Благочестивая одержимость (ЛП) - Ридс Энса

Сальваторе пощекотал подбородок Мэри, и она захихикала, обнажая два недавно появившихся крошечных зуба. Она протянула руки, так же сильно, как и я, желая оказаться в объятиях своего отца.

— Вы уверены, что это подходящее место для свадьбы? Здесь чертовски жарко, — прокомментировала Сперанца, сидя на одном из четырёх стульев Тиффани, которые были установлены под деревом для церемонии.

Я посмотрела на неё и обнаружила, что её кошачьи глаза обращены на Валентино, словно это была его вина, хотя инициатором была я. Однако она не осмелилась бы сказать мне такое. Я поняла, что быть женщиной Сальваторе… невестой… а через пять минут женой, означало, что люди не смеют смотреть на меня неподобающе, даже его собственная семья.

На Сперанце было длинное белое атласное платье, мягко струящееся по её телу, обнажая стареющую кожу, и большая белая шляпа, закрывающая лицо от солнечных лучей.

Теперь, когда я немного больше общалась с семьей Эспозито, я узнала о её боязни старения. Особенно она ненавидела кожу на своей шее, потому что ни одна операция в мире не могла скрыть настолько очевидные признаки старения. Она хотела всегда оставаться молодой и что бы добиться этого - делала всевозможные пластические операции. Обычно она носила одежду, которая скрывала те части её тела, которые она была не в силах исправить, и, хотя я говорила ей, что нет необходимости быть такой и принять естественный процесс старения, она потягивала вино и хмуро взглянула на меня, сказав, что я просто ничего не понимаю. Она сказала, что она не я, ей нельзя поклоняться… ей никогда не поклонялись, потому что она не была идеальной.

Я не думала, что идеальна. Но они все, похоже, так думали. Они так же заблуждались, как и Сальваторе.

Донателла сидела на другом стуле, одетая в длинную белую юбку и белую рубашку, которую она завязала под грудью аккуратным бантиком. Длинные рукава доходили до кончиков пальцев, и она сидела, наслаждаясь солнцем, как будто ей нужен был загар. Она смотрела на Сальваторе, Мэри и меня, не скрывая улыбку на лице. На самом деле мне было не по себе в их компании, но особенно с Донателлой. Казалось, они все продолжали вести себя так, как будто ничего не произошло, но я не могла забыть, даже если бы захотела. Однако мне приходилось сидеть с ними за одним столом, делить с ними еду. В итоге, мы проводили вместе так много времени, что они стали всем, что я знала.

Массимилиано ещё не пришёл, поэтому церемония ещё не началась.

— Хорошо, давайте начнём. Он скоро должен быть здесь, — сказала я, встретившись с серыми глазами Сальваторе.

Он кивнул и, держа Мэри на руках, пошёл по маленькому импровизированному проходу, который на самом деле представлял собой всего лишь короткую дорожку с высаженными на ней белыми лилиями. В конце неё стоял Валентино с счастливой улыбкой на лице. Сейчас он, может, и казался безобидным, но всё то время, что я находилась здесь, он был таким же смертоносным, как и остальные. У него было нестабильное и неуправляемое поведение, что в моих глазах делало его ещё более опасным, чем остальные.

Сальваторе подошёл к Валентино, а я стояла на противоположном конце, разглаживая руками надетое на мне платье от Vivienne Westwood. Платье было белым, как и наряды всех присутствующих здесь гостей. Это было красивое белое кружевное платье с короткими рукавами. Вырез был украшен драгоценными камнями, а корсет плотно облегал моё тело, с расклешённой в районе талии юбкой, заканчивающейся чуть выше колен. Я впилась босыми ногами в землю, чувствую влагу, потому что я решила, что не хочу надевать туфли на каблуках в этот день. Я не хотела напрягаться. Я хотела, чтобы день моей свадьбы был максимально простым, и праздновался как можно дальше от Италии.

Я ненавидела Венецию.

Сальваторе очень хотел устроить свадьбу в Венеции. Он бы пригласил туда всех, кого знает. Я бы надела самое лучшее и самое дорогое платье, и мы поженились бы в месте мечты, со всеми атрибутами, которые вы только можете себе представить. Типа голубей, оркестра, обеда из 7 блюд, фотографов, видеооператоров, да даже Папа Римский. Но я не хотела этого, ведь с моей стороны не было гостей. Мамы здесь не было, а бабушка умерла от естественных причин за два месяца до того, как нас всех схватили. Я не хотела этого… не тогда, когда мне пришлось проглотить суп, сваренный из моей лучшей подруги… не тогда, когда я была сломлена. Меньше всего мне хотелось сыграть свадьбу в Венеции, поскольку все эти ужасы произошли именно там. Там Сальваторе попросил меня стать его женой, там меня вернули, там убили мою семью, там вырвали ребёнка из моего живота.

Я ненавидела Венецию.

Поэтому я попросила провести скромную церемонию под абрикосовым деревом, недалеко от места, где в полдень проезжал старинный поезд. Я помню, как мы с Рэйчел ждали его, а затем, когда он появлялся, мы бежали рядом с ним, гадая, сможем ли мы обогнать его сегодня. Разумеется, у нас никогда не получалось, но это ощущение бега рядом с ним, широкие улыбки на наших лицах, когда мы мчались навстречу невозможному - вот ради чего было это всё.

Я бросила взгляд на восемь белых крестов, расположенных вокруг абрикосового дерева. Вот они. Моя дорогая кузина Ланга, ушедшая самой первой. Бабушка, мама, Рэйчел, Йен, Баас Джон, Прешес и Хленгиве.

Интересно, что они думали о сегодняшнем дне? Я стояла здесь в белом платье, с белыми лилиями в волосах и импровизированной короной, над которой мы с Донателлой работали несколько часов. Я собиралась выйти замуж за монстра, который лишил их жизни, чтобы добраться до моего сердца.

Интересно, злились ли они на меня, закатывали ли глаза или всё же улыбались, радуясь? Мне хотелось бы верить, что всё вместе. Злились, потому что я шла к Сальваторе, закатывали глаза, потому что Рэйчел, вероятно, перевернулась в гробу от того факта, что я была босиком и в коротком платье, и улыбались, потому что у меня была дочка, и я выглядела и чувствовала себя самой красивой.

Теперь я стояла напротив Сальваторе, не отрывая от него глаз, а он смотрел на меня, с улыбкой на лице. Он никогда не одаривал меня такими подарками, но когда родилась Мэри, он стал добрее и мягче. Он улыбается чаще, но не путайте с тем, что он стал мягче. Он всё ещё оставался монстром, это было видно по тем моментам, когда я осмеливалась не подчиниться ему, или по моментам, когда я видела, как он пытает других людей. Потом мне напомнили, что каким бы человеком он не казался, он навсегда останется бездушным придурком.

Но моё сердце билось ради него. Я не могла этого объяснить, но точно знала, что у меня нездоровая привязанность. Я не могла быть без него. Он был мне нужен. Мне нужно было, чтобы он был рядом, держал меня, целовал, занимался со мной любовью. Я нуждалась в нём гораздо больше, чем когда-либо могла представить. Может быть, это потому, что он - всё, что я знаю сейчас. Всё, что мне нужно - это он. И он это прекрасно знает. Я вижу это в его тёмных глазах, когда стою перед ним, отчаянно нуждаясь в нём. И я могу точно сказать, что он наслаждается этим.

— Мы собрались здесь сегодня, чтобы засвидетельствовать… — начал Валентино, переводя взгляд с Сальваторе на меня.

Несколько мгновений спустя Валентино забрал Мэри у Сальваторе, позволив Сальваторе вытащить красивое кольцо с бриллиантом, которое было гораздо более впечатляющим, чем обручальное. Он надел его мне на палец, а я надела на его палец простое серебряное кольцо. Сальваторе сократил расстояние между нами и поцеловал меня, наклонив назад. Валентино свистнул, и остальные зааплодировали. Я почувствовала нежность лилий, которые Арабелла бросила в нас, исполняя серенаду, и улыбнулась в губы Сальваторе.

Поцелуй был нежным. У меня возникло такое же чувство, словно я была на качелях - будто я парю.

Я обвила руку вокруг его шеи, а другой крепко сжала его рубашку, безумно желая, чтобы этот поцелуй продлился вечно. Но мне нужен был воздух, и, словно зная, что я достигаю предела, Сальваторе поднял меня, и мы, наконец, оторвались друг от друга. Он прижался своим лбом к моему, а я захихикала, как идиотка.