— Значит, здесь где-то захоронение? — я поежилась. — Той самой чуди?
— Да, наверно.
Мне хотелось перевести разговор на что-то нейтральное, потому что уже была переполнена по самую маковку, но получилось немногим лучше. Стало совсем кисло. И ощущение потустороннего взгляда усилилось до предела. А сколько еще времени здесь придется провести, одному богу известно. Об отпуске я уже и не думала. Выбраться бы отсюда и домой вернуться. Хоть когда-нибудь.
Глава 26
Иван
Злостью полыхнуло так, что аж в глазах потемнело. На Сашу, на Соломину, на себя. Только Магнича, как ни странно, стало почти жаль. Так, брезгливо-снисходительно: да, не повезло тебе, мужик, но ты сам виноват, нечего на чужой каравай рот разевать. Впрочем, вспышка эта была короткой. Как накатила, так ушла, оставив сосущую пустоту, в которую провалилось все: и прошлое, и будущее. Остался только маленький островок настоящего, висящий в этой пустоте, как вон тот — с тремя соснами.
Настоящее — это мы с ней здесь, на Конике. Выживать и ждать, когда нас отсюда заберут. Заберут же когда-нибудь, ведь правда? Ну а остальное уже неважно. Вот и поговорили, все выяснили. Что дальше?
А ничего…
Наверно, и к лучшему.
— Можно, я пойду пройдусь? — спросила Саша, глядя в сторону.
— Иди, — кивнул я. — Только осторожнее, в болото не залезь.
Мне тоже сейчас стоило побыть одному. Прожевать, проглотить, попытаться переварить все услышанное. Состояние было… как после долгой тяжелой болезни. Уже, вроде, ничего не болит, но сил нет.
А их и правда не было. Словно выжали и мокрой тряпочкой бросили на траву. Я подгреб под себя мох и лег у костра. Нет, не думал, не анализировал, не делал выводов. Просто прокручивал в голове то один эпизод, то другой, повторял про себя то, что говорила она, и то, что говорил сам. Как будто раскладывал пасьянс.
Саши не было долго. Уже начало смеркаться и я хотел идти ее искать, когда она вышла из леса. Вытряхнула из завернутой полы куртки несколько крепких боровиков, села на чурбачок поближе к огню.
— Саша…
— Все нормально, Вань, — она быстро отвернулась, но я заметил и покрасневшие глаза, и распухший нос. — Это надо просто пережить. Ничего. Все будет… — наверно, хотела сказать «хорошо», но поняла, что не катит. — Все будет в порядке.
Мы доели холодную рыбу с грибами, запили травяным псевдочаем, похожим на отвар перепревшего сена.
— Как желудок? — спросил, собирая кости.
— Пока держится, — улыбнулась Саша. — А твой?
— Тоже. Молодцом, решил не усугублять. Но, боюсь, потом отомстит. Попрошу у Ермоны травок каких-нибудь.
— Она мне понравилась. Все понравились. Даже Тамара. Хотя она такая… суровая. Наверно, было у нее что-то в жизни тяжелое, не просто так ведь в монастырь ушла.
— Было, — кивнул я.
— Расскажи мне про них.
Я говорил долго, обо всем, что знал. И об их прошлом, и о жизни на Ильинском. Только о том, что Ермоне осталось совсем недолго, говорить не стал. И так было слишком грустно.
— Повезло тебе, можешь к ним приезжать, разговаривать, — Саша повыше застегнула молнию на куртке и спрятала руки в рукава. — Да и Надя мне понравилась. И дедушка у них такой забавный.
— Дед Ленька — вообще ходячий прикол. Он раньше рыбачил, туристов по озеру возил на Карабасе.
— На чем? — удивилась Саша? — На Карабасе?
— На карбасе. Лодка такая. Вообще парусная или гребная, но он моторчик поставил и рассекал по всему озеру. Звал ее Карабас-барабас. Ну это мне рассказывали, я не застал. А потом жена умерла, дети еще раньше разъехались кто куда. Карабас рассохся и на дрова пошел. Дома сидеть скучно, вот и нанялся на биостанцию лаборантом-подсобником.
Я вдруг забыл, что не люблю разговаривать. Какие-то забавные истории лезли из меня одна за другой. И вот ведь странно, стало легче. Немного, с ноготок, но легче. Да и Сашу, похоже, чутка отпустило.
— Я все за Лису беспокоюсь, — вздохнула она.
— Вот за кого точно можно не беспокоиться, так это за Лису. Лес рядом, еду себе найдет. Она знаешь как мышкует? Как настоящая лиса. Хотя наверняка скучает.
— И думает, что ее бросили. Хоть бы нас поскорее нашли, что ли.
— Саш… — я дотронулся до ее локтя. — Расскажи, как ты жила все это время?
— Тебе это интересно? — усмехнулась она.
— Да.
Еще пару дней точно было не интересно. И в голову не пришло бы спрашивать. Ее — прежней — со мной уже не было. Но так давила пустота, в которой мы оказались, что хотелось ее заполнить.
— Ну как… Помнишь, меня в институт озероведения звали? Я тогда сказала, что подумаю, и слилась в закат. А они позвонили… хотя уже год прошел. У них там вакансия так и висела. Пришел человек устраиваться, им не понравился. Вспомнили обо мне, позвали снова. В универе отпускать не хотели, договор же. В общем, как-то мой нынешний начальник пробил переводом через Академию наук. Мне там нравится. И с диссером проще. Хотя сплетники такие же.
— Они, наверно, везде одинаковые. Скажи, Саш… у тебя есть кто-нибудь?
Она ответила не сразу. Посмотрела искоса и снова уставилась на огонь. Ее лицо, подсвеченное снизу, показалось каким-то… незнакомым, что ли?
— Нет, Ваня, никого нет. Знакомилась с кем-то, встречалась, но… не складывается. Наверно, прав был отец Рафаил, что сначала мы должны друг друга отпустить. Помнишь, ты спросил, зачем я приехала? Ну, в первый день? Я сказала про незакрытый гештальт, ты психанул еще.
— Потому что прозвучало довольно противно, — вспомнив, я поморщился.
— Я понимаю. Но… по сути — верно. Я когда узнала, кто начальник, сначала хотела отказаться. Хотя без практики защиту пришлось бы еще на год отложить, а так была бы возможность сразу доцента получить.
— Поэтому и не отказалась?
— Не только поэтому. Это было… не знаю, как фантомные боли. Иногда в магазине машинально в корзину кидала печенку. Или видела на ком-то свитер красивый и думала: «Ваньке бы пошел такой». Да много всего.
— У меня тоже было. Хотя гнал от себя все это. Все мысли гнал пинками. Вообще старался о тебе не думать. Уехал в Петрозаводск, потом сюда, на озеро. Пил одно время по-черному. Наверно, надо было переболеть, переломаться, а я просто бежал от этого. Поэтому так и злился, когда узнал, что ты приедешь. Хочешь честно? Мне тебя тогда страшно хотелось за борт выкинуть. По пути из Куги. А потом, когда ты с пристани в воду упала, испугался жутко, что ты утонешь. Как будто из-за тех моих мыслей.
— Нет, я думала обо всем, Вань. Много, часто. Только, наверно, как-то не так. На одном месте топталась. То себя винила, то тебя. Соломину, конечно. Никак не могла через все это перешагнуть. А когда узнала, что ты здесь, подумала: может, это шанс наконец поставить точку.
— Так в итоге и получилось, — я легко коснулся губами ее виска и встал. — Пошли за дровами, а то уже пожгли все.***
Саша спала, а я сидел и смотрел на огромную желтую луну над водой.
Полнолуние, суперлуние… Индейцы называли первое полнолуние августа осетровым, потому что считали это время лучшим для ловли осетра. Озеро словно светилось, и было в этом что-то остро мистическое. Показалось вдруг, что мертвая чудь вышла из могил, встала за деревьями и смотрит на нас.
Страшно не было. Скорее… странно. Я вспомнил поверье, что этот остров меняет людей. Изменило ли нас то, что мы оказались здесь? Вряд ли. Но зато стало финальной точкой десяти лет — и трех последних недель. Той точкой, которую надеялась поставить Саша, встретившись со мной.
А ведь разговаривать оказалось не больно и не страшно. И даже не так уж сложно. И если бы мы вот так поговорили раньше… пусть даже тем утром… Но нет, тогда это было нереально. А сейчас — слишком поздно. Хоть и пробегала соблазнительная мыслишка: а может, все-таки не поздно? Вдруг можно попробовать еще раз?
Как там было? Дай мне, господи, силы изменить то, что я могу изменить. Дай терпение принять то, что изменить нельзя. И дай разум отличить одно от другого. А у нас что? И терпения нет, и с разумом напряженка.
