Измена. (не) удобная жена (СИ) - Грасс Елена

— Это кто тебе такое сказал? — усмехаюсь. — Удобно так думать мужикам, да?

— Нет. Дело не в этом! Я просто знаю тебя! — он повышает голос, как будто это должно убедить меня. — Ты прожила со мной почти тридцать лет и всегда была понимающей и терпеливой!

— Нет, получается, не знаешь. И это что не коснулось бы вопроса измен. А насчёт помощи, поддержки… Так ведь, и я тебя сразу после аварии, зная о вас всё, могла бы послать тебя куда подальше, но не сделала этого.

— Но бабки-то ты забрала! Много! Практически всё! А ведь я доверял тебе! Я никогда не думал, что ты способна на такое предательство!

— И это говорит человек, который сам так подло предавал… А я не доверяла тебе? Я не верила в то, что ты из тех, кто никогда не предаст семью? Ты же убеждал в этом всё наше окружение годами. Ты кичился верностью своей, а на самом деле всё оказалось пылью. Дунула, и не осталось ничего от слов твоих, верности, честности.

Я встаю, вытираю слёзы, которые льются рекой с моих глаз. Мои руки дрожат, но я продолжаю убирать последние вещи в чемодан.

Тороплю саму себя, уйти побыстрее хочу отсюда.

— Ладно, пустые разговоры. Желаю скорейшего выздоровления, Курбатов.

Спускаюсь вниз, а там стоит тишина. Стол убран, нет ни одного прибора, ни одной тарелки. Всё выглядит так, будто здесь никто и не ужинал несколько минут назад. Слышу, как на кухне льётся вода.

Захожу и вижу Анну. Она стоит у раковины, моет посуду. Её плечи слегка подрагивают, и я понимаю, что она плачет. Слёзы текут по её щекам, и она вытирает их рукавом, не поворачиваясь ко мне.

— Поговорили? — спрашивает она тихо, её голос едва слышен.

— Да.

— Как он? — её голос дрожит.

— Переживёт. Он сильный. А ты лучше о себе сейчас подумай.

— Мама и папа ушли… — словно обиженный ребёнок. — Мама сказала, что не простит меня никогда, — продолжает Анна, её голос звучит так, будто она говорит не со мной, а сама с собой. — Но я была к этому готова. Иногда надо чем-то жертвовать. Спасибо, что вы во всём признались. Так я устала от этого.

— Он не стоит таких жертв, но ты так этого и не поняла. Ну, смотри сама, тебе жить. Я дала тебе возможность увидеть его реальную сторону характера, а дальше копай себе яму дальше. Прощай. Совет да любовь.

Разворачиваюсь и ухожу. Мне пора начать новую жизнь. В этой я, кажется, слишком задержалась.

Глава 45

СПУСТЯ ДВА МЕСЯЦА

Стук в дверь отрывает меня от разговора с дочерью. Мы с Ладой всегда созваниваемся утром после того, как он отводит внучку в детский сад. Это наш маленький каждодневный ритуал.

Странно, я никого не жду. Начинаю волноваться, словно чувствуя, что за дверью стоит кто-то, кого я совсем не хочу видеть. По моей спине пробегает холодок, и я непроизвольно ёжусь.

— Одну минутку! — говорю громко для того, кто за дверью. — Кажется, кто-то пришёл, — теперь тихо говорю я в трубку, стараясь, казаться спокойной. — Доченька, мне нужно открыть дверь. Давай позже поговорим?

— Конечно, мама.

Завершаю вызов и медленно направляюсь к двери, чувствуя, как волнение нарастает с каждым шагом. Открываю дверь, и… да, моё чутьё меня не подвело. Передо мной стоит он, Курбатов.

Стоим молча, разделённые порогом этого номера. Он смотрит на меня, а я на него. Он также с тростью, но выглядит уже совсем иначе, чем два месяца назад.

Исчез спортивный костюм, который он носил дома, небрежная причёска, лёгкая щетина — ничего этого больше нет. Сейчас передо мной стоит прежний Михаил, тот самый, которого я знала много лет: элегантный, подтянутый, хотя и заметно похудевший. Его лицо гладко выбрито, волосы аккуратно зачёсаны назад, костюм сидит на нём идеально. Неожиданно ловлю себя на мысли, что уже отвыкла от такого Курбатова. От этого человека, который когда-то был частью моей жизни. Огромной части!

— Здравствуй, Альбина, — начинает первым, и его голос звучит так, будто ничего не произошло между нами и не было этих двух месяцев с того дня, как я ушла из нашего дома.

— Здравствуй, — отвечаю, стараясь сохранить спокойствие.

— Не пригласишь в номер?

— Нет, — стараюсь отвечать твёрдо.

Замирает на мгновение, видимо, не ожидая от меня такого прямого и категоричного отказа. Его лицо слегка меняется, но он быстро берёт себя в руки.

— Ладно… я поговорить хотел, — словно оправдывается.

— Мы говорили не раз уже, Миш. Хватит.

— Мне всё ещё тяжело стоять, — он показывает глазами на трость и улыбается натянуто. — Тогда будь добра, спустись в холл. Я не задержу.

— Миш… Зачем всё это? Ничего не изменится. Мы всё сказали друг другу два месяца назад в нашей спальне, — начинаю убеждать его в ненужности этого общения, но он перебивает меня.

— Альбин, один разговор. Один! И всё!

— Хорошо, жди, я спущусь, — уступаю, хотя внутри меня всё кричит, чтобы я захлопнула дверь и не слушала его. — Один разговор. Только один. И всё.

Спускаюсь вниз через несколько минут и замечаю, что на столике, за которым он сидит, уже стоят две чашки: одна с моим любимым латте, другая с чёрным кофе, который так любит Михаил.

Рядом с чашками лежит огромный букет роз. Мои любимые цветы.

Снова молчим. Михаил смотрит на меня спокойно, но даже от этого спокойного взгляда мне не по себе. Я отвыкла от того, как он умеет давить своей энергетикой. Даже простым молчанием он может практически любого человека почувствовать себя некомфортно.

Он кажется мне сейчас чужим, но в том же время остаётся родным. Никуда от этого не деться.

Пытаюсь понять, что я чувствую к нему сейчас? Ответ сразу же приходит сам собой: ничего. Абсолютно ничего! Ни любви, ни ненависти, ни даже презрения.

Два месяца назад, когда я сказала ему всё, когда наконец-то открылась вся правда, и закрыла эту главу нашей жизни, я будто освободилась от груза, который так тяжело несла. Надорвалась, практически неся его. И морально, и на удивление, казалось, словно и физически.

В отеле, куда я сразу же приехала, желая побыть одной, у меня, по моим ощущениям словно всё тело болело, ныло, страдало. А душа… про душу я вообще молчу.

— Как ты живёшь? — его голос прерывает тяжёлое молчание, которое повисло между нами.

— Ты приехал узнать, как я живу? — отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри всё клокочет от волнения. — Хорошо. Теперь хорошо.

— Без меня хорошо… — улыбается, и я замечаю его разочарование в моём ответе.

— Ты перестал быть моей вселенной после своих поступков. Странно, что ты этого так и не понял.

— Альбина, я не могу без тебя… — Признаётся, выдыхая тяжело это признание. Михаил всегда умел говорить прямо, без сантиментов и лишних слов. — Всё полетело в задницу с твоим уходом, — добавляет он, и в его голосе отчётливо слышится горечь. — Как мне жить теперь, я не знаю. Никак не могу восстановиться.

— Странно. Выглядишь хорошо…

— Нет, я не об этом. Головой, душой никак не могу.

— Надо было думать об этом раньше, когда ты решил пуститься во все тяжкие. О последствиях, Миш, как правило, нормальные люди думают заранее. Теперь-то чего посыпать голову пеплом? Это не принесёт нужного тебе результата.

— Да, но что мне делать, Альбин? Как дальше восстанавливаться, если… всё утратило смысл.

— Как много в тебе лиц, Курбатов… Страшно даже. Одной рукой бьёшь, другой гладишь. Не понимаю, зачем ты пришёл. Тебе душу, что ли, надо излить о своих страданиях?

— А это поможет?

— Нет, конечно! — усмехаюсь, не скрывая удивления. — Как просто у основной массы мужиков, я посмотрю. Погулял, обманул, предал, потом через несколько недель или месяцев пришёл, рассказал, как вам плохо, и жена должна пустить слезу и простить. Так и в твоём представлении о наших отношениях было на случай если я узнаю?

— Ну а если и так, то что? У друзей же работало. Помнишь Ирину и Григория Лисовских? Они же смогли справиться с изменой. Почему мы не можем? Возьми пример с них.