Плевать.

– Нихера… – шипит Максим зловеще. – И, если я узнаю, что ты мне вкручиваешь, точно без зубов оставлю. Посажу тебя на цепь во дворе и запрещу гавкать. Поняла?

– Почему ты не мог участвовать? – спрашиваю я то, что действительно важно.

– Не лезь в это. Уже неважно. Я выполнил все обязательства, никаких претензий ко мне больше нет. Где могила?

– На том же участке, где родители.

– Не одна. Хорошо, – отвечает он глухо, а я поджимаю губы и зажимаю переносицу, приказывая себе не раскисать. – У кого еще были ключи от твоей квартиры?

– Только у тебя, видимо, – отвечаю я резко. – Хотя и их не давала. Может, тебе приснилось, что ты такой щедрый?

– Не нарывайся, – гремит Максим вполголоса. – Что у тебя с Карелиным?

– С кем? – морщусь я, а он широко распахивает глаза.

– Серьезно?

Карелин… какая-то фамилия знакомая. Точно уже слышала. Так, стоп.

– Ты о Тихоне? – уточняю я, чуть сощурившись.

– О Тихоне, – кровожадно улыбается Максим.

– Вы знакомы? – Максим медленно вдыхает, а выдыхает, по ощущениям, огнем. – Ничего серьезного, – быстро отвечаю я на его вопрос. И ведь даже не вру. Только что-то не сходится… – Я не знала, что вы знакомы.

– А мы и не знакомы, – ухмыляется Максим. – Этого шакала знает каждая псина в городе, только и всего.

«Так… и почему я решила, что если мужик снял номер в отеле, то он не местный? Вот глупая… впрочем, что это меняет? Не видела его до этого, не увижу и после. Карелин, Карелин… Где же я слышала эту фамилию?», – быстро проносится в моей голове.

– И что? – спрашиваю я невозмутимо. – Боишься, что самого на цепь посадят за то, что ты сегодня мне устроил?

– А кто узнает? – Максим пытается напугать меня своей наглой рожей.

– Ты затолкал меня в багажник у отеля. Там повсюду камеры, – повторяю я слова Тихона.

– До туда не бьют, – «мило» улыбается мне Максим.

– То есть, – сглатываю я ком, – отпускать ты меня не собирался?

– Догадливая малышка.

Максим встает вместе со мной, швыряет на диван и идет к входной двери.

– Ты куда? – бормочу я ошалело. Подрываюсь с дивана и кричу: – Максим! Максим!!!

Бегу за ним, но догнать получается только у машины. Из багажника которой он достает моток не толстой веревки и охапку стяжек.

– Что предпочитаешь? – спрашивает он у меня, иезуитски улыбаясь.

– Чтоб ты катился ко всем чертям! – кричу я во всю мощь легких.

Через пять минут бесполезных трепыханий снова оказываюсь на диване, обмотанная веревкой по рукам и ногам.

– Еще раз заорешь – заклею рот, – предупреждает Максим грозно, прежде чем уехать.

Чуть только хлопает дверь, пытаюсь освободиться, но, тщетно. Максимум, на что я оказываюсь способна – почесать собственную щиколотку. Воюю со своими путами еще какое-то время, а когда совершенно выбиваюсь из сил, закрываю глаза и не замечаю, как засыпаю.

Просыпаюсь я от того, что мои согнутые в коленях ноги заваливаются на бок. Дергаюсь, неожиданно имею возможность распрямиться. Веду плечами и стону, не открывая глаз:

– Руки…

Максим хмыкает и разрезает все веревки, а я устраиваюсь удобнее и снова отключаюсь, пока не чувствую запах жареной картошки.

Принюхиваюсь, приоткрываю глаза и не сразу соображаю, почему по-прежнему темно. Резко сажусь и только тогда понимаю, что уже поздний вечер. Выхожу из гостиной, вижу Максима на кухне. Игнорирую его присутствие в доме и прогуливаюсь по первому этажу в поисках ванной. Нахожу новую зубную щетку, пасту, полотенца. Привожу себя в порядок и возвращаюсь к кухне, гонимая страшным голодом.

– Ну вот и что? – спрашиваю я недовольно, опустошив тарелку.

– Красивый, – отвечает Максим, не поднимая взгляда от тарелки.

– Кто? – устало выдыхаю я.

– Что, – поправляет он, откладывая вилку. – Памятник.

– Макс… – бормочу я и закрываю лицо ладонями. – Хватит уже надо мной издеваться. Хватит, прошу. Отвези меня домой. Мне завтра на работу.

– Я все исправлю. Я знаю как.

– Что?.. – лопочу я и опускаю руки на стол. – О чем ты?

– Обо всем. О нас. Я все исправлю, Анфис. Деньги теперь есть. Дом этот. Я его для тебя купил. С мелким. Почему-то думал, будет пацан.

– Хватит, – прошу я, стирая скатившиеся по щекам слезы. – Ничего уже не вернуть.

– И я найду, кто это сделал, обещаю.

– Кто сделал что? – напрягаюсь я еще сильнее. Телефон Максима вибрирует на столе, он тянется к нему рукой, а я шикаю: – Даже не думай отвечать сейчас.

– Я сказал все, что планировал, – отвечает он холодно и подносит телефон к уху: – Да. – Слушает недолго, как-то странно косится на меня. – Как? – Снова слушает ответ. – Давно нашли? Ясно. Еще на даче, да. И это тоже предельно ясно, – хмыкает Максим. – Разузнаешь? – последнее, что он спрашивает, прежде чем сбросить вызов. Опускает телефон на стол, раздраженно цокает языком. – Ничего не хочешь мне сказать?

– Я сказала все, что планировала, – откровенно ехидничаю я.

– Разве? И как я только пропустил ту часть, где ты подсыпаешь яд Карелину, дожидается, когда он откинется и преспокойно выходишь?

– Чего? – переспрашиваю я с выпученными глазами.

– Ничего не имею против, он был тем еще заносчивым гандоном, но лучше бы тебе пояснить. Потому что иначе нам обоим крышка.

– Что ты несешь? Этого не может быть, – продолжаю я настырно отрицать происходящее.

– Никто больше не входил и не выходил. Только ты.

– Значит он самоубился! – нервно взвизгиваю я.

– Карелин-то? – хмыкает Максим. Вновь берет вилку в руку, нанизывает картошку, с каким-то отрешенным выражением лица отправляет ее в рот. – Ты была так хороша, что он решил, что в жизни уже не будет ничего лучше? Вариант. Подумай, как протолкнешь его следствию.

– Максим, это шутка такая? Мне не смешно.

– Тебе заплатили? Заставили? – продолжает топить вопросами и есть.

– Когда я уходила, он спал!

– Мертвым сном?

– Ты всерьез думаешь, я способна убить человека?!

– Никто больше не входил. И не выходил, – повторяет он уперто. – Я думаю то же, что и все. Чем докажешь обратное?

– Бред какой-то, – бормочу я себе под нос, обеими руками откидывая волосы с лица. – Ты просто разыгрываешь меня. Или запугиваешь. А Тихон на самом деле жив. Конечно, жив! Что ему будет?!

– Анфиса, я не шучу, – равнодушно произносит Максим.

Берет свой телефон, копается в нем, потом протягивает мне. Я забираю его и едва не роняю из-за дрожи в пальцах. Смотрю на снятую украдкой фотографию, как из отеля выносят тело в черном мешке и чувствую, как кровь отливает от лица.

– Быть не может… Он заказывал ужин в номер, – произношу я заторможенно. – Мы ели… холодное. Я сделала глоток вина, он выпил бокал виски.

– Уже что-то.