Его занимал Родион, была громкая связь.
— Да чтоб ты сдох, чтоб вся твоя семейка сдохла. — Кричали с той стороны. Я отчётливо слышала голос отца Даши.
— Сдохну, — холодно отвечал Родион. — Все мы когда-нибудь сдохнем.
— Да ты знаешь кто? Да ты вообще антихрист, как тебя земля носит? Ребёнка забрал.
— А что надо вашей шлюхе дочери его оставить? Для того, чтобы вырастила такую же беспринципную тварь, которая влезла и сломала несколько семей?
— Да пошёл ты, знаешь куда? Чтоб у тебя все померли вокруг, а ты загибался, понял? И бабка твоя скопытится!
— А я за это зубы пересчитаю всем. — и в голосе Родиона было столько яда, столько какой-то неразбавленной злости, что у меня мурашки шли по коже.
Маша не понимала ещё о чем шел разговор, поэтому просто подстраивалась под меня, видя, что я меняюсь в лице, она точно также хмурила бровки, либо приоткрывала ротик.
А меня просто парализовало при звуках голоса сына.
Таким Родиона я не знала.
Родион всегда немного рассеянный, весёлый, Смешливый.
Нет, сейчас в кабинете сидел не мой Родион.
Сейчас сидел в кресле Родион Адамович Завадский.
Я прижала Машу к себе и услышала визгливую ноту матери Даши.
— Мы на тебя в суд подадим и, знаешь, все отсудим, все отсудим. Ты пойдёшь на паперть. Ты столько лет мучил нашу дочь, ещё и внучку забрал. Ты пойдёшь на паперть.
— Вперёд. — холодно, на выдохе, произнёс Родион, я привалилась плечом к стене, чувствуя, как у меня мурашки поднялись по всему телу. — Давайте суд, я буду рад. Я покажу прекрасные переписки вашей ненаглядной дочери, а ещё расскажу о том, как она, не постеснявшись никого, спала с моим братом. И тогда, думаю, процесс примет другой оборот.
— Да мы тебя сгноим, ещё потом будешь в тюрьме сидеть за то, что украл ребёнка.
— Я отец. Биологический, фактический. Я не могу украсть то, что принадлежит мне. А вот вам следует вещички собрать. И быстро свалить из моей квартиры. Время вам до вечера. В противном случае, вещи за вас будут собирать менты. Надеюсь, я достаточно хорошо объяснил свою позицию относительно этого вопроса или мне повторить при личной встрече?
Я не могла поверить в то, что это был Родион.
Дежавю ужасное, нахлынувшее со всех сторон дежавю охватило меня.
Это слова Адама.
Это голос Адама.
Это его постановка речи.
Но диалог не продолжился, раздались громкие гудки.
В кабинете что-то зашуршало. А я посчитала, что бессмысленно скрываться, стоять, прятаться, и тихо зашла внутрь
— Да, мамуль. — легко отозвался сын, глядя на меня искрящимися глазами. — Я переживал. Хорошо, что хоть отец написал, что ты осталась у него. Ты больше так не делай.
— Да прости, — нервно отозвалась я и, помявшись, уточнила. — Ты сегодня не на работе, если что, езжай, я с Машей побуду.
— Я сегодня не на работе, но мне все равно надо съездить кое-куда и кое-что поправить.
Я напряглась, но Родион счастливо улыбнулся, заставляя меня поверить в то, что, возможно, идёт разговор о бизнесе, но тем не менее, когда ближе к двум часам сын собрался и поехал куда-то, я, не выдержав, набрала Адама.
— Что-то случилось? — озабоченный голос.
— Я не знаю, но Родион куда-то уехал, а днём ему там тесть с тёщей проклятия всякие сыпали.
— Ты боишься? — Адам не издевался, ему реально были интересны мои чувства.
— А вдруг он совершит какую-нибудь ошибку?
Адам вздохнул.
Я вдруг поняла, о чем он говорил.
Соломка подстеленная.
— Родная я, конечно помогу сыну. Но думаю, не стоит вмешиваться в действия мужчины, а не мальчика.
Глава69
Адам
Родион вздохнул и, оттолкнувшись от машины, осмотрел поле боя.
— Так, слушай. — Снова вернулся ко мне сын. — Давай-ка сейчас мы с тобой ещё кое-что сделаем.
— И что же, удиви меня… — вскинул я брови, понимая, что один приступ самостоятельности ещё не гарант того, что Родион и дальше будет делать что-то для того, чтобы разрешить эту ситуацию.
— Да я не собираюсь тебя удивлять, в конце концов, мне не пять лет, чтобы я выучил стишок и, стоя на табуретке, тебе его читал.
Родион взлохматил волосы на затылке и, пристально глядя в глаза, произнёс:
— Сейчас я в квартире там пошуршу, все проверю, охрану отпущу и поехали, сгоняем к Назару.
— Зачем?
— Ну как это зачем? Ты сам только что сказал, что он не может прийти в себя, а я считаю, что это плохо.
Родион исчез также быстро, как и появился.
Я крепко задумался, как же так выходило…
Наверное, правильно выходило.
Всю жизнь говорили, что Родион чисто сын Устиньи, её характер, её мысли. И вот так выстрелило сейчас, что именно характер Устиньи устоял, а Назар, который вроде был похож на меня, ломался, и, наверное, это даже немного закономерно.
Родион вернулся ко мне через двадцать минут.
— Ну давай, погнали, погнали, рвём когти, — произнёс он, вытаскивая мобильник, стал что-то стучать.
Я скосил глаза, заводя машину.
— С кем ты?
— С мамой… Переживает, волнуется.
— Ты там смотри, чтобы она не сильно волновалась.
— Да я и так уж по максимуму стараюсь. Да и тут ещё и на работу надо выходить.
Я проследил за сыном.
— Как-то с Машкой пока не получается. То ли няньку ей, то ли ещё что… Я к Градову хотел попасть, но ты в курсе, что он выборочно принимает…
Пожал плечами.
— Такое чувство как будто не заинтересован в клиентах.
— Ну, может, он и не заинтересован в клиентах, — заметил сквозь зубы, но Родион качнул головой.
— В любом случае не Градов, так кто-нибудь другой.
— То есть ты уже серьёзно настроился?
— А скажи мне, как не серьёзно настроиться? Ну давай разверни эту ситуацию иначе. Хорошо. Вот у меня зарплата больше сотки, четверть на алименты. А это с каждым месяцем будет увеличиваться, потому что зарплата будет расти. И что ты действительно считаешь, что все эти деньги пойдут на Машу? Нет, я тебе скажу больше, Маша этих денег вообще не увидит. Я не считаю, что я делаю что-то неправильное. За столько лет я уже оценил прекрасно перспективы жизни с собственной супругой…
— Еще скажи, смиренно их терпел.
Родион фыркнул.
— Знаешь, одно дело, когда вроде бы понимаешь все недостатки человека, но все равно какие-то достоинства перевешивают…
— И какое же у неё было достоинство. — Грубо спросил я и, перестроившись в ряд, съехал на развязке.
— А тебе все скажи. Ну, на самом деле, нет, это скорее привычка, страх, что все разрушится, все будет не так, как прежде, и очень большая привязанность именно на фоне того, что знаешь, первая любовь, первые отношения, вот это все. Я даже помню, что вот эта вот манипуляция всегда срабатывала. «Родион, аомнишь, как мы». Она всегда начинала в моменты, когда понимала, что у меня сейчас крыша поедет. «А помнишь, как мы?» И тогда вроде попускалр, но сейчас я, оглядываясь назад, понимаю, что все это дерьмо, и трезвым взглядом рассматривая свою супругу я не хочу, чтобы моя дочь жила так. Нет, меня это не устраивает. Ну, не устраивает хотя бы по той простой причине, что для своих трех Маша слишком много знает о взрослом мире, но слишком мало знает о жизни.
Я хмыкнул, понимая, к чему вёл Родион.
— И поэтому я думаю, что это лучший вариант, я не говорю, что запрет на общение или ещё что-то, пожалуйста, пусть общается, но Маша останется со мной. И не то, что там какая-то поделённая опека, нафиг! Для того, чтобы она там пол месяца жила у неё, а потом приезжала ко мне и не понимала, почему папа такой дурак. И ладно, дурак, это ещё самое мягкое.
— Ты верно рассуждаешь, — произнёс я и на перекрёстке ушёл в сторону больницы. Я не знал, что хотел сказать Родион Назару. Я не знал, что он собирался сделать, но когда мы оказались в коридоре картинка была практически несменяемой, и от этого только болезненней.
Назар сидел как побитый пёс на скамейке. И раскачивался взад вперёд.
