Муза (ЛП) - Старлинг Айла

Моего отца здесь даже нет. Наверное, он в кабинете, как всегда. Они редко разговаривают, если только не нужно что-то починить или кого-то обвинить.

— Я была с Сал, — говорю я спокойно и ровно. — Мы потеряли счет времени.

Ее глаза сужаются.

— Я сказала тебе идти прямо домой. Ты никогда не слушаешь, и я устала от твоей неспособности следовать правилам, — ее голос повышается, жар поднимается к щекам. — Я чувствую запах травки даже отсюда. Дай мне свой телефон. Ты наказана.

Я кладу его на стол и без слов иду в свою комнату. Никаких ссор, никаких криков. Я просто устала. Я уже знаю, что будет дальше.

Через час она вернет его мне, как всегда. Мы будем делать вид, что ничего не произошло. Как всегда. Она никогда не извиняется, никогда не признает свою вину. Просто отбрасывает все и ожидает, что я поступлю так же.

Я научилась не дразнить медведя. Не потому, что боюсь, а потому, что это бессмысленно. Ее гнев ничего не меняет, никому из нас не помогает, а только изматывает обоих.

Я закрываю дверь своей комнаты, снимаю туфли и падаю на кровать. Я не плачу. Я не кричу. Я просто позволяю тишине проникнуть в мою кожу.

И снова напоминаю себе, что через четыре месяца я буду свободна.

Глава 4

Софи

На следующее утро, идя в школу, я пытаюсь убедить себя, что то, что я уделила больше внимания своей внешности, не имеет никакого отношения к новому привлекательному учителю. Просто сегодня мне захотелось выглядеть красивой, вот и все. Немного больше туши, блеск для губ, тщательно уложенные волосы. Это ничего не значит.

За исключением того, что, очевидно, это не так.

Я нахожусь в замешательстве со вчерашнего первого урока. С момента, как он вошел в класс и изменил все. Я не перестаю думать о нем, о нашей ночи в баре. О его руках на моей талии, о его запахе, о том, как его тело прижималось к моему.

Более того... о том, как он заставлял меня смеяться. О том, как его глаза впивались в мои, как будто я была единственной девушкой в помещении. Теперь, когда он мистер Хейс, мой учитель, я должна забыть обо всем этом. Но я не могу. Абсолютно.

Нет никакой логической причины для притяжения между нами. Это была всего лишь одна ночь, и теперь он для меня недоступен во всех смыслах. Но трудно забыть того, кем он был, прежде чем стал мистером Хейсом. С тем парнем было легко общаться. Он был веселым, теплым и уверенным в себе, но не высокомерным.

Теперь он стоит впереди класса, тихий, напряженный и осторожный. Строгий. Непроницаемый. Эта его версия кажется мне чужой, и, возможно, именно поэтому мне так трудно на него смотреть. Потому что я уже видела его настоящего, того, кто скрывается за маской учителя.

И он мне понравился.

Ладно. Он мне очень понравился.

Я сажусь на место рядом с Сал, которая сегодня тоже принарядилась, явно с особым умыслом. Топ с настолько глубоким вырезом, что ее могут отправить в кабинет директора, а помада такого насыщенного красного цвета, что может положить конец карьере. Я смотрю на нее и поднимаю бровь.

— И для кого мы так нарядились?

Она улыбается.

— Оу, ни для кого особенного. Разве девушка не может просто хотеть выглядеть сексуально для себя?

Я смеюсь и закатываю глаза.

Она нелепо красива. Густые ресницы, оливковая кожа, ноги, которые подошли бы для музыкального клипа. Она точно знает, чем обладает, и не стесняется использовать это в своих интересах. Если бы я любила девушек, у меня под подушкой была бы ее фотография.

Я тоже не плохо выгляжу, просто... по-другому. Мягче. Светло-каштановые локоны, которые вьются при малейшем изменении погоды, глаза, подходящие к волосам, кожа настолько бледная, что обгораю, даже при мысли о солнце. Сал говорит, что я красивая, и я стараюсь ей верить. Иногда мне это почти удается.

Мистер Хейс сидит за своим столом, уставившись на бумагу, которую держит в руке, сжав челюсти. Через несколько секунд он бросает ее в мусорное ведро с такой силой, что по комнате раздается звон металла.

Сал наклоняется ближе.

— Как думаешь, что это было?

— Понятия не имею. Может, кто-то бросил вызов его авторитету, и теперь он планирует его убийство.

Она фыркает.

— У него точно есть боксерская груша. Или дневник с именами жертв.

Затем он встает и обращается к классу.

— Хорошо, — говорит он тихим, уставшим голосом. — Быстрая замена. Задания, которые оставил ваш последний учитель? Они... не очень хороши. Нам все еще нужно пройти обязательную программу по чтению - да, включая «Ромео и Джульетта», но я меняю подход к их изучению.

Он подходит к доске и пишет что-то, чего я не замечаю. Я слишком занята наблюдением за тем, как он держит маркер. Напряжением в его плечах. Тому, как его рубашка прилипает к спине, когда он тянется, чтобы достать до самого верха.

Он слишком собран, слишком профессионален. Это заставляет меня задуматься, не пытается ли он притворяться так же усердно, как и я.

— А пока, — продолжает он, — посвятите остаток урока письму. О прочитанном. О том, что вы почувствовали. Или, о чем это вам напомнило. Без какой-либо структуры, правильного ответа нет. Если вы не читали, откройте книгу сейчас и начните. Мне все равно, как это будет выглядеть, просто напишите что-нибудь на бумаге.

По классу раздаются стоны.

Я достаю тетрадь и смотрю на чистую страницу, как будто она издевается надо мной. Писать о чувствах - не совсем мое. Однажды я пробовала вести дневник, думала это поможет мне разобраться с беспорядком в голове, но все, что получила, еще большую путаницу. Я могу писать сочинения, отчеты, задания с рубриками и правилами. Но свои собственные мысли? Нет, спасибо.

Сал уже пишет. Ей на самом деле нравится это занятие, она говорит, что это как терапия на бумаге. Я ей завидую.

Поэтому вместо того, чтобы писать, я рисую.

Моя ручка движется самовольно. Линии и тени обретают форму на странице передо мной. Линия подбородка. Изгиб брови. Я даже не осознаю, что делаю, пока не дохожу до середины.

Он.

Неаккуратный портрет. Форма его рта, тяжесть его взгляда, небольшая морщинка между бровями. Он не идеален, но именно так я его вижу.

Это глупо, я знаю. Но рисование успокаивает меня. Это единственное, что помогает мне дышать, когда тяжесть всего остального оседает в моей груди.

Я каждые несколько секунд поглядываю на него, чтобы правильно передать детали. Не потому, что мне это нужно, я уже запомнила его, а потому, что хочу. Потому что часть меня хочет запечатлеть его в этом образе, пока он не исчез под грузом всех правил и ожиданий.

И тут я чувствую это.

Это изменение в воздухе. Это бесшумное предупреждение на моей коже. Кто-то стоит слишком близко.

Я поднимаю глаза.

Он стоит прямо там.

Мистер Хейс.

Он смотрит на мой блокнот, на мой рисунок, на себя.

Мое сердце замирает в груди, и я чувствую, как кровь приливает к лицу. Я закрываю страницу рукой, как будто это каким-то образом отменит то, что он только что увидел.

Его выражение лица не меняется, но в его глазах есть что-то, чего я не могу понять. Удивление? Напряжение? Может, ничего... может, я это себе придумываю. Он задерживается на секунду дольше, чем нужно, а потом уходит. Оставляя меня в смятении.

Остаток урока я провожу, глядя на угол своего стола, делая вид, что пишу, делая вид, что меня нет. Я больше не поднимаю глаза. Не могу.

Когда звенит звонок, я уже наполовину собралась. Готовая исчезнуть и стереть последний час из памяти.

Но тут его голос прорезает хаос скрежета стульев и шуршания бумаги.

— Перед уходом положите свои работы на мой стол. Я не буду их читать, просто подтвержу участие. Завтра вы их получите обратно.

Я замираю.

Он видел. Он уже видел. Но теперь портрет будет в его руках.