Просто эхо из прошлого. Старый снимок, который на секунду промелькнул перед глазами, а потом снова скрылся за реальностью.
Мы оба были уже совсем другими людьми.
И думать иначе — это как пытаться выжать из старой забытой мелодии ту же дрожь, что когда-то бежала по коже.
Я выдохнул, вернул взгляд к планшету и кивнул:
— Окей, давай смотреть, что у тебя тут. Только, умоляю, обойдемся без золотого фольгирования по всему полю. Если конечно не хочешь, чтобы у людей болели глаза, когда они берут это в руки.
Следующие сорок минут мы погрузились в священные муки выбора между «очень стильным графитом» и «достойным шампань».
Выясняли, какие варианты коробок и пакетов вообще реально изготовить за оставшееся время.
Спорили о толщине картона, тиснении, ленточках, логотипах и количестве знаков после запятой в смете.
Рита, как всегда, умело жонглировала «презентабельностью» и «драмой», а я мысленно считал, сколько кофе мне понадобится, чтобы дожить до конца этой встречи без нервного тика.
И вот, когда мы почти согласовали цвета, тип бумаги и допустимую цену за один набор, — в дверь тихо постучали.
Щёлкнула ручка, и в приоткрытую щель осторожно просунулась белокудрая головка.
Поля.
Глаза — круглее обычного. Взгляд — изучающий, чуть тревожный.
Она посмотрела сначала на меня, потом — на Риту. Поджала губы. Вид у неё был такой, будто она только что увидела на кухне кого-то, кто взял последнее печенье.
Потом — короткий рывок.
Молнией пролетела через комнату, схватила из стопки на стуле один из своих рисунков, и — бегом обратно к двери.
Обернулась уже закрывая за собой дверь, как будто боялась, что кто-то сейчас устроит допрос.
Я проводил её взглядом.
Рита — тоже. С лёгким удивлением, но без комментариев. Что уже было победой.
— Это кто? — спросила она наконец, сухо, почти между делом, хотя вопрос явно был не между делом.
— Дочь, — ответил я, спокойно.
Не добавляя ничего.
Пусть переваривает.
— Волков! — воскликнула Рита с тем самым «театральным удивлением», которое у неё всегда звучало чуть громче, чем надо. — Ты что, за то время, что мы не вместе, уже успел обзавестись ребёнком? Да ладно! Не верю!
Я даже не повернул головы. Просто продолжил сверяться со сметой, делая вид, что у меня на экране не графики, а манускрипты эпохи Возрождения.
— Лёха, ну хватит, — не унималась она.
Поднялась и — по классике — снова уселась на край стола. Ближе. Почти вторглась в личное пространство, как будто это и была её финальная цель.
— Ты же это не всерьёз, да? Ребёнок — явно не твой. Что теперь, занимаешься благотворительностью? Взял кого-то под крылышко?
Вот тут я отложил планшет и медленно, с нарочитой вежливостью посмотрел на неё.
— Рита, моя личная жизнь тебя не касается, — сказал я ровно, но достаточно чётко, чтобы не было ни малейшего желания продолжать.
На секунду она зависла, но, как всегда, решила разрядить обстановку слащавой усмешкой.
— Да брось, просто интересно! Я же не с претензией.
— Тем более ты, судя по кольцу на пальце, тоже времени зря не теряла.
Я кивнул на её безымянный палец, блестевший вполне конкретным золотом и крупным драгоценным камнем.
— Как там, кстати, Славик поживает? Если, конечно, это он — счастливый муж.
На её лице на мгновение отразилось нечто среднее между раздражением и недоумением. Женщина подняла выше подбородок и словно в задумчивости начала теребить цепочку с подвеской на шее.
А я снова взял планшет демонстрируя, что больше меня интересует оттенок картона, чем разговор с ней.
— Славик… — протянула она с той самой улыбкой, которую в прошлом я по глупости принимал за искреннюю. — Да всё хорошо. Работа, поездки, какие-то свои там интересы. Мы как бы… взрослые люди, у нас свобода в отношениях.
Ну ты понимаешь, о чём я?
Понимаю, — хотел сказать я. — Обычно, когда начинается «свобода в отношениях», один из этих взрослых людей уже собирает вещи.
Но вслух я ничего не произнес. Просто поднял бровь и кивнул, как бы давая понять: «у всех свои увлечения, я это не комментирую».
— А если честно, Лёша… — Рита присела рядом, придвинув соседний с моим стул и подалась еще ближе. — Я вообще не думала, что ты вот так вот можешь измениться спустя годы.
Она смотрела на меня с интересом, в котором сквозило слишком много всего — и удивление, и, возможно, уязвлённость. А может, просто попытка надавить на старую кнопку, посмотреть, сработает ли.
Я посмотрел на неё спокойно.
— Люди взрослеют, Рит. У некоторых это даже получается.
Она прищурилась.
— Ну а если вдруг окажется, что тебе захочется что-то… обсудить. Или просто выдохнуть от этой своей «взрослой жизни». Ты же знаешь, где меня найти.
— Теперь знаю, — усмехнулся я. — Спасибо. Постараюсь не пользоваться этой информацией.
Рита рассмеялась в голос, словно я сейчас остроумно пошутил.
Когда мы, наконец, вышли из переговорной, всё, о чём я мог думать, — это ибупрофен и ведро кофе. В идеале — одновременно.
За прошедший час у меня сложилось стойкое ощущение, что в голове теперь шумит не кровь, а мелкий строительный перфоратор. Где-то в районе висков.
Мы условились, что Рита согласует наши варианты с «заказчиками» — в кавычках, потому что я всё ещё сомневался, существуют ли они.
Обещала «через денёк-другой» выйти на связь.
И вот уже на пороге, когда я внутренне готовился сказать вежливое «бывай», она вдруг, совершенно по-ритински, перешла на блиц-режим: обвила меня рукой за шею и громко, по-театральному поцеловала в щёку.
— Ну всё, Лёш, пока! Я позвоню! До выходных!
И — как ни в чём не бывало — выпархнула за дверь.
Я остался стоять с недоумением смотря ей вслед, будто ждал титров.
Сбоку появилась Ирина с какими-то распечатками, но, заметив моё лицо, приостановилась.
— Всё… в порядке? — спросила она.
— Хотелось бы верить, что да, — ответил я.
Глава 49. Анна
…вечером того же дня…
— Правильно ли я понимаю, — медленно произнесла Олька, поправляя футболку с гордой надписью «этожопыт» на груди и делая глоток лимонада, — ты услышала одну-единственную фразу, причём даже не от него, а от какой-то стервозной барышни… и моментально решила, что это о тебе, и расстроилась?
Я скосила глаза в сторону, поморщилась и уставилась на свой стакан.
Лёд внутри тихо звякал, а капельки конденсата лениво стекали по стенкам, холодя пальцы. Вроде и жара спала, вечер мягкий, тёплый, прямо-таки летний — но на душе паршиво.
