Надежный тыл (СИ) - Костадинова Весела

— А ты? Ты будешь за него бороться?

— Нет, Кира. Не буду, — сказала я, глядя ей прямо в глаза.

Кира нахмурилась, будто ожидая большего, но я продолжила, стараясь говорить спокойно и ровно:

— Люди — не собаки, не вещи и не рабы. Любовь нельзя вымолить, выпросить или заслужить. Она или есть, или её нет.

Я сделала паузу, позволяя этим словам проникнуть в неё.

— Если твой отец любит твою маму — я признаю поражение, уйду в сторону, исчезну из вашей жизни навсегда.

Кира хотела что-то сказать, но я мягко подняла руку, останавливая её.

— Я не стану никого обвинять в том, что так произошло. Не буду считать, что он мне чем-то обязан. Я люблю, Кира, твоего отца. Но в первую очередь — я его уважаю. Его и его выбор.

Мои слова прозвучали твёрдо, хотя внутри меня всё дрожало от осознания того, что я только что сказала.

— Но…. тебе же будет….

— Больно? Да, будет. К сожалению любовь приносит не только радость. Но моя боль не меняет ничего. Я ничем не обязана твоей матери, Кира, поэтому у меня нет вины перед ней. И я не стану и задавать себе вопросы почему он выбрал не меня. Выбрал. Не потому, что я хуже или лучше, а просто потому, что выбрал ту, что ему дороже.

Она молча смотрела на меня, и ее карие глаза умоляли продолжать.

— Но знаешь, Кира…. — я на секунду прикрыла глаза, — я лучше увижу его снова с твоей мамой, чем…. Пусть он остается в твоей семье, но пусть живет, понимаешь?

Слезы хлынули из ее глаз, и из моих тоже. Она порывисто обняла меня за плечи, прижалась и заплакала. Заплакала горько, навзрыд, сотрясаясь от мучительной боли. И я плакала вместе с ней, гладя девочку по русым волосам, прижимая к себе, ломая все барьеры, которые удерживали меня от чувств и привязанностей.

26. Анна

Я не находила себе места, вышагивая из угла в угол по холлу больницы и ожидая звонка Лики, Бори или, возможно, Киры. Но минута проходили за минутой, а мне так никто и не звонил. И я уже не знала, плакать мне, злиться или звонить в полицию и сообщать о пропаже ребенка. В родительском чате меня уверили, то ни к кому домой Кира не приходила, а это означало только одно: или она совершенно одна на улице или…

О последнем или думать не хотелось. Но слишком хорошо помнила кадры с катка: Даниил держит за талию свою дрянь, а Кира носится рядом с ними с подругами.

Правы, ох правы были Боря и Лика, когда говорили мне, что я распустила дочь. Но как было не распустить, если Даниил всегда потакал всем её капризам? Никогда он не любил Борю так, как любил Киру. Всё ей сходило с рук: нежелание учиться, пропуски кружков, на которые я её записывала, плохие оценки, грубость по отношению ко мне и к Борису. Сколько раз я ругалась с ней, наказывала, пыталась воспитывать. Ограничивала её в телефоне, запрещала гулять, лишала карманных денег. Но стоило отцу вернуться домой, как все мои усилия шли насмарку, а наказания тут же отменялись.

— Успокойся, Ань, она всего лишь отстаивает своё мнение, — звучало в его оправдание её грубости.

— Аня, она девочка, у неё должны быть свои увлечения.

— Аня, ну если у неё проблемы с биологией, значит, она просто не станет биологом!

— Поговори с ней, Ань, постарайся не кричать. Постарайся её понять.

И как тут не чувствовать себя беспомощной? Словно мои слова ничего не значат, словно я одна должна нести этот груз. Даниил любил Киру безоговорочно, как будто она не могла ошибаться, как будто любой её поступок был достойным одобрения. А я оставалась злой и строгой мамой, которая вечно «не понимает» и «недовольна».

Разве я не старалась всегда помочь ей? Разве не ограждала от проблем и трудностей, разве не защищала всегда и безусловно, даже когда она не просила об этом? Я никогда не заставляла её делать что-то по дому — это была моя зона ответственности. Я старалась дать ей всё. У Киры были все возможности, о которых другие дети могли только мечтать. Я выбирала для неё лучших учителей и репетиторов, искала самые перспективные кружки и занятия. Если у неё возникали трудности с каким-то предметом, я тут же договаривалась о дополнительных занятиях, чтобы всё исправить.

Я хотела, чтобы моя девочка была лучшей, чтобы у неё были все шансы на светлое будущее. Вложила столько сил и времени, чтобы каждая её оценка, каждое достижение подтверждало: всё это не зря. Мне казалось, что я прокладываю ей путь к успеху, к счастью.

Да, я много требовала от неё, потому что понимала: без хорошей учебы и усилий в жизни не выжить. Я часто критиковала, указывала на её слабые стороны, её промахи. Возможно, где-то была слишком жёсткой, не боялась говорить о том, что у неё получается хуже, чем у других. Ведь особыми талантами Кира, в отличие от Бори, никогда не блистала, и я считала, что именно моя дисциплина поможет ей добиться чего-то. Я видела ее ревность к Борису, он и сам часто говорил мне об этом, понимала, что она часто лжет в отношении него. Но она все равно оставалась моей девочкой.

Но, кажется, Кира не видела всего этого. Она словно воспринимала мои старания как давление, как недовольство. Она, будто назло мне, отдалялась всё дальше и дальше. С каждым разом строила всё более высокую стену между нами, и чем больше я пыталась её достучаться, тем прочнее становилась эта стена. Она всегда завидовала Боре, ревновала меня к нему, пыталась настроить отца против него. И я в упор не понимала, за что она так относится к брату. Он был строг с ней, бывало, перегибал палку, но ведь он просто всегда защищал меня.

И теперь она просто ушла. От нас, от меня, от отца, от брата. Ушла неизвестно куда, и я даже не представляю, где её искать. Ощущение пустоты и тревоги разрывает душу. Я сижу в тишине, уставившись в телефон, словно он должен был позвонить сам, как будто это чудо вдруг принесёт мне ответ.

— В общем, — наконец-то раздался голос Бори на другом конце, — дома её нет. Я еду сейчас в компанию. Думаю, она могла уйти туда, или… Или ты была права, и она умотала к этой драной кошке. Если это так, я даже не знаю, что делать, мам. Разве что подавать заявление о похищении. Понятно, что ничего из этого не выйдет, но хоть нервы этой заразе потреплем. Лика сейчас к тебе вернется, не хочет тебя одну оставлять

Я молчу, сжимая телефон так, будто это он виноват во всём.

— Поверить не могу, Борь, — наконец произношу я, — что она предпочла меня, свою мать, этой женщине.

Моё сердце сжимается от горечи. Разве можно в это поверить? После всего, что я для неё сделала. Я растила её, оберегала, боролась за неё. И теперь…

— Ну, а ты как хотела, мам? Там добренькая Алиночка, которой срать на Киру, и ничего она требовать не будет. Даааа, заварил отец кашу…. Пустил козу в огород. А мы теперь расхлебывай. В общем, не психуй, приедем в компанию, узнаю адрес этой поганки, и поеду туда. Хоть со скандалом, но заберу идиотку домой. А там всыплю ей, наконец, по первое число. Мало у тебя сейчас нервотрепки с папашей, так еще она сюрпризы преподносит.

— Подожди, Борь, у меня вторая линия, давай перезвоню. Вдруг Кира….

Я сбросила сына и посмотрела на номер звонившего. Николай. Друг, партер и заместитель Даниила в компании.

— Да, Коль, — ответила сразу.

— Привет, Ань, — голос его звучал устало и от этого хрипло. — Как у вас там?

— Все по-прежнему. Даня в реанимации, — я едва сдержала слезы. — Коль, Кира в офис не приходила?

— Ань, тут такое дело…. — голос Николая стал виноватым. — Она пришла. И сказала, что не хочет домой возвращаться….

На несколько секунд я застыла, будто земля под ногами провалилась. Но сильная рука подоспевшей Лики не дала мне пошатнуться.

— Что значит «не хочет домой возвращаться»? — мой голос стал резче, чем я хотела.

— Ань, я не знаю деталей. Она была сама не своя. Вся на нервах…. Плакала…. У девочки шок из-за всего того, что происходит. Аня, она сказала…. Она сказала, что Борис ее запугивал. Что ей тяжело рядом с братом….

Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Лика сделала жест, чтобы я на громкую связь.