Развод на новый год (СИ) - Тэсс Лена

- Я похожа на женщину, которой нужны деньги? - она сложила руки на груди. На одном из запястий блеснул браслет известного ювелирного дома стоимостью около миллиона рублей. И она его точно купила не сама.

- Деньги нужны всем. Но дело, конечно твое, Люба.

Егор закрыл папку и закинул одну ногу на другую. Номер снова погрузился в тишину, и ее разбавлял лишь шум тележки, которую по коридору тащила за собой горничная.

- Мне нужно поговорить с Максимом, - наконец-то выдала свое желание Фролова.

- Говори, я здесь.

- Наедине.

Брат перевел взгляд с женщины на меня и обратно, поигрывая бровями. Я закатил глаза в ответ на его тупой и неуместный намек.

- Иди, она меня не съест.

- Я бы на твоем месте не был так уверен, - он постучал ладонью по красной папке, положил ее на стол и оставил нас. - Ладно, я пока позвоню кое-кому.

Он вышел из номера, но я еще несколько секунд слышал голос брата. Совсем другой: нежный, глубокий, живой. Он разговаривал с Пашей, единственной женщиной, которая смогла приручить это чудовище.

Нас же с Любой ждал свой, совсем другой разговор. И в этом союзе было не ясно, кто из нас дрессировщик, а кто монстр.

- Кто начнет первым?

- Как обычно я. У тебя для такого никогда не хватало смелости.

Глава 26

Мы несколько секунд молчим и смотрим друг другу в глаза. Я устало, Люба с вызовом. С идеально зачесанными волосами и всполохами пламени в зрачках она похожа на нарисованную картинку. Красивую, но не настоящую.

- Ты постарел, - констатирует моя бывшая жена.

- Молодильные яблоки нынче дефицит, - я прошел к столу, на котором мерцал цветными бликами хрустальный штоф, - будешь?

- Не пью.

- Я тоже.

С этими словами плеснул в тумблер виски и одним глотком выпил его. Алкоголь тотчас опалил гортань, опустился ниже, сводя желудок в судороге. Дрянь. Редкостная дрянь!

- Не хочешь узнать, что мне от тебя нужно, - вкрадчиво спрашивает Люба. От ее голоса по нервам нехорошо царапает когтями и хочется поскорее закрыть уши.

- Вероятно мою душу, товарищ Сатана.

- Юмор это не твое, милый. В этом тебе далеко до Егора.

Она берет стакан из моих пальцев и ставит его на стол. Штоф переливается на солнце хрустальными гранями, когда Люба поднимает графин в воздух. Медовая жидкость наполняет тумблер почти до самых краев. Я смотрю, как моя бывшая ассистентка вытягивает губы и медленно, с наслаждением пьет виски.

Не как крепкий алкоголь, а как молоко или шоколадный коктейль.

Даже не морщась.

Все это шоу рассчитано на меня, но я не понимаю, с какой целью.

- Чего ты хочешь?

- Чтобы ты уничтожил Исмаилова, - она улыбается одними губами. А в глазах по прежнему темно и пусто.

- Зачем это тебе?

- Очень хочется жить. - Объявляет так просто, словно просит взвесить полкило помидор на рынке, но голос дрогнул. Лязгнул тем самым страхом, от которого не спрятаться за улыбкой и вежливостью. - Я против Тиграна не устою, слишком мелкая сошка, без связей и влияния. А вот ты бы мог с ним пободаться.

Мы стоим слишком близко друг к другу. Я отчетливо чувствую ее дыхание на своей коже, а запах сладких цветов - парфюм Любы - он проник в меня и распирает легкие изнутри.

Я отворачиваюсь.

- Не хочу ни с кем бодаться.

- Поздно. Твоя любимая Сонечка уже вымазалась во всем этом дерьме, так что придется спасать. Знаешь, если бы она не была такой упертой, и не хотела бы щелкнуть меня по носу, то все бы уже давно закончилось. Смешно, да?

- Нет, - и это бесит, ведь Люба права.

Я смотрю в окно на проезжающие мимо машины. На спешащих куда-то людей. На одинокую собаку, которая грустно семенит по улице и которой просто некуда идти. Как и мне.

- Наверное тебе уже надоела эта деревня и ты мечтаешь поскорее сбежать в Москву, - мурлыкает Фролова, не то притворяясь, не то играя очередную роль. Я уже давно потерялся в этих масках и не узнавал ту милую, стеснительную девушку, с которой работал столько лет.

Смотрю, в надежде снова увидеть ее, но нет. В шаге от меня замирает пантера с алыми, как в самых пошлых фильмах, губами и стрелками на пол лица.

- Макс…

Она тянет ко мне руки, обхватывает за шею и трется носом о лацкан моей рубашки, только что не урча от удовольствия. После секундного замешательства я перехватываю ее за кисти рук и увожу те за спину, как в полицейском захвате.

- Мне больно! - взвизгивает Люба.

- Мне тоже.

Люба извивается, пытаясь освободиться из мох лап, но я только сильнее сжимаю ее руки.

- Зачем ты так со мной, - ее голос срывается на крик, - зачем все это делаешь? Я ведь любила тебя!

И только, когда я слышу, как Люба плачет, кровавая пелена падает с глаз и я отпускаю ее. Она падает на пол и трясется в истерике.

Я делаю шаг назад. Дышу еще тяжело, как после драки, но Господи, с кем же я так отчаянно сражался? С хрупкой женщиной, весом не больше 50 кг или… с собой?

Я смотрю на свои руки, которые сделали так много плохого: пальцы дрожат как в припадке. С омерзением вытираю ладони о шерстяные брюки, будто всерьез думаю, что могу так стать чище.

Люба поднимает на меня заплаканное лицо, но вместо жалости к ней, в голове стучит глупая мысль: какой стойкий макияж. Ничего не размазалось, все как и было. Фантастика.

- Почему ты такой жестокий, неужели ты не видишь, что я все это время была здесь, что я с тобой, что я живая?

- Тебе повезло, что ты живая. А я давно уже нет, только никто этого не замечает.

Я подаю Фроловой руку и когда она встает на ноги, отхожу обратно к столу. Нам не о чем говорить. Ни раньше, ни тем более сейчас.

- Я сделаю все, что в моих силах. Уничтожать Исмаилова не в наших возможностях, но немного растрясти это гнездо мы бы смогли. Хочешь совет?

- Кто же откажется…

- Не играй с Исмаиловым. Он очень опасный человек. Не такой лох, как я.

- Ты думаешь у меня был выбор?

Кажется, что я наконец слышу в голосе Любы что-то живое, настоящее. Я даже оборачиваюсь, будто могу увидеть перед собой ту, другую женщину. Не роковую жрицу любви, а Любу.

Любу Фролову.

И я ее вижу. Сломленную, растоптанную, почти уничтоженную, но так и не сдающуюся. Она выпрямляет спину и, смерив меня ненавидящим взглядом, бросает:

- Давно хотела попросить. Не приходи больше на могилу нашей дочери. И цветы свои вонючие не присылай.

Я был на могиле этого бедного нерожденного дитя всего один раз, перед тем как передать Любе документы на развод. Но объяснять это сейчас все равно что оправдываться. Она меня не услышит.

- Цветы это память, их приносят один раз в год.

- А лучше ни одного. От тебя так точно. - Она поправляет платье, разглаживает складку ткани на груди, но все это только чтобы чем-то занять руки. - Не делай вид. что это тебя как-то тронуло. Это никогда не был твой ребенок, ты ее не ждал, не хотел, не носил под сердцем. Это только моя потеря, и я не желаю твоего участия в ней!

Она почти дошла до двери, когда я сказал:

- Иногда мне кажется, что наша дочь… что она умерла, для того чтобы я жил дальше. Что… черт, - я тру переносицу, от недосыпа и напряжения у меня болят глаза, а очки я снова забыл в машине. - В общем, иногда я думаю, что она выбрала умереть, и этим спасла мне жизнь.

Люба поворачивается и бросает через плечо мои же слова:

- Тебе повезло, что ты думаешь об этом лишь иногда. Потому что я живу с этой мыслью все время. И еще Титов, - она стучит костяшками пальцев по двери, - лучше бы ты тогда сдох.

Когда Люба открывает дверь, чтобы уйти из номера, то сталкивается лбом с Соней.

Моей Соней…

Глава 27

Соня.

Для Макса у меня было две новости: одна хорошая, а вторая - очень плохая.