Шанс на счастливый финал - Лавин Виктория

– Слава богу! Потому что я уже забронировала тур!

– Что ты сделала?

– Ты улетаешь через пять дней! И не волнуйся, я знаю, что в ноябре на Аляске холодно, поэтому уже заказала тебе всю необходимую экипировку.

Я потрясенно молчу. Саванна обходит кухонный островок и нежно кладет руки мне на плечи.

– Я знаю, это очень тяжело принять. Но ты всегда заботишься обо мне, Марго. На этот раз позволь мне позаботиться о тебе. Пожалуйста.

Я смотрю в глаза сестры и вижу в них смелость и решимость, какие редко видела прежде. Я сглатываю.

– Хорошо. Пусть будет Аляска.

Глава 2

Марго

Приезд на Аляску был ошибкой.

Мне следовало понять это сразу, как только мой водитель представился очень подходящим прозвищем – Медведь, или после того, как он в очередной раз испортил воздух в разрисованном аэрографом внедорожнике, а за два часа двадцать шесть минут, которые я в нем томлюсь, это случилось раз восемьсот. Его рык: «Вот и приехали», – застает меня врасплох, так как навигация в смартфоне перестала работать больше часа назад, а эти заснеженные вечнозеленые деревья ничем не отличаются от тех, что мелькали за окном на протяжении последних ста пятидесяти километров. Но Медведь, подобно своим четырехлапым собратьям, не нуждается в навигаторах. Он сворачивает в не обозначенный на карте просвет между деревьями и выезжает на грунтовую дорогу, после чего я целых десять минут клацаю зубами.

Когда мы наконец останавливаемся, а перед глазами перестает вибрировать, в окне появляется коттедж «Северная звезда». Я это сделала. Медведь тормозит прямо перед большим деревянным шале, которое больше подходит шведскому горнолыжному курорту. Под остроконечной крышей с множеством печных труб скрываются огромные окна и крыльцо, покрытое пушистыми сугробами.

– Я возьму сумки, – слышу я, и Медведь вылезает из внедорожника, испортив воздух в последний раз. Холодный порыв ветра врывается в теплую, спертую атмосферу салона, и я, охнув, натягиваю на голову капюшон парки. Меня осеняет, что до сегодняшнего дня выуживание еды из морозилки было единственным настоящим воздействием холода на мою нежную кожу. Сую руки в надутые варежки, которые изначально казались мне излишеством, одновременно благодаря и проклиная Саванну. Если я переживу это и когда-нибудь снова увижу сестру, первым делом закажу ей ознакомительный тур в Антарктиду в один конец.

Медведь уже топает по снегу обратно, и я вижу, что весь мой багаж он оставил на крыльце. Открыть дверь машины удается не с первой попытки – судя по всему, за время поездки она примерзла. Наконец, само собой, раздается треск, дверь распахивается, и я вываливаюсь наружу. Медведь ловит меня за локоть, и я благодарю его, а затем снимаю рукавицу и достаю наличку, которую, по настоянию Саванны, взяла в дорогу.

– Аляска – это не Лос-Анджелес, Марго, – сказала она, когда я усомнилась в том, что бумажные деньги еще находятся в обращении. – Не все принимают мобильные платежи.

Я бросаю взгляд на Медведя, который выглядит так, будто скорее примет в качестве оплаты мешок зерна или вяленое мясо, и невольно испытываю признательность сестре за предусмотрительность.

– Спасибо, мэм, – бурчит он, хотя из-под его кустистой бороды, которая прямо намекает на способность завалить оленя голыми руками, никакой мимики не видно. – Трапперу привет от меня.

Обеспокоенная обращением «мэм» и упоминанием об охотнике [6], я едва успеваю махнуть рукой, как Медведь забирается обратно в свою берлогу и уезжает в белом облаке замерзающего выхлопа.

И вот я остаюсь одна-одинешенька. Ветер зловеще свистит в деревьях, и мысль приходит сама собой: в самом крайнем случае эта поездка послужит идеальным вдохновением для моего загадочного убийства. Может быть, даже слишком идеальным.

Я семеню к крыльцу, стараясь особенно не разгоняться. Когда маленькой я смотрела рождественские фильмы и говорила маме, что хочу жить в месте с четырьмя сменяющимися сезонами, я и не думала, что снег бывает таким охрененно скользким. Широко раскинув руки, я осторожно поднимаюсь по ступенькам и утыкаюсь в массивную резную деревянную дверь, которая придает этому месту сходство с жилищем Тора.

Повинуясь моей руке, она распахивается на хорошо смазанных петлях, и я вхожу в блаженное тепло, отчасти ожидая увидеть сборище викингов. Но я по-прежнему одна. К щекам приливает кровь, и я озираюсь по сторонам. Все так, как было заявлено на сайте: мебель в скандинавском стиле, прикрытая шкурами животных, огромный каменный очаг в центре и окна от пола до потолка, в реальность вида из которых верится с трудом – настолько живописными могут быть только театральные декорации. Завороженная, я подхожу ближе. Вечнозеленые деревья спускаются по склонам захватывающей дух долины к могучей реке, которая, подобно темной змее, прорезает заснеженную землю, сопротивляясь леденящим приказам зимы. За ней, на таком огромном расстоянии, что мозг не в силах его осмыслить, возвышаются увенчанные снежными шапками горы. В сравнении с ними пыльные холмы, окружающие Лос-Анджелес, кажутся грудами гальки.

Закрыв рот, я отворачиваюсь и ищу вокруг признаки жизни. Помещение больше напоминает частный дом, чем отель, и единственная возможная зона регистрации – уютный книжный уголок рядом с камином, где дозорным стоит старый письменный стол. Но за ним никого нет. Я поднимаю взгляд туда, где соборный потолок переходит в балкон второго этажа, а затем вспоминаю слова Саванны о том, что гости проживают в отдельных домиках, разбросанных по всей территории. Но где, черт возьми, персонал?

– Эй?! – окликаю я, испытывая тревогу. Стягиваю варежку и проверяю телефон на наличие связи. Приема нет. Как только кто-нибудь появится, нужно будет узнать пароль от Wi-Fi. Если, конечно, меня случайно не занесло в отель для призраков а-ля «Сияние». Я сглатываю, внезапно жалея о том, что Медведь сбежал так быстро.

– Эй?! – снова кричу я.

Когда никто не отвечает, я раздраженно выдыхаю. Натянув рукавицу, иду к входной двери. Если никого нет внутри, значит, персонал должен быть на территории. Может, снаружи не так холодно, как показалось?

Открыв дверь, мгновенно беру свои слова назад. Порыв арктического воздуха щиплет глаза, но я выхожу наружу, как бесстрашный исследователь, готовый бросить вызов враждебной неизвестности. Оглядевшись по сторонам, замечаю вдоль стены дома расчищенную от снега дорожку. Я иду по ней и слышу разносимый ветром слабый ритмичный звук. Дойдя до угла, заворачиваю и останавливаюсь.

На заснеженной поляне, окруженной деревьями, кто-то колет дрова. Кто-то высокий и широкий. С четко очерченными мышцами спины, которые напрягаются под облегающей термофутболкой при каждом плавном взмахе топора. Кто-то, чье прерывистое дыхание собирается белыми облачками вокруг темных кудрей. У стоящего перед мужчиной полена нет ни единого шанса, когда лезвие опускается с идеальной точностью. Слышится смачный треск раскалывающегося дерева. Дровосек ворчит, и мне почему-то больше не холодно.

Я, точно сталкер, слежу за его движениями – так случайно начинаешь следить за состязаниями в олимпийском виде спорта, которым никогда не интересовался, и вдруг обнаруживаешь, что ты, оказывается, фанат. Интересно, колка дров – олимпийский вид спорта? Если нет, то это явное упущение. Никогда в жизни я не ощущала в себе такого патриотизма. Я делаю шажок ближе. В облике дровосека есть что-то знакомое. Хотя я наблюдаю только его великолепный зад, но что-то мне подсказывает, что и его лицо не будет сюрпризом. Но как такое может быть? Вероятность того, что этот будущий золотой медалист по владению топором мне знаком, равна нулю.

Из транса меня выводит раздающийся под ухом хрумкающий звук. Я оборачиваюсь, и крик, рвущийся наружу, опережает все мысли. Когда способность соображать наконец возвращается, слова вспыхивают в уме как сигнальные ракеты: Коричневый. Огромный. Меховой. Гигант. Я отшатываюсь от зверя, который выдыхает, точно паровоз, подняв свою огромную морду, и снова ору. А может, я и не переставала орать. Когда чистый адреналин воспламеняет меня изнутри, поворачиваюсь и, размахивая руками, несусь вперед не глядя. Мужчина роняет топор в снег и обеспокоенно смотрит в мою сторону. Для первобытных инстинктов он кажется единственной надеждой на спасение. Когда расстояние между нами сокращается, я не думаю – я прыгаю.