Измена. Мое сердце - лёд (СИ) - Тэсс Лена

- Не могли? Почему же, Ирина Сергеевна? Почему вы допустили все это. Вы же меня дочкой называли!

Я скинула с себя ее руки, которые больше не успокаивали и не грели. Они вдруг показались мне тяжелее пудовых гирь и давили тошнотворным обманом.

- Давай мы сейчас успокоимся. Я заварила чай, пока вас ждала.

- Обойдусь.

Встаю на ноги, наконец-то скидываю уличную обувь и иду в нашу спальню. Закрываю за собой дверь впервые жалея, что в нее не врезан замок. Прислоняюсь спиной, чтобы она не ввалилась следом за мной, и, конечно, слышу шаркающие по ламинату шаги.

Свекровь, ожидаемо оказывается по ту сторону дверного полотна, потому что в такие моменты ей чуждо понятие «личного пространства» и она хочет быть в гуще событий и все надалить. Вникнуть в каждую деталь, как будто незаметно и деликатно, но достаточно глубоко и навязчиво.

- Таня, пожалуйста, не закрывайся от меня и не глупи, доченька. Все ведь поправимо.

Её «доченька» сильно режет и хочется попросить больше никогда так ко мне не обращаться.

- Поправимо? - горько передразнила я. - Вы бы выпили сами своего успокаивающего чаю, мама. Может тогда осознаете, что говорите.

И она бы так и стояла там за дверью, действуя мне на нервы и провоцируя злость к себе, словно оттягивая внимание от настоящей катастрофы, если бы в прихожей все не пришло в движение.

- Ба, а вот и мы, - пробасил Мишка, счастливый и довольный тем, что праздник прошел хорошо. Может Глеб наконец-то пообещал поставить его в одно из звеньев? Это будет очень низкий прием. - А мама где? Уехала рано.

- Спит она, Мишутка. Устала после вашей шумихи, - быстро находится Ирина Сергеевна.

Глеба не слышно.

Я тихо забираюсь на не разобранную постель, подтягивая колени к подбородку. Не снимаю одежду - нет ни сил, ни желания. За пределами комнаты происходит жизнь, а я тут медленно умираю в ожидании, когда сын угомониться и муж зайдет в комнату.

Спустя час так и происходит.

Дверь открывается. Глеб заходит внутрь и обойдя кровать без сомнений садиться рядом.

- Думаю, что нам нужно поговорить, Тань.

- Давай поговорим. - Отвечаю ему. - Рассказывай, как давно ты трахаешься с другой женщиной?

- Не так давно, как ты себе навоображала.

Его спокойный, холодный тон выбивает из меня дух. На то, чтобы закатить скандал нет ни моральных, ни физических сил, и если прислушаться к себе, то сейчас мне хочется просто остаться одной.

Вот до той секунды как он пересек порог этой комнаты все как будто было не плохо.

Прокрастинировать в данном случае не самое правильное решение, и как психолог я это знаю, но иногда отложить решение проблемы, которая неминуемо приведет к катастрофе полезно.

- И все же? - настаиваю я, чтобы содрать чертов пластырь да побольнее.

- Пару месяцев.

Ложь.

- Еще одна попытка, Глеб. Как давно ты спишь с Леденцовой? Или вы только по углам и кладовкам сношаетесь?

Он подбирается и встает на ноги, отходит от меня к окну и занимает оборонительную позицию. Руки сложены, сам встал спиной.

- Ладно, поймала! Легче тебе от этого будет, Тань? С начала года и каждый раз я хотел остановиться, бл*ть. Это была история не о любви, пойми. Просто я взорвался и она оказалась под рукой. Ясно?

Нет. Ничего не ясно. Особенно его тон.

- Я не хочу тебя видеть, Глеб. Уходи!

Эти слова словно выводят его из каматоза. Он снова бросается ко мне и хватает своими руками за плечи.

- Пойми же ты, Таня! Пойми, меня, маленькая моя. Я тебя люблю, и всегда буду любить, но… Черт… - хватается за голову, тяжело вздыхает. - Катя беременна. Сын у меня будет, понимаешь? Сын, о котором я так давно мечтал. О котором мы так давно мечтали!

Говорят, что дорогу осилит идущий, но кажется, что меня намеренно ведут прямо в ад. Это шутка? Он должно быть насмехается надо мной.

Фигура у Леденцовой такая, что позавидуют эскортницы, и если я все правильно поняла - срок там совсем небольшой.

- То есть пока я восстанавливать в больнице после выкидыша ты решил попробовать «план Б»?

- Не было никакого плана!

- Гондон порвался? Или при очередной случке его не оказалось под рукой? - шиплю я. - Ты вообще думал о том, что тащил все это потом в нашу постель!

- Да мы сто лет с тобой не…

Осекается, замолкает.

Действительно, мы давно не занимались сексом. После операции, которая оставила несколько неприятных последствий и нескольких недель в больнице врач настоятельно просила воздержаться от близости.

- Понятно.

- Ничего тебе не понятно! - огрызается, снова бросаясь в нападение. - Сын у меня будет, и я не могу его подвести. Он должен расти в полноценной семье.

- У тебя уже есть сын, - Глеб.

Я наконец-то нахожу в себе силы подняться на ноги и посмотреть на него. Ничего особенного. Муж как и всегда выглядит хорошо. Никаких признаков слабости - плечи развернуты, взгляд прямой и упрямый, на ногах стоит твердо. Вот только у меня перед глазами все плывет.

- Мы оба знаем, что он мне не родной и…

- И что? - от неожиданности мы оба резко поворачиваемся в сторону двери.

Там стоит Миша. Как давно? Как много он слышал?

- Выйди, это разговор взрослых людей! - чеканит Глеб, но уже не так уверенно, как несколькими минутами раньше осаживал меня.

- Правда, а я думал, что какой-то моральный урод объясняет моей маме почему кувыркался с какой-то шмарой.

Кажется это первый раз, когда Миша пошел на открытую конфронтацию с отцом. Дома не было необходимости соблюдать субординацию тренер-игрок, но Глеб в его глазах всегда был непререкаемым авторитетом и примером. Так жаль, что идеалы и ориентиры сына рухнули всего за несколько секунд.

Не сказал ни слова Глеб вылетает прочь. Я слышу как в прихожей что-то причитает Ирина Сергеевна, как муж огрызается на мать, как громко хлопает входная дверь.

На секунду все замирает, а потом Миша подходит ко мне, сжимает холодные пальцы крепко-крепко.

- Тебе помочь? - спрашивает мягко, словно боится спугнуть.

- О чем ты?

- Вещи, мам. Нужно собрать вещи. Мы уходим.

Глава 3

Спустя три недели.

В глазах Миши горел такой праведный гнев, что сопротивляться ему в тот момент было невозможно.

И я собрала вещи, сложила одежду, документы, косметику, некоторые любимые книги и какие-то мелочи в один чемодан. Миша собрал две спортивные сумки. Вот и все, что мы могли унести с собой из этой квартиры.

Так странно - тринадцать лет брака, а нажила я совсем немного.

Той ночью в такси мы ехали молча. Миша сам позвонил моей маме с новостями о том, что мы сейчас приедем, чтобы не ложилась спать.

Он даже не понимал, что тащит нас из одного ада в другой.

Если моя мама Мишу любила, то Глеба - обожала.

В его глазах Громов был непоколебимым авторитетом и героем. Полюбил меня с Мишкой, еще совсем маленьким - тогда ему едва три исполнилось. И я была влюблена, а мама очарована. Все говорила мне: «Повезло тебе, Танька. Второй раз так повезло. Держись за него, не дури!».

Поэтому когда мы нарисовались у нее на пороге с вещами тринадцать лет спустя - вернулись туда, откуда съехали - радости на ее лице было не больше, чем осадков в Сахаре.

- Ну что, пожила хорошо и хватит? Выставили? - зашипела она, едва Миша ушел спать, рассказав про то, что сделал Глеб.

Мой милый наивный мальчик не знал, что на Татьяну Петровну это никакого впечатления не произведет.

- Мам, давай завтра, - устало произнесла я.

- Да хоть когда.

Фыркнула и забрала чашку с недопитым чаем.

- Если наше присутствие тебя так напрягает, то мы…

- Что вы? Ну что, Тань? Снимать пойдете? Откуда деньги-то. С каких пор психологам столько платят, чтобы хватало на съем жилья? И почему вы ушли, а не Глеб? Ты имеешь такое же право на ту квартиру - куплена она в браке.

- Я знаю.

- Знает она! Знала бы, так не допустила, чтобы какая-то шалава на твои квадратные метры метила.