Надежный тыл (СИ) - Костадинова Весела

Я улыбнулась краем губ, больше из вежливости, чем из настоящего желания.

— Вера, что будет на совещании? — спросила я, стараясь сохранить спокойный тон, но тревога всё же проскальзывала в моём голосе.

— Без понятия, — пожала плечами Вера, забирая пустую чашку и пододвигая мне ещё один кусочек пирожного. — Не знаю. Знаю только, что Николай Платонович в бешенстве. Вызвонили всех: Бориса, Анну, её адвоката, даже эту как ее… Анжелику!

Я нахмурилась, услышав это имя.

— Анжелику? — переспросила я.

— Ну да, — подтвердила она, вздыхая. — Ну и наши замы все собираются: Витя, Коля, Павловский. А из начальников отделов позвали только вас, Алина.

Я замерла, пытаясь понять, почему именно меня. Это не укладывалось в привычную картину.

— Странно, — тихо сказала я, не отрывая взгляда от своей тарелки.

— А вы, дорогая, не думайте много, — добавила Вера, заметив мой задумчивый вид. — Николай Платонович умеет… удивлять. Особенно когда он так звереет! Всё равно узнаете, когда начнётся. А пока пейте кофе и ешьте пирожное. Совещание без вас точно не начнётся, так что не переживайте.

Минута бежала за минутой, и мне казалось, что стрелки часов замерли на месте. Но они двигались, хоть и очень медленно, томительно.

За десять минут до назначенного времени меня начало потрясывать, я даже сидеть больше не могла — ходила из угла в угол по нашей малюсенькой комнате отдыха.

— Пойдёмте, Алина Геннадьевна, — махнула рукой Вера, — все равно вы тут как львица в клетке ходите. Думаю, большая часть зоопарка уже собрались. Вы не бейтесь, наши мужики вас в обиду не дадут.

— Я не боюсь, — пробормотала я, пока мы шли по длинному коридору в сторону приемной Даниила.

33. Алина

Анжелика и Анна уже были в приемной, когда я вошла. Обе одновременно повернули головы на звук наших с Верой шагов. Их взгляды были напряжёнными, словно они ожидали увидеть нечто неожиданное.

— Я не поняла, — прошипела Анна, её голос был острым, как нож. — Эта что здесь делает?

Она поднялась со своего места и повернулась к Вере, её лицо налилось яростью.

— Вера, вы нарываетесь на увольнение! — добавила она, её тон звучал почти угрожающе.

Вера не дрогнула, её взгляд остался спокойным, а голос — ледяным.

— Меня на работу Даниил Сергеевич принимал, — холодно отозвалась она, сложив руки на груди. — Только он меня уволить и может. Или Николай Платонович.

Анна нахмурилась, её лицо исказилось от раздражения. Анжелика, сидя за столом, наблюдала за нами с насмешливой полуулыбкой, будто происходящее её забавляло.

— Успокойся, Ань, — сказала она лениво, сложив руки на столе. — Возможно, эта дама здесь не просто так. Хотя… кто знает?

Я сделала глубокий вдох, стараясь сохранить хладнокровие, хотя внутреннее напряжение нарастало.

— Я пришла по поручению Николая Платоновича, — сказала я, стараясь звучать спокойно, но твёрдо. — Если у вас есть вопросы, их можно адресовать ему.

Анна прищурилась, её взгляд впился в меня, но она ничего не ответила. Анжелика лишь усмехнулась и вернулась к своему телефону.

Вера коснулась моей руки, едва заметно кивнув, и я ощутила её поддержку. Мы заняли свои места, ожидая начала этого совещания, атмосфера которого, казалось, уже накалилось до предела ещё до своего начала.

Я смотрела на Анну, не отрываясь, и во мне поднималась волна непримиримой, жгучей ненависти к этой женщине.

Эта ненависть не была вызвана ревностью. Она не рождалась из обиды или усталости. Она была глубже, темнее, исходила из самой моей души.

Я ненавидела её за её подлость, за её тупость, за полную инфантильность, за то, как она уничтожала всё вокруг себя, даже не осознавая этого. Я ненавидела её настолько сильно, что готова была ударить прямо здесь и сейчас, забыв обо всех приличиях.

Анна никогда не была мне соперницей. Она никогда не вставала между мной и Даниилом как женщина, которая могла бы затмить меня. Да я никогда ее так и не воспринимала, принимая ее существование и права как данность. Она была женой, той, которая провела рядом с Даниилом большую часть жизни. И она же бросила Даниила умирать, ничего не сделала, чтобы спасти его, действительно спасти. Она оставила его в той самой реанимации, прикрываясь бессмысленными словами о своих «правах».

И за это я ненавидела её всей своей душой.

Мои руки сжимались в кулаки, и я старалась дышать ровно, чтобы не выдать своей ярости. Эта женщина, сидевшая напротив меня, не заслуживала ни жалости, ни прощения. По крайней мере от меня.

Вера чуть коснулась моего плеча, будто чувствуя, как накаляются мои эмоции. Я перевела взгляд на неё, и это помогло мне хоть немного успокоиться.

Но ненависть никуда не ушла. Она осталась, затаившись где-то внутри, как зверь, готовый к прыжку.

В приемную, тихо переговариваясь, вошли Павловский и Виктор.

— Дамы, — поздоровался с нами Павловский, его голос был мягким и профессионально вежливым. — Алина, рад вас видеть.

Я коротко кивнула, но прежде чем успела ответить, Виктор подошёл ко мне. Не сказав ни слова, он взял мою руку, и его жест был почти театральным, демонстративно-показным. Он медленно наклонился и, слегка коснувшись губами тыльной стороны моей ладони, произнёс с глубоким уважением:

— Алина Геннадьевна, прошу прощения, что бросил вас на время одну. Моё почтение вам.

Его тон был наполнен не только вежливостью, но и полной серьезностью.

Я почувствовала, как несколько пар глаз обратились к нам, и на мгновение в комнате повисло напряжённое молчание.

— Виктор Ларионович… — тихо сказала я, пытаясь скрыть смущение.

Он выпрямился, чуть улыбнувшись уголками губ, и взглянул на меня, словно ожидая, что я скажу что-то ещё.

— Браво, — натянуто рассмеялась Анжелика, — ты, видимо в этой компании, всех перепробовала, так, Алинка?

Я замерла, ошеломлённая её словами. Прежде чем я успела что-то сказать, Виктор резко повернулся к ней.

— Вы Алину Геннадьевну с собой не ровняйте, Анжелика Денисовна, — произнёс он спокойно, но в его голосе звучала холодная сталь.

Анжелика открыла рот, явно собираясь ответить, но тут же захлопнула его, встретившись с его взглядом. В комнате повисла напряжённая тишина, прерванная торопливыми шагами Короткова и Бориса, зашедшего в приемную одновременно. А буквально следом за ними появился и Николай.

Обведя всех взглядом, он пригласил нас в кабинет Даниила.

Я не была в этом кабинете с того памятного, тяжёлого дня почти две недели назад, когда Даниила сразил приступ. Ступив на порог, невольно замедлила шаг, позволяя другим пройти вперёд.

Мои глаза тоскливо скользнули по месту во главе длинного стола — по его месту. Воспоминания нахлынули волной, захлёстывая меня. Я вспомнила, как часто украдкой наблюдала за ним во время совещаний, тогда ещё не связанная с ним ничем, просто восхищённая женщина.

Для меня он воплощал всё, к чему я стремилась: уверенность, силу, ум. Каждый раз, сталкиваясь с пронзительным, умным взглядом его карих глаз, я краснела, чувствуя себя школьницей, попавшей под пристальный взгляд преподавателя. Чувствовала жар в груди и тех самых бабочек в животе. Старалась держать спокойно, сдержано, но глаз не поднимала, боясь, что мои глаза скажут ему больше, чем лицо или слова. Врала себе, убеждая, что не чувствую ничего. Врала настолько яростно и мощно, что сама же и верила в свою ложь.

Теперь его место пустовало.

Я быстро отвела взгляд, чтобы никто не заметил моей задумчивости. Остальные уже заняли свои места, и Николай, жестом приглашая, указал мне на свободное место у стола между Виктором и Павловским.

Я села, стараясь сосредоточиться на предстоящем разговоре, но чувство тяжести не покидало меня. Кабинет Даниила без него казался совсем другим — чужим, пустым.

Борис, бросив быстрый взгляд по сторонам, направился к отцовскому креслу, но Николай был быстрее. Он встал рядом с креслом, словно намеренно преграждая путь. Борис остановился, его лицо стало напряжённым, но он ничего не сказал, лишь занял место рядом.