Скажи на милость (ЛП) - Ричардсон Аманда

— Ты выплатил мои студенческие кредиты? — спрашиваю я, у меня перехватывает горло, потому что я уже знаю ответ.

— Конечно. Ты договор не читала?

Я зажмуриваюсь. — Ничего не было о выплате моих кредитов…

— Вообще-то было. Внизу. Проверь свою электронную почту — Луна отправила тебе копию по электронной почте, помнишь?

— Спасибо, — выдавливаю я, пытаясь рационализировать множество эмоций, бушующих внутри меня.

— Пожалуйста.— Он прочищает горло, и я слышу, как открывается дверца машины. — Увидимся в пятницу, хорошо? Мой ассистент принесет кое-что на этой неделе.

— Что? — спрашиваю я мягким голосом.

— Вот увидишь. Отдохни перед пятницей, — добавляет он низким рычащим голосом. Он посылает искру чего-то горячего сквозь меня. Мне не нужно спрашивать его, что он имеет в виду — мое тело понимает.

— Удачной недели, — ошеломленно говорю я, а затем вешаю трубку и несколько минут смотрю на входную дверь, прежде чем его слова снова врезаются в меня.

Проверь свою электронную почту — Луна отправила тебе копию по электронной почте, помнишь?

Я открываю электронную почту, морщась от множества пропущенных писем. Не думаю, что я когда-либо так долго не проверял свою университетскую электронную почту, но я отвлекся. Я нахожу письмо от Луны, и все очень профессионально. Мне нужно ввести дату своего рождения, чтобы открыть файл — я, конечно, ценю осторожность, — а затем я просматриваю нижнюю часть контракта, написанную мелким шрифтом.

Доминант безоговорочно и безотзывно соглашается погасить любой долг, накопленный сабмиссивом, в соответствии с положениями и условиями, подробно изложенными в Приложении А, строка 5.

Мои глаза блуждают по экземпляру А, и мое сердце трепещет, когда я вижу очередь.

Доминант соглашается заботиться о сабмиссиве, включая заботу о физической безопасности, эмоциональном и психическом благополучии сабмиссива, пока он владеет сабмиссивом.

Я откладываю телефон, улыбаюсь, закрываю лицо руками и плачу.

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА

ПЛАТЬЕ

Джульетта

Поскольку неделя короткая, она проходит быстро. Мне не больно, что Чейз заглядывает ко мне каждый день — достаточно, чтобы напомнить мне, что он думает обо мне, но недостаточно, чтобы насытить близость, которой я жажду теперь, когда вошла во вкус. Тем не менее, неделя невероятно занята моей диссертацией и моими занятиями. Я не сажусь, кроме как для сна, и к тому времени, когда наступает вечер четверга, я более чем счастливА расслабиться с пиццей и пивом, любезно предоставленным Джексоном.

То есть до тех пор, пока не появляется загадочная доставка, и мне приходится скрывать свое смущение, когда курьер вручает мне букет черных роз и большую черную коробку с черным бархатным бантом. Я, спотыкаясь, возвращаюсь внутрь, когда глаза Джексона расширяются.

— О-о-о, сюжет становится гуще, — говорит он, криво ухмыляясь. — А кто этот счастливчик? Или это мужчины? Зачем выбирать, когда можно получить их все?

— Заткнись, — выдавливаю я, быстро направляясь в свою спальню.

Закрыв за собой дверь и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, я кладу розы на комод и иду к коробке. Развязав ленточку и приподняв крышку, я задыхаюсь, когда вижу, что внутри. Бархатное платье темно-синего цвета — судя по виду, винтажное — и потрясающее. Я осторожно поднимаю его и подношу к себе в зеркало. Как только я просматриваю винтажную этикетку — Виктор Эдельштейн, — Джексон стучит в мою дверь. Я быстро складываю платье и снова надеваю крышку, прежде чем открыть дверь и увести его от компрометирующих вещей.

Я сижу и продолжаю есть пиццу, глядя куда угодно, только не на нетерпеливое лицо брата. Наконец, допив пиво, я вздыхаю и смиряюсь с тем, что скажу ему полуправду. Мне нужно будет сказать ему кое-что сейчас, когда Чейз откровенно говорит о вещах.

— Отлично. Я встречаюсь с кем-то. Я не готова говорить об этом, потому что я не знаю, что это влечет за собой, но да. Можем ли мы двигаться дальше?

Джексон фыркает, когда пишет сообщение на свой телефон. — Я не остановлюсь, пока не узнаю, но обязательно. Я остановлюсь на сегодня.

— А ты? — небрежно спрашиваю я, наблюдая, как краснеют щеки Джексона. — Какие-нибудь жаркие свидания в последнее время?

— Да.

Когда он не уточняет, я прочищаю горло. — Так? Говори.

Джексон вытирает ладони о джинсы и наклоняется вперед. — Мне нужно идти. Но, может, поужинаем в субботу? Я хочу с тобой кое о чем поговорить.

Я прячу улыбку и киваю. — Конечно. Я очищу свой загруженный социальный календарь.

Он сужает глаза, когда стоит, потягивается, когда зевает.

— Надеюсь, ты сможешь меня втиснуть, — шутит он, морщась от того, что его бедра трещат. — Клянусь, с каждым годом я учу все труднее и труднее. У меня болят места, о существовании которых я даже не подозревал.

Я смеюсь. — Я же говорила, что эти дети однажды убьют тебя.

Он убирает — и под уборкой сует пустые коробки из-под пиццы в мой крошечный контейнер для мусора — а затем идет к входной двери.

— Кем бы он ни был, я надеюсь, он сделает тебя счастливой, — говорит Джексон, открывая дверь и натягивая синий кардиган. — Действительно.

Мое горло сжимается. — Да.

Как только Джексон переступает порог, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как он уходит.

— То же самое с тобой.

Его широко раскрытые глаза встречаются с моими из темноты крыльца, но затем он кивает и закрывает за собой дверь.

Он мне скоро расскажет. А если его нет, то тоже хорошо.

К шести часам следующего дня я развалина. Платье узкое, почти слишком тесное, но я могу его надеть. Мне нужен Чейз, чтобы помочь мне застегнуть его. Это потрясающе и знакомо, но я не могу понять, почему. Я решаю сделать очень легкий макияж, и хотя раньше я этого не замечала, внутри коробки были винтажные туфли Prada на шпильке. Они высокие, но не настолько, чтобы сломать мне шею. Мои волосы собраны в низкий шиньон, подчеркивающий то, как платье спадает с моих плеч и облегает мое тело, как перчатка, а затем расходится веером на коленях. Как только я хватаю свой черный клатч, раздается стук в дверь, я открываю ее и вижу Чейза в подходящем темно-синем костюме.

— Мы совпадаем, — нервно говорю я, указывая между нами.

Какая идиотская вещь, чтобы сказать.

Глаза Чейза темнеют, когда он наклоняется вперед и притягивает меня к себе. — Не совсем. Я нигде не выгляжу так эффектно, как ты, Паркер.

А потом он целует меня — сначала медленно и чувственно, но потом все настойчивее и требовательнее. Я чувствую, как он тянется назад и застегивает молнию на моем платье. Я не просила его — он просто знал.

— Нам пора идти, — шепчу я ему в губы, прижимаясь к его груди.

— Я не видел тебя несколько дней, и все же не могу выкинуть из головы запах твоей пизды. Я начинаю сходить с ума.

— Сколько у нас есть времени? — спрашиваю я, задыхаясь.

— Недостаточно для этого, — рычит он, отстраняясь и выглядя довольно неохотно. — Когда я позже починю запонки, считай это сигналом к тому, что сцена вот-вот начнется, Джульетта.

Во мне вспыхивает предвкушение, и я киваю, когда он ведет меня к своей ожидающей машине. На этот раз это черная винтажная машина.

— А что это за машина? — спрашиваю я, наклонив голову, восхищаясь им.

— Bentley S1 1957 года, — говорит он, как будто я знаю, что это значит.

Открывая дверь, я осторожно сижу, пока он закрывает ее и подходит к нему.

— А мое платье? — спрашиваю я, проводя рукой по темно-синему бархату.

— Наверное, стоит больше, чем моя машина, — небрежно говорит он, подмигивая, прежде чем надеть свои авиаторы.

Мой рот открывается, когда я смотрю на красивый автомобиль. Здесь нет пути…

— Чейз, — медленно говорю я, упираясь руками в бедра. — Расскажи мне о платье.