Мастер и Жаворонок (ЛП) - Уивер Бринн

— Тогда я думал, ты ведешь себя так, просто потому, что я тебе не нравлюсь, но это было только частью проблемы. Теперь я понимаю: тогда в тебе искрилась решимость осуществить свой план, чтобы помочь близким, даже если пришлось отказаться от собственного счастья и связаться со мной. Это очень смело, Ларк. Мы оказались в таком положении в первую очередь из-за меня. И зная, что тебе пришлось набраться храбрости, чтобы спасти меня и моего брата, хотя я сам должен был все делать… — я качаю головой. Отвожу от нее взгляд. — Мне стыдно за то, как я обошелся с тобой. Но тот момент на танцполе — самый ужасный, потому что я догадываюсь, что творилось у тебя в голове. Я думаю об этом каждый чертов день. И с каждым днем становится только хуже, ведь я понимаю, насколько был неправ.

Ларк пристально смотрит на меня, ничего не выражая. Это похоже на вызов. Небольшой толчок, чтобы посмотреть, отступлю ли я. Но я никуда не собираюсь уходить.

— Я хочу, чтобы ты гордилась нашим браком, независимо от того, как он начался и как долго продлится. Я не хочу, чтобы ты сожалела.

Тяжелое напряжение заполняет пространство между нами. Воздух кажется густым от тяжести всех мыслей, которые я выпустил в мир. Затем губы Ларк складываются в улыбку, и узел у меня в груди разматывается.

— А как насчет этой? — шепчет она, указывая на следующую звезду в ряду, не отрывая от меня пристального взгляда.

Я провожу рукой по затылку и дарю ей слабое подобие улыбки.

— Нет, ты не захочешь знать, о чем я думал, делая остальные.

— Почему?

— Не могу сказать, не-а, — я поднимаю обе руки, когда она одаривает меня дразнящей, скептической улыбкой. — Просто знай, я делал этот так называемый корсет, почесывая перышки.

Ларк смеется, и мне кажется, что в тусклом свете я вижу, как краснеют ее щеки.

— Очень красиво, Лаклан. Я надену его сегодня вечером.

— Ты не обязана, — говорю я, стараясь не лопнуть от гордости.

— Знаю. Но я хочу. И для тебя у меня тоже кое-что есть. Подожди здесь.

Она выпрямляет ноги и встает с дивана. Идет в свою спальню, дверь за ней закрывается с тихим щелчком. Я жду в тишине, засунув руки в карманы и прижав большой палец к обручальному кольцу, пытаясь вспомнить всю ту херню, которая раньше помогала мне впечатлить женщину. Криво ухмыльнуться. Немного подразнить ее, чтобы она рассмеялась. Быть уверенным в себе, но не дерзким — не знаю, овладею ли я когда-нибудь этим навыком. И уж точно не быть засранцем.

Но когда Ларк выходит из спальни несколько минут спустя, все мысли о том, как я должен себя вести, внезапно улетучиваются.

— Ты, эм… выглядишь… э-э…

Чертовски фантастически. Теперь у меня нет ни уверенности, ни дерзости. Я каким-то образом превратился в некую подростковую версию самого себя, и даже у того парня было больше смелости, чем у меня.

И Ларк наслаждается этим. Еще бы.

— Вау, это самое приятное, что ты мне когда-либо говорил, — говорит она со смехом. Сжимая в руке маленькую коробочку, она указывает рукой на прозрачное сетчатое черное платье, под которым топ и короткая юбка. Портупея плотно облегает верхнюю часть ее тела поверх нескольких слоев ткани, перекидываясь через плечи и пересекая торс крест-накрест, подчеркивая контуры груди. — Представь, если бы нижнего слоя не было, а только эта сетка.

Мое сердце грохотом отдается в ушах.

— Комплименты посыпались бы градом, — продолжает она. — Просто одно длинное «а-а-а-а». Хотя, в этом есть ирландский шарм.

— Герцогиня, — рычу я, и она улыбается мне так, словно проникла прямо в мой мозг, освещая каждый потаенный уголок, даже тот, где я скрываю свою потребность в ней. Особенно этот уголок. Не важно, сколько стен я нагромождаю, она находит мое дикое желание и подпитывает его.

Я сглатываю и изо всех сил пытаюсь сложить кирпичи своих рушащихся стен на место.

— Ты выглядишь отлично. Просто отлично.

Ларк ухмыляется.

— Отлично.

— Да.

— Круто. Спасибо. Ты тоже классно выглядишь. Просто классно.

Я фыркаю.

Ларк сдерживает улыбку.

— Вообще, я ожидала услышать «ты сногсшибательная» или «красивая». Или, боже упаси, йибать какая сексуальная.

Боже мой. Ларк — соответствует этим эпитетам, и даже больше. Она — все. Она сильная, уникальная, удивительная и такая чертовски великолепная, что мое сердце сжимается в тисках, когда я просто смотрю на нее. На ум не приходит ни одно слово, которое могло бы передать то, чем Ларк стала для меня. И когда я пытаюсь открыть рот, чтобы произнести хоть одно слово, они застревают. Поэтому единственное, что я могу сделать, — это сказать ей правду. Ну, может быть, совсем немного.

Я подхожу ближе к ней, ее рука покоится на огромной голове Бентли, она гладит его за ухом. Когда я останавливаюсь рядом, то не дотрагиваюсь до нее, несмотря на то, как сильно мне хочется ощутить мягкость ее кожи кончиками пальцев.

— Ты всегда сногсшибательная, Ларк. Всегда красивая. Всегда йибать какая сексуальная, — мой хрипловатый голос вызывает мимолетный румянец на ее щеках. — Но не хочу, чтобы ты подумала, будто я делаю комплименты, чтобы добиться прощения. Я знаю, что это все не исправит.

Улыбка Ларк увядает.

— А что, по-твоему, исправит?

— Время.

— Сколько времени?

— Это зависит не от меня, — прежде чем я по-настоящему осознаю, что делаю, моя рука вынимается из кармана. Ларк не отрывает от меня взгляда, когда я касаюсь костяшками пальцев ее обнаженной руки, медленно провожу от плеча, мимо локтя, до самого края ладони, где она крепко сжимает коробку. — Тебе решать. Но я не хочу, чтобы ты думала, будто я подталкиваю тебя к этому из-за своих чувств.

Ларк сглатывает, видно, как ее пульс бьется на шее.

— И как ты себя чувствуешь?

— Ты не догадываешься? — я отпускаю ее руку. Она качает головой. — Наверное, не так, как ты. Давай просто оставим все как есть.

— Ты уверен в этом? — Ларк долго смотрит мне в глаза, потом опускает взгляд на коробку в своей руке. Когда она протягивает ее в мою сторону, по выражению ее лица я почти ничего не могу понять. Ее голос звучит тихо и немного запыхавшимся, когда она говорит: — Это тебе. Но не открывай, пока я не выйду на сцену и не подам тебе сигнал.

— Какой сигнал?

Ларк закатывает глаза и улыбается.

— Сигнал летучей мыши.

— Господи Иисусе.

— Но это будет сигнал недоделанной мыши.

— Знаешь, ты такая же заноза в заднице, как и Фионн.

— О, прекрати. Ты любишь, когда он тебя дразнит.

Я прикусываю язык и ощущаю вкус крови.

Когда Ларк гремит коробкой, я, наконец, забираю ее. К блестящей черной ленте, скрепляющей крышку, прикреплена бумажка. В тот момент, когда мои пальцы начинают вытаскивать открытку, она кладет свою руку поверх моей, останавливая, как я и хотел.

— Я сказала «нет». Только после выступления, — она кажется раздраженной, но я замечаю, что ей требуется больше времени, чем необходимо, чтобы убрать свою руку от моей.

— Хорошо, обещаю, — говорю я, засовывая коробочку в карман куртки и поднимая руки в знак капитуляции. — Все, что пожелает моя герцогиня.

Ларк отворачивается, чтобы взять свое пальто, сумку, гитару и виолончель, но я подхватываю инструменты прежде, чем она успевает закинуть чехлы на плечи.

А потом мы уходим, оставляя Бентли на диване, где он сидит лицом к двери, охраняя это пространство, которое с каждым днем становится все более похожим на наше.

Когда мы подъезжаем к месту проведения, у дверей уже выстроилась очередь, несмотря на отвратительную погоду. Люди в очереди кутаются в пальто и подпрыгивают, чтобы согреться. Чувство гордости переполняет мою грудь, когда я украдкой бросаю взгляд на Ларк. Она смотрит на толпу без признаков беспокойства или боязни сцены.

— Может, я высажу тебя, пока буду искать место для парковки? — спрашиваю я, замедляя ход «Чарджера», и зарабатываю несколько одобрительных взглядов, пока мы катим по улице.