– Он просто… вычеркнул меня, – шепчу я. – Вычеркнул, как лишнюю осечку на чертеже. Без всякого сожаления.
Водитель краем глаза смотрит в зеркало. Я замечаю, как он хочет что-то сказать, но в последнюю секунду меняет свое решение.
И правильно делает. Я не выдержу сочувствия. Ни одного слова.
Я закрываю глаза и только слышу своё дыхание.
Сбивчивое. Глухое.
– Я ведь думала, что мы – это навсегда, – говорю в никуда. – Что это больше, чем просто помощь любимому, что это вклад в наше будущее. Нашу семью.
Я снова делаю глубокий вдох. И в этот момент, впервые за весь день, в сердце становится совсем пусто.
Не больно. Именно пусто.
Потому что, кажется, больше ничего не осталось.
Я закрываю лицо руками и замираю. У меня больше нет сил даже для того, чтобы дышать.
Машина плавно движется по улицам города, за окном привычный шум мегаполиса, но мне, кажется, что все это бутафория. А настоящая жизнь осталась где-то там.
На сцене.
Рядом с Ильдаром.
Машина поворачивает за угол, я поднимаю голову и лишь сейчас понимаю, что мы уже приехали.
Водитель по-прежнему молчит, я отдаю ему мятые купюры и выхожу на улицу.
Кое-как поднимаюсь на последний этаж, открываю дверь квартиры и застываю на пороге.
Тишина давит, словно тяжелый свинцовый плед. Здесь пахнет тем, что осталось после него: запахом его рубашки, едва уловимыми нотами парфюма и даже его теплом, которое он забрал с собой, когда ушёл из моей жизни.
Шаг за шагом я иду в спальню. Вся усталость, вся боль обрушивается на меня, словно нескончаемый ливень.
Я падаю на кровать, и подушка мгновенно становится моей единственной защитой от мира, который разбился вдребезги.
Я рыдаю.
Громко, беспощадно, от той безысходности, что душит, что разрывает на куски.
Я знаю, что где-то там: в широких залах, моего мужа сейчас носят на руках, боготворят, произносят тосты и поздравления! За Ильдара, которого я знала всю жизнь. Которого любила, защищала, строила вместе с ним этот дом, нашу семью.
А он? Он был не со мной.
Он был там с той, что его вдохновляет. С той, которая его зажигает.
Я рыдаю, потому что уже нет сил. Нет сил бороться с тем, что не изменить. Нет сил оставаться той, кем я была.
И эта боль, словно стальной воротник, сжимающий горло, не позволяющий дышать.
Я теперь одна.
Двадцать пять лет была в паре, а вот теперь оказалась одна.
Глава 6
Я не знаю, сколько времени проходит.
В комнате темно. Я даже не включала свет. Не шевелилась. Только рыдала, уткнувшись в подушку, пока слёзы не высохли, и не появилось ощущение бесконечного равнодушия.
Я лежу. Смотрю в никуда, и все во мне, будто тихо умирает.
И вдруг…
Хлоп.
Резкий звук.
Этот звук я не спутаю ни с каким другим. Потому что каждый раз именно так хлопает входная дверь, когда он возвращается домой.
Я замираю и прислушиваюсь.
Шаги. Тяжёлые. Неровные. По лестнице вверх, прямо ко мне.
Звук ключей. Удар ботинка о деревянную ступень. Потом тихое бормотание.
Это точно он.
Ильдар.
Я вскакиваю с кровати, волосы прилипли к щекам, ноги подгибаются. Сердце резко стучит!
Что сейчас будет? Разборки? Извинения? А может он все с таким же равнодушным выражением лица просто ляжет спать?
Дверь спальни со скрипом открывается.
– О, ты не спишь! – говорит он, еле держась на ногах.
Голос глухой, неуклюжий, с перебивками на смешок.
Он заходит, покачиваясь. На нём всё ещё та же рубашка с банкета, но расстёгнута на груди, галстук в руке, пальцы в пятнах от шампанского или вина. Глаза мутные, веки тяжёлые, щеки красные.
Пьяный.
Я отступаю на шаг, смотрю на него, как на чужого человека.
Он пытается разуться, но теряет равновесие и падает прямо на кресло, которое с грохотом отъезжает к стене.
– Вот, блин... – хмыкает. – Ты бы видела, как все хлопали. Алесю чуть не унесли на руках… Говорят, мы… ну как это… гармония, что ли…
– Ты пьян, – тихо говорю я.
Голос чужой. Сухой.
Он поднимает голову и смеётся. Мерзко, устало.
– Ну да. Я теперь счастливый мужик. Тебе не понять. Ты же всегда серьёзная. Всё по графику, всё по списку. Даже в постели… Всё, чтобы было… правильно.
Я стискиваю кулаки.
– Зачем ты пришёл?
Он пожимает плечами.
– А где же ещё ночевать? Это мой дом.
Я не выдерживаю.
Делаю шаг к двери.
– Это не твой дом, – вырывается у меня. – Уже нет.
Он смотрит на меня, а в глазах ничего.
Ни боли. Ни сожаления.
– Не драматизируй, Надя. Ты не могла не догадываться о нас. Ты же не дура вроде.
В горле застывает огромный ком. Сердце снова разгоняется до неприличной скорости, я делаю вдох и с брезгливой ненавистью смотрю на Ильдара.
– Я тебе верила, Абрамов… потому что ты, черт возьми, мой муж! И ты давал мне клятву верности перед Богом!
Он не отвечает. Только тяжело вздыхает. Его глаза прищурены, как у ленивого кота.
Господи, как он может быть таким спокойным?
– Я просто не понимаю, как ты мог так поступить со мной?! – продолжаю я. – При всех. На сцене. Еще и боготворить свою Алесю. Говорить, что она твоя муза, твоя вдохновительница, твоё всё. И ни слова про меня. Хотя это я…
Я делаю шаг ближе. Меня трясёт.
– Это я сидела ночами с твоими чертежами, я разруливала встречи, когда ты был «не в ресурсе», я звонила подрядчикам, я носила твои бумаги, твои планшеты, я разговаривала с клиентами, когда ты не мог слова вымолвить! И всё ради твоих проектов! Ради тебя!
Он молчит. Смотрит куда-то в сторону. Щека прижата к спинке кресла.
Пьяное, равнодушное лицо.
– И ты даже не удосужился упомянуть меня, – шепчу я. – Ни одной фразы. Будто меня не было. Будто я просто… тень. Секретарша на фоне. Печка, у которой ты грелся, пока не нашёл себе солнце.
Он медленно поворачивает голову. Говорит лениво, почти устало:
– А чему ты удивляешься, Надя? Ты была для меня тылом.
Надёжным, спокойным… как фундамент. А вдохновение – это не фундамент. Это то, что бьёт током. Жжёт. Толкает творить. С тобой было стабильно, а Алесей все живо.
– Живо?! – перехватывает дыхание. – Живо, когда ты рушишь двадцать пять лет брака перед толпой гостей? Живо, когда ты делаешь из жены посмешище?
Он не отвечает. Только медленно закрывает глаза. Будто всё это не имеет к нему отношения.
– Ты сделал из меня дуру, – говорю тихо. – На глазах у всех.
Ильдар снова закатывает глаза. Видно, что этот разговор ему в тягость.
– Все сказала? – со вздохом спрашивает он, и не дожидаясь ответа добавляет: – Это хорошо. Потому что я устал от твоих упреков. Устал выслушивать, что я что-то тебе должен. Я хочу уйти туда, где мне не пилят мозг каждую секунду!
– Что?! О чем ты говоришь?!
Он открывает глаза и садится в кресле, опираясь на подлокотники.
Тяжело, будто каждый его жест требует усилия, которых у него, впрочем, хватает только на одно: разрушать.
– Я принял твёрдое решение, – говорит Абрамов сухо, как будто речь идёт о строительной смете, а не о нашей жизни.
– Раз уж ты всегда была моим фундаментом… то так тому и быть. Дом остаётся тебе.
Я моргаю. Не сразу понимаю, о чём он.
– Что? – голос сорван, хриплый.
– Дом, – повторяет он чётко.
– Этот. Наш. Я не собираюсь за него цепляться. Он твой. Я уже снял квартиру ближе к студии, там, где проект будет разрабатываться. С Алесей будет удобнее.
Я не верю своим ушам.
– Ты… ты хочешь… уйти? – шепчу.
Он поднимает взгляд. Чужой. Стальной.
– Не просто хочу уйти, Надя. Я хочу развод.
Глава 7
Развод.
Слово падает между нами, как глыба льда. Оглушающе.
– Ты серьёзно?
В делаю шаг назад. Голова кружится.
– После всего… Ты даже не считаешь нужным поговорить? Пояснить? Спросить, как я?
