Хлынул дождь.
Мейсону казалось, будто океан пошел стеной на город. Дождевые капли — большие, тяжелые и серые — падали не одна за другой, а низвергались каскадом. Они взрывали тротуары и улицы.
За считанные секунды сточные канавка стали похожими на ошалевшие весенние горные ручьи, коричневая, бурлящая, грязная вода со скоростью урагана устремилась в водостоки.
В течение минуты улицы опустели. Те, кто еще оставался, жались к стенам под балконами, стояли на ступеньках подъездов и у входов в еще открытые магазины.
Потом снова огненным сполохом над городом ударила молния.
Новые раскаты грома захлестнули все как водопад. Потоки дождя дочиста вымыли улицы, словно вымыли все грехи жителей Санта–Барбары. И подготовили город к наступлению нового дня.
Этот короткий летний шторм продолжался всего лишь несколько минут. Молнии постепенно замирали и становились похожи на сигналы «SOS», словно создаваемые карманным фонариком со старыми батарейками откуда‑то со стороны океана.
Гром стихал и становился похожим на бурчание в животе у голодного бродяги.
Дождь почти прекратился. Поначалу он стал едва моросить и вскоре закончился.
Но Мейсон уже не видел как закончился дождь. В это время он сидел на простой деревянной скамейке рядом с деревянной скульптурой Девы Марии, державшей на руках младенца Христа.
Пребывание в церкви, пусть даже в пустой с бутылкой спиртного в руке, было страшным богохульством. Однако, Мейсон не обращал на это внимания.
Здесь стояла полная тишина, иногда нарушаемая лишь доносившимися с улицы звуками проезжавших автомобилей.
Свет от зажженных свечей падал на лицо Мейсона, безжалостно обнажая следы излишних нервных переживаний, которые испытывал он в последние несколько дней.
Все‑таки огромная усталость и безумное нервное напряжение, которое ему пришлось испытать в этот вечер, сказались. И Мейсон почувствовал как его охватывает невыносимая жалость к самому себе, к Мэри и к тому, что у них не вышло то, на что они так надеялись.
Мейсон смахнул предательски скатившуюся по щеке слезу и бессильно откинулся на жесткую спинку деревянной скамьи.
— Прости меня, Господи, — едва слышно сказал он. — Я сам не знаю, что делаю в последнее время.
Он поставил бутылку рядом с собой и обхватив голову руками, впал в какое‑то неясное забытье. Мейсон очнулся от того, что услышал знакомый голос
— Здравствуй.
Он вскинул голову и недоуменно осмотрелся по сторонам. Неужели ему почудилось? Неужели он уже начинает сходить с ума и ему грезятся голоса с неба? Может быть это просто белая горячка? Нет, последнее предположение Мейсон отмел сразу же. Он не пил уже несколько дней. И те двести граммов виски, которые он выпил блуждая по улицам города, не могли привести к столь плачевному результату.
Мейсон тряхнул головой и стал протирать глаза.
В этот момент он снова услышал.
— Здравствуй, Мейсон…
Когда он со страхом поднял голову, перед ним была Мэри. Точнее он увидел только ее лицо. Это было похоже на видение, колыхавшееся в прозрачном свете возле алтаря.
— Мэри… — изумленно прошептал Мейсон. Она смотрела на него добрым взглядом и улыбалась. Мейсон очумело посмотрел на стоявшую рядом с ним на скамье плоскую бутылку виски и еще раз протер глаза. Мэри улыбнулась.
— Ты снова много выпил, — с легким укором сказала она. — Тебе, наверное, нехорошо?..
— Я не знаю, зачем мне жить, — устало сказал он. —
Мейсон действительно поверил в то, что дух Мэри спустился с небес, чтобы поговорить с ним. Она печально улыбнулась.
— Не надо, Мейсон. Помнишь, как ты показывал мне герб рода Кэпвеллов и говорил мне, что хочешь его переделать?
Мейсон улыбнулся сквозь катившиеся слезы.
— Помню.
— Ты помнишь, что хотел изобразить на нем! — спросила Мэри. Он кивнул.
— Я хотел, чтобы там был улыбающийся мужчина в поле незабудок и это был бы мужчина, мечтающий о Мэри.
— А девиз, который ты сочинял специально для этого герба?.. Помнишь? Мне очень нравился этот девиз.
— Да. Конечно, помню.
Мэри снова улыбнулась.
— Я хочу, чтобы ты произнес его сейчас здесь.
Мейсон утер рукой слезу.
— Хорошо. «Никогда не сожалей, никогда не забывай».
— Да, — мягко улыбнулась Мэри. — Никогда не жалей и никогда не забывай, Мейсон.
Сглотнув слезы, он решительно покачал головой.
— Так и будет, Мэри. Я не жалею ни об одной секунде, проведенной с тобой, Мэри, и я тебя никогда не забуду.
Мэри снова улыбнулась я исчезла… Видение растворилось в полутьме, оставив после себя только шевельнувшиеся огоньки зажженных, у алтаря свечей.
Мейсон расширившимися глазами смотрел на то место, где только что видел лицо своей любимой. Неужели она исчезла навсегда? Ведь ему нужно было сказать ей так много и поговорить обо всем. Но… Ее больше нет. Она вернулась к себе в рай, оставив Мейсона наедине со своими проблемами, наедине с новой непривычной жизнью, к которой он должен привыкать не надеясь ни на чью помощь.
Мейсон все еще сидел неподвижно, вытянув вперед шею, словно пытался разглядеть в полумраке церкви хоть что‑то снова напомнившее бы ему о Мэри. Однако, она больше ничем о себе не напоминала.
Он был так погружен в ожидание, что не расслышал как сзади него открывается дверь. В церковь вошла Джулия.
Мейсон вздрогнул, когда услышал как она окликнула его.
— Вот ты где? Мы тебя повсюду ищем.
Джулия быстрым шагом прошла между рядами скамеек и уселась перед Мейсоном, который смущенно опустил голову.
Сейчас ему было действительно стыдно самого себя. Катившиеся по небритым щекам слезы не украшали и не добавляли его облику ни грамма мужественности. Поэтому он старался не поднимать глаз.
Джулия уселась перед ним и понизив голос до доверительного сказала:
— Все беспокоятся о тебе, Мейсон.
Но даже в такой момент в общении с ней Мейсон не мог избежать своего обычного ернического стиля.
— Джулия, неужели ты беспокоилась о человеке, который хотел исключить тебя из Коллегии адвокатов, — слегка иронично, насколько ему позволяло его нынешнее состояние, произнес он
Слезы на его глазах уже начали подсыхать,
— Да. Представь себе, — серьезно ответила Джулия. — Я сильно беспокоилась за тебя.
Мейсон мрачно усмехнулся.
— Я польщен. Может быть, в этом городе найдется еще хоть один человек, который обо мне беспокоится?
Джулия уверенно кивнула.
— Да.
Мейсон потянулся к бутылке.
— Так кто же это? Надеюсь, что не мой отец?
— Может быть, тебе покажется это смешным, но — ты угадал. Твой отец, тоже очень сильно беспокоится о тебе.
Мейсон взял в руки бутылку с виски и, шмыгнув носом скептически произнес
— Милый папуля заботится о своем драгоценном сыне. Нет. Пардон. Я выразился не так. О своем любимом сыне…
Скептическая ухмылка на его лице ничуть не смутила Джулию. Она по–прежнему серьезно ответила:
— Да. Он волнуется.
Мейсон закинул голову назад.
— Как приятно его слышать! — обращаясь словно к самому себе, сказал он.
Джулия решила осторожно выведать у Мейсона о судьбе Марка.
— Да, — сказала она. — Твой отец беспокоится не только о тебе.
— Вот как?
— Его волнует судьба Марка.
Мейсон состроил на лице гримасу не совсем трезвого любопытства.
— А что, с Марком что‑то не так?
Джулия несколько смущенно сказала, сделав при этом попытку улыбнуться:
— Да, Марка не могут нигде найти вот уже несколько часов. Может быть ты что‑нибудь знаешь?
Мейсон удовлетворенно покачал головой.
— Теперь я понимаю, о ком вы волновались! Значит вас интересует Марк?
Джулия облизнула разом пересохшие губы и растерянно пробормотали
— Но Марк исчез… Я думала, что, может быть, ты знаешь, где он.
Мейсон небрежно откинулся на деревянную спинку скамейки. Осоловело хлопая глазами, он скептически произнес:
— Вот как? Так значит он исчез?
При этом Мейсон громко икнул, даже не попытавшись скрыть от Джулии свое состояние.
