СиСи развел руками.
— Ну от чего же? По–моему, в этом нет ничего необычного. Вполне разумное предложение. Ему не стоит сейчас находиться одному. Тем более, что у меня пустует половина дома.
София потрясенно покачала головой.
— Честно говоря, мне и в радужном сне не могло даже присниться, что ты станешь так разговаривать с сыном.
СиСи польщенно улыбнулся.
— А мне приятно видеть, что такой старик как я еще способен преподносить сюрпризы, которые еще могут удивить окружающих.
— Да, вот уж сюрприз, так сюрприз!.. — развела София руками.
СиСи, пряча улыбку, опустил голову.
— София, ты не хочешь позавтракать?
Она все еще не могла опомниться.
— Ведь вы с Мейсоном всегда были на ножах…
— Надо же, — усмехнулся Кэпвелл–старший. — Какое обо мне сложилось мнение окружающих… Что ж, по–твоему, я не был способен ни на один шаг в сторону примирения?
София с сомнением покачала головой.
— А я ведь думала, что знаю тебя. Если бы ты видел себя со стороны, то понял бы…
— …Чего мне не хватает? — закончил за нее СиСи. Пока София рассуждала над тем, что сказать, Ченнинг–старший налил себе в бокал минеральной воды и стал медленно пить ее, наслаждаясь едва ли не каждым пузырьком газа.
— Что ж, если ты хочешь знать мое мнение о тебе?.. — она пожала плечами. — У меня его уже нет.
— Вот как? — рассмеялся СиСи. — Куда же оно подевалось?
Она широко улыбнулась.
— Точнее говоря, у меня их было, по крайней мере, двадцать. Но со временем все они оказались неверными…
СиСи допил воду до конца и, причмокнув губами, сказал:
— Очень хорошо.
София не поняла — относилось это к ней или минеральной воде «Перье», которую подавали в ресторане.
— Прости?
— Я говорю, очень хорошо, что у тебя сейчас нет никакого мнения обо мне. Вот принимай мое предложение, выходи за меня замуж и тогда узнаешь, какой я сейчас на самом деле. Что тебе мешает сделать это? Ты лучше познакомишься со мной.
София рассмеялась.
— Один раз я это уже слышала…
СиСи непонимающе наморщил брови.
— Когда же это такое было?
Она стала задумчиво теребить руками скатерть.
— Это было, когда ты предлагал мне выйти за тебя замуж еще тогда, в первый раз.
СиСи небрежно махнул рукой и слегка комично поморщился.
— София, не забывай, что первый блин всегда комом.
София благодушно рассмеялась.
— Давай будем завтракать.
Она сделала знак рукой официанту, и буквально через несколько мгновений перед ними на столе стояли закуски — паштет из куриной печенки, коктейль из креветок и овощи.
Едва начав трапезу, СиСи вдруг оторвался от еды.
— Кстати говоря, — сказал он, возвращаясь к теме разговора, — ты тоже не видишь себя со стороны. Извини меня, пожалуйста, за такие слова…
— Что я такого делаю? — удивленно спросила она.
— Ты улыбаешься, разговаривая со мной. А говорят еще, что я совсем не смешной.
София рассмеялась.
— Да, это не самая заметная черта в твоем характере. Возможно, пару раз в жизни ты и смог кого‑то рассмешить, но только не меня.
СиСи притворно удивился.
— Во всех Соединенных Штатах, нет ни одного человека, кроме Иден, кому бы я позволил смеяться над собой.
И хотя София широко улыбалась, слушая слова СиСи обратил внимание на то, что ее улыбка была какой‑то застывшей, не естественной.
Внимательнее присмотревшись к Софии, он понял, что ее взгляд направлен сейчас не на него, а куда‑то через его плечо.
СиСи не без удивления обнаружил, обернувшись, что за столиком, стоявшим позади него, хмуро наблюдая за его разговором с Софией, сидит Брик Уоллес.
Ченнинг–старший снова повернулся к Софии и с легкой укоризной в голосе произнес:
— Если ты думаешь, что ради меня тебе придется от всего отказаться, то это не так. Поверь мне, София, ты можешь оставить все как прежде.
Она повела головой.
— Неужели я ни от чего не могу отказаться?
Кэпвелл задумчиво пожевал губами.
— Ну, пожалуй, кроме своей квартиры.
София радостно улыбнулась.
Молча сидевший за столиком в углу Брик Уоллес, увидев радостную улыбку матери, нахмурился еще больше. Чтобы не ухудшать себе настроение, он принялся за завтрак. Однако, аппетит совершенно покинул его. Поковырявшись немного в тарелке, он бросил вилку и отвернулся.
Когда Джина вернулась в номер, где она оставила отца и сына Кэпвеллов, СиСи здесь уже не было. Мейсона тоже не было видно.
— Эй, куда вы все подевались? — крикнула она.
— Я здесь, — отозвался Мейсон.
Он был в ванной, очевидно приводя себя в порядок после вчерашнего.
Джина уселась на диван, закинув ногу на ногу.
— Ты еще долго? — крикнула она.
Вместо ответа дверь в ванной комнате открылась и оттуда вышел Мейсон в полурасстегнутой рубашке с полотенцем в руках.
Вытирая лицо, он спросил:
— А почему ты так быстро вернулась?
Джина проигнорировала этот вопрос. Вместо ответа задав собственный.
— Надеюсь, ты обо всем поговорил с СиСи, высказал ему все что думаешь?
Мейсон точно таким же образом не ответил на вопрос Джины.
— Ты получила сообщение для меня? — спросил он, подходя к зеркалу и внимательно разглядывая свое изрядно потоптанное после вчерашнего лицо.
Джина поморщилась.
— Ну, конечно. Тебе звонил какой‑то Кевин Уэлш, сказал, что шлет свои соболезнования и хочет…
Она не успела договорить.
— Можешь выбросить, — равнодушно сказал Мейсон.
Джина вздохнула так тяжело, как будто отказ Мейсона принять соболезнования от некоего Кевина Уэлша больно задевал ее собственные чувства.
— Ну, Мейсон, может быть не стоит так резко, — она пожала плечами.
— Стоит, — буркнул он, не отворачиваясь от зеркала. В разговоре возникла неловкая пауза, которую Джина поспешила заполнить разговором на весьма сильно волновавшую ее тему.
— Ты помнишь, что сказал тебе отец, когда увидел нас вдвоем в этом номере?
Мейсон ответил молчанием.
Это ничуть не смутило Джину, которая вдруг начала тараторить, изображая крайнюю степень возмущения.
— Надо же как быстро СиСи сделал выводы. Представляю себе, что он подумал, когда увидел нас здесь вдвоем… Ты видел, как он посмотрел на меня?
Мейсон продолжал пытливо изучать собственное изображение в зеркале.
На недовольные замечания Джины он отреагировал лишь одной равнодушной фразой:
— Тебе показалось.
Джина с изрядной долей скепсиса покачала головой.
— Ты всегда понимал меня, Мейсон. Я слишком бурно реагирую на все и ничего не могу с собой поделать. Но, поверь мне, каких‑то скрытых мотивов в моих действиях нет.
Кое как пригладив торчавшие в разные стороны вихры волос, Мейсон, наконец, отвернулся от зеркала и подошел к Джине.
Бросив красноречивый взгляд на ее обнажившиеся коленки, он хмуро сказал:
— Я охотно верю тебе, когда ты говоришь, что у тебя нет никаких скрытых мотивов.
Джина обрадованно воскликнула:
— Вот видишь, как мы с тобой близки по духу!
Но Мейсон не разделял оптимистических настроений Джины.
— Твои мотивы находятся целиком на поверхности, как у акулы, — сострил он.
Джина сделала оскорбленное лицо и вскочила с дивана.
— Мейсон, я не собираюсь выступать в качестве конкурентки Мэри. Я ею и раньше не была, а теперь тем более… Даже, если бы хотела… А я хочу.
Последние слова она произнесла с таким томным придыханием, что Мейсон с каким равнодушием не относился к Джине вдруг почувствовал смущение.
Джина могла быть какой угодно распутной, легкомысленной, ветреной, но в привлекательности ей нельзя было отказать.
От таких женщин всегда исходит аромат порока, однако, он настолько сладок, что может очаровать.
Нет, разумеется, Мейсон сейчас не чувствовал никаких подобных эмоций по отношению к ней, однако, ему ни с того, ни с сего стало как‑то не по себе.
Джина, почувствовав его смятение, продолжала:
