Девочка. Книга первая (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator"

— Чувствуешь где-нибудь боль? — в очередной раз отвлекая меня, спросил он, прощупывая своими уверенными пальцами хирурга мою голень, а я, коротко ответив “нет”, замолчала, не зная, хочет ли он слушать меня.

— Продолжай, — внезапно сказал он, и я, так и не понимая по его непроницаемому лицу, интересно ли ему, продолжила свою мысль, желая нарисовать полную картину своей точки зрения:

— Вы жесткий и быстрый в принятии решений. В вас преобладает рациональное начало, логическое мышление, а азиаты в своем поведении мне кажутся более мягкими, неторопливыми, я бы назвала их мышление неспешным созерцанием, постижением истины не логическим, а скорее интуитивным путем через раскрытие собственного “я” в гармонии с природой, — я вновь остановилась, не зная, слушает ли он меня, но он, согнув мое колено, как и доктор Митчелл в свое время, бросил на меня короткий взгляд, и я продолжила: — Вы крайне независимы по своей сути и в своем поведении. Иногда мне кажется, что вы вне социума. Между тем как азиатская культура пропагандирует Конфуцианство, где делается упор на понятиях общего блага, — и я вновь замолчала.

— Дальше, — внезапно произнес он, и я вскинула на него внимательный взгляд, но он с той же невозмутимостью лишь протянул мне мазь от синяков.

Не зная, действительно ли ему интересно, или он просто таким образом заполняет паузу, пока ведет осмотр, я все же продолжила.

— И внешностью, конечно. Высокий рост, светлая кожа, русые волосы, стальные глаза, греческий профиль: яркий представитель белой расы. Викинг. Полная противоположность азиатским мужчинам-воинам.

— Ты видела много азиатских мужчин-воинов? — внезапно спросил он, вставая.

— Нет, конечно, откуда… я в Азии никогда не была и дальше Штатов никуда не ездила, — пожала я плечами. — Сужу по классическому кинематографу и по гравюрам Куниёси и Хокусая с изображением самураев.

Барретт на это ничего не ответил, а лишь забрал у меня мазь и, произнеся “сейчас должно подействовать снотворное”, пошел по направлению из спальни.

Рассматривая его спину, внезапно я поняла, что, пока мы с ним вели неспешный разговор, если можно было так назвать беседу с Барреттом, я забыла о напряжении и вновь перестала бояться его рук. И пусть этот диалог напоминал прием у врача, но Барретт словно специально отвлек меня от того опасения и подсознательного страха, которые я испытывала, когда он ко мне прикасался.

— Спасибо, что рассказал мне о Лате, — тихо проговорила я в его спину, желая понять, почему он выдал немного информации о себе, но он не повернулся, и будто не слыша моего голоса, вышел из спальни, не замедляя шага.

Я ожидала услышать щелчок закрывающегося замка, но этого не произошло, отчего я непроизвольно улыбнулась — все-таки моя мама была права, когда говорила, что честность — лучшая политика, может быть, если бы я не сказала правды, то Барретт не пошел бы на эти уступки.

Так и не поняв, почему он рассказал мне о Лате, я вновь опустилась на подушки и закрыла глаза. Барретт оказался прав — я захотела спать, но мне казалось, что причиной этому были вовсе не таблетки. То ли от эмоций, которые я получила вечером на прогулке, то ли от осмотра Барретта, сильные и уверенные руки которого меня успокоили и будто убаюкали, как в колыбели, но уже через минуту я погрузилась в глубокий крепкий сон.

На следующий день я встала очень рано, и то ли от того, что анемия начала отступать, то ли от силы, которую мне придал вчерашний осмотр Барретта, но я чувствовала себя гораздо лучше — мне даже показалось, что синяки стали бледнее. В хрустальной тишине апартаментов мне казалось, что можно было услышать бесшумный ход часов в моем мобильном, которые показывали 6.50. Рассматривая дорогое убранство комнаты — отполированный мрамор и мягкий шелк в сочетании с натуральной кожей — я чувствовала себя здесь, словно в золотой клетке. “Если Барретт сегодня придет осматривать меня, надо однозначно с ним поговорить относительно моей “выписки”, - приняла я решение и направилась в ванную. Приняв душ, я наскоро привела себя в порядок, и, не зная, чем себя занять, решила прогуляться до кухни, чтобы приготовить себе кофе — единственный маршрут, который я могла оправдать.

На цыпочках выйдя из своей спальни, я спустилась по лестнице, придерживая шорты, но, дойдя до арки кухни, резко остановилась в проеме.

В столовой, примыкавшей к кухне, за мраморной барной стойкой сидел Барретт и пил свой эспрессо из металлической кофейной чашки, мониторя свой компьютер, словно пролистывая утреннюю газету.

На нем была снежно-белая рубашка, расстегнутая на пару пуговиц, а рядом лежали пиджак и галстук, что значило — выйди я на пять минут позже, определенно не застала бы его здесь.

— Доброе утро, — тихо поздоровалась я, досадуя, что меня поймали с поличным, но в следующую секунду поняла, что это даже к лучшему — я смогу поговорить с ним о моей “выписке”.

— Ты почему не в постели? — бросил он сканирующий взгляд на мое лицо, будто оценивая степень моей бледности.

— Встала рано и захотела кофе, — призналась я, — правда, я не знаю, как пользоваться этой машиной.

— Через десять минут выйдет Лат и приготовит тебе завтрак. Иди в свою комнату, — произнес он и, закрыв лэптоп, отправил его в кожаный портфель.

— Можно я домой поеду? — с места в карьер начала я, понимая, что он уже собирался уезжать на работу. — Я хорошо себя чувствую, и меня ничего не беспокоит.

— Тебя осмотрит Генри в субботу, — коротко пояснил он, давая понять, что моей “выпиской” занимается непосредственно доктор Митчелл, и начал застегивать рубашку, поблескивая в отполированных мраморных поверхности своими запонками из черных бриллиантов.

— В субботу я должна быть на работе, — с тревогой в голосе обозначила я некие временные рамки, но Барретт на это ничего не ответил, и взяв галстук, начал отточенными до совершенства движениями завязывать виндзорский узел. Я же, желая настоять на своем, не унималась: — Доктор Митчелл может приехать в пятницу, чтобы я уже в субботу смогла выйти на работу?

— Он приедет тогда, когда будет необходимо для твоего здоровья, — услышала я тихий голос и внезапно почувствовала позвоночником холодную волну, исходившую от стальных глаз.

Понимая, что спорить с Барреттом это все равно что идти на танк с рогаткой, и показывать свой характер тем более не стоит — опыт имелся, я опустила глаза, осознавая, что с ситуацией нужно смириться и придется просить у Криса прикрыть меня на работе на один день, а то и вообще искать новую работу.

— Машина готова, — внезапно услышала я голос Дугласа и резко обернулась.

Поздоровавшись с телохранителем и понимая, что мне сказали ровно столько, сколько хотели, я вышла из кухни и быстро ретировалась в свою комнату.

Мой день протекал скучно, за полдня я прочла томик комедий Шекспира, пообедала, заставляя себя поесть, и вообще, как никогда, чувствовала себя зависимой — уже возненавидев интерьер своей комнаты-клетки, я решила вновь сделать вылазку и попытаться сварить себе хотя бы чашку кофе без посторонней помощи.

Пройдя на кухню, я посмотрела на воплощение космических технологий, которое называлось кофемашиной, и решила заварить кофе в чашке. Но так и не найдя молотые зерна, я кинула взгляд на барный стол в столовой, за которым сегодня утром сидел Барретт, и неосознанно прошла к нему, словно это место было помечено Барреттом и притягивало меня, как магнитом. Сев за его стул и ощущая флер его энергетики с нотками запаха дорогого одеколона, я развернулась к стеклянной панели, из которой открывался панорамный вид на дневной спешащий по своим делам Сиэтл, и в очередной раз задумалась о своей странной реакции на этого мужчину.

— Доброе день, кун-Лили, — услышала я за спиной голос Лата и резко обернулась. Он, как обычно, сложив ладони у груди, приветствовал меня. — Вы что-то хотели?

— На самом деле, да, — улыбнулась я этой удаче: — Объясните, как работает кофемашина?

— В этом нет ничего сложного, — коротко кивнул он и начал проводить со мной ликбез по космическим технологиям, показывая, где какая кнопка.