Благочестивая одержимость (ЛП) - Ридс Энса

Глава 25

Я с восхищением смотрела на первую сонограмму нашего ребёнка. Джованни приехал к нам домой, и мне сделали первое УЗИ. Он с улыбкой говорил нам о том, как здоров наш малыш, но я не могла отвести взгляд от экрана. Меня переполняли эмоции, когда я увидела малыша. Я вцепилась в руку Сальваторе, в моём животе запорхали бабочки, а сердце наполнилось любовью. Джованни сказал, что пока ещё рано определить пол, и нам придётся подождать до 18-21 недели.

Проведя пальцами по изображению, любуясь своим малышом, я заплакала от радости.

Я повернулась к Сальваторе, который продолжал держать меня за руку.

Мой живот уже не был таким плоским, как раньше. Он немного округлился, и Сальваторе нравилось, как я выгляжу. Я не могла оторвать руки от живота и постоянно его гладила. Сальваторе не позволял мне даже пальцем пошевелить и всячески опекал меня. С тех пор как мы узнали о беременности, я даже не поднимала руку, чтобы взять стакан воды, и мало ходила пешком, когда была рядом с ним, потому что ему нравилось носить меня на руках.

Не хотелось это признавать, но, эти жесты внимания подкупали моё сердце. Я не могла объяснить внезапную привязанность к нему, мне хотелось всегда быть рядом с Сальваторе. Осознание того, что это наш ребёнок, было достаточно, чтобы я каждую ночь нежилась в его объятиях. Поцелуи, которыми он осыпал мой живот, когда я была топлес, что случалось часто, заставляли моё сердце трепетать. Сальваторе был так нежен, что за это время я чувствовала себя так, словно он был мужчиной моей мечты. Он был нежным и внимательным мужчиной, который спешил домой после работы, каждый день покупал мне цветы, и покрывал поцелуями всё моё тело. Сальваторе даже танцевал со мной на кухне после того, как я начала плакать, потому что чувствовала, что ему со мной не весело.

Признаюсь, я видела возможность, попытаться забыть о боли, которую он мне причинил, об Анне и нашем плане, когда вёл себя как нормальный человек. Он заставил меня почувствовать себя любимой и особенной. Сальваторе был одержим мной. Он относился ко мне так, будто я была его музой, поклонялся мне, словно Богу, и это было самым странным и в то же время самым сильным чувством на свете.

†††

Сальваторе держал руку на руле, не отрывая глаз от дороги, а другой рукой держал меня за руку. Впервые мы были в машине наедине. Это было странно и немного интимно.

— Если это будет мальчик, как бы ты хотел его назвать? — вглядываясь в его красивые черты лица, которые никак не соответствовали тому чудовищу, что скрывалось под кожей, я продолжила, — Ты бы хотел, чтобы это было итальянское имя?

— Мне кажется, Раффаэлло. Раффаэлло Эспозито, — сказал он, как будто всё уже решил, и это было окончательное решение. Я не стала с ним спорить, потому что мне тоже нравилось это имя.

Я положила наши переплетённые руки себе на живот.

— А если девочка?

— Мариэтта, — ответил он, вернув взгляд на пустую дорогу, — чтобы я мог называть её своей маленькой Мэри.

— Мариэтта, папина маленькая Мэри, — улыбаясь повторила я про себя, чувствуя, как его большой палец прижимается к моему животу.

Не могу поверить, что мне действительно удалось уговорить его поехать со мной лишь с четырьмя машинами охраны. Обычно их было бы гораздо больше. Мне удалось выманить его на улицу под предлогом, что я просто «хочу выбраться из дома, подышать свежим воздухом и покататься по окрестностям».

Он согласился, возможно, из-за того, что после УЗИ у него было хорошее настроение.

Я молилась, чтобы мама послушалась меня и убежала как можно дальше. Анна сказала, что за ними следили, и что первой уехала Рэйчел, за ней - мама, а последней Хэдли покинула бабуля. Она сказала, что за ними проследили, чтобы убедиться, что они покинули страну, и больше никто их не видел. По её словам, Рэйчел отправилась в Бразилию, мама в Турцию, а бабуля отправилась в Сенегал, но они не были в этом точно уверены. Я обрадовалась, что они потеряли след, ведь это означало, что они хорошо спрятались. И это было всё, что мне нужно было услышать.

— Что случилось с моим отцом, Сальваторе? — спросила я, надеясь на честный ответ.

— Он жив, — это всё, что он сказал.

— Где он? — продолжила я, убрав свою руку от его, но его рука так и осталась на моём животе. Он откинулся на спинку сиденья и посмотрел на меня, не обращая внимания на дорогу, продолжая ехать по прямой.

— Разве ты уже не знаешь? — возразил он, усмехнувшись, с таким видом, будто ему известны все мои секреты, и я молилась, чтобы это было не так.

— Меня от тебя тошнит, — внезапно выплюнула я, чувствуя, как меня охватывает непреодолимая ненависть к нему, но его абсолютно не задела моя вспышка агрессии.

Я хочу стереть это самодовольное выражение его лица, причинить ему боль и заставить его почувствовать хотя бы унцию того, что он заставил чувствовать меня.

— Как ты мог так поступить с ним? Загнать его в этот грёбаный гроб, как будто он ничего не значит? — огрызнулась я, чувствуя, как повышается мой голос.

— Какой мужчина может так поступить? Как ты мог заставить моего отца смотреть, как ты трахаешь меня каждую ночь? Как ты мог так опозорить меня? Сальваторе, неужели твоя жестокость не знает границ? — я почти кричала, ударив рукой по приборной панели.

— Сдерживай свои эмоции, я не хочу, чтобы ты причинила вред ребёнку, — сказал он холодно, словно мы не обсуждали моего отца и то, как он его замуровал. Он не отрывал глаз от дороги, и вёл себя невозмутимо спокойно.

— Пошёл ты! — услышала я свой вопль, набросившись на него, — Пошёл ты! Пошёл ты! — повторяла я как мантру, хватая его за волосы, за рубашку, за галстук, за всё, до чего могла дотянуться. Я толкала его, царапала, делала всё, что могла, чтобы причинить ему боль, но ему удавалось сдерживать меня одной рукой, блокируя все мои попытки приблизиться к нему.

В тот момент, я не заметила машину, ехавшую со стороны Сальваторе. Неожиданно чёрный Ford «VelociRaptor», начал таранить нашу машину, пытаясь столкнуть нас с дороги, и мы тут же потеряли управление. В глазах потемнело, зрение стало расплывчатым, и я почувствовала удар от сталкновения. Сальваторе вовремя оттолкнул меня назад, иначе я бы вылетела через лобовое стекло. Он помог смягчить удар, но я всё равно задела головой стекло и на какое-то время потеряла сознание. Затем послышались выстрелы, и я схватилась за живот, испугавшись, что стреляют в меня.

Я застонала, посмотрев на Сальваторе, его голова была прислонена к спинке сиденья. Он пытался прийти в себя, и его глаза были полуоткрыты. По его лицу тянулся след густой крови.

— Нирвана... — он поднял руку, чтобы прикоснуться ко мне. Он провёл рукой по моей щеке, словно радуясь тому, что я цела и невредима. Он смотрел на меня так, как будто я - это всё, что имеет значение, даже в условиях полного хаоса. Моё сердце сжалось, он был таким беспомощным. Я не могла поверить, что он ранен и истекает кровью, ведь я всегда считала его непобедимым монстром.

Потом я вспомнила всё, что он сделал со мной, и с моими близкими. Я хотела ненавидеть его в тот момент, но не могла. Я любила его. Это было больное влечение, которое я хранила глубоко в своём сердце.

Звук внезапно открывающейся двери вернул меня в реальность.

— Прости, Сальваторе, — проговорила я, глядя ему в глаза. Я видела, что он был дезориентирован, но знала, что он меня слышит.

— Ты заставил меня сделать это, — чувствуя, как кто-то перерезает ремень безопасности, я продолжала смотреть на Сальваторе, — ты плохой человек, — его взгляд обратился к мужчине в маске, который стоял там, пытаясь помочь мне выбраться из машины, — миру такие не нужны, — мужчина положил руки мне под колени, а другую - на спину, после чего начал вытаскивать меня.