Эти Скафони не могут причинить мне вреда.
Я заставляю себя подойти к двум широким лестницам, которые ведут к большим железным дверям. Они больше похожи на садовые ворота, чем на двери.
Когда я подхожу ближе, я понимаю, что на камне над дверью вырезано тело ангела, андрогинного, одно из крыльев подрезано временем, другое величественное. Он или она стоит на коленях, руки на земле, пальцы согнуты, но мягкие, голова склонена, создавая впечатление человека, который сломлен или скорбит. Тот, кто принял то, что произошло.
Но потом, когда я подхожу ближе, я вижу, что под густой прядью каменных волос достаточно хорошо видно лицо ангела, и один глаз смотрит прямо на меня. Это Наблюдатель, стоящий на страже останков Скафони, совсем не пассивный, а свирепый.
И она знает, что мне здесь не место.
Это почти заставляет меня остановиться. Почти.
Но я напрягаю спину и протягиваю руку, чтобы коснуться кончиками пальцев шершавого железа ворот.Похоже немного на банку, не совсем закрытая, и я толкаю.
Здесь так тихо, что скрип звучит в сто раз громче, чем есть на самом деле. Если я думала, что снаружи холодно, то внутри вдвойне холодней. Висячий фонарь освещает пространство красным светом, освещая комнату ровно настолько, чтобы я могла видеть. Дует ветерок, и что-то щекочет мне пальцы ног, заставляя меня ахать и подпрыгивать, пока я не понимаю, что это всего лишь мертвый лист, сорванный ветром со своего места отдыха.
Повсюду вокруг меня имена Скафони высечены на камне, под ними даты. Рождение и смерть. Железные подсвечники, похожие на длинные пальцы, торчат рядом с каждым именем. В некоторых есть огарки свечей, некоторые заполнены грязью. Я прочитал некоторые имена, самые старые из них. Им сотни лет.
Когда я натыкаюсь на Анабель, я останавливаюсь. Я протягиваю руку и прикасаюсь к гравировке.
Ее могила - одна из забытых могил. А рядом с ней ее сын Джузеппе.
Его фамилия указана как Скафони-Уиллоу.
Я удивлена этим. Удивлена, что они не изгнали это имя из этого места последнего упокоения семьи Скафони, потому что они не могут хотеть помнить нас после смерти.
Хотя ивовая часть названия, похоже, подверглась вандализму, как будто кто-то взял зазубренный камень и поцарапал его сто раз, но он все еще там. Все еще среди мертвых Скафони, нависая над ними, как тень, даже после смерти.
Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к нему, прослеживаю буквы своего имени.
Верю ли я истории, которую Себастьян рассказал мне об Анабель? Он мог бы солгать. Что помешает ему солгать? Выставлять нас в наихудшем свете?
Я опускаю руку, перехожу к новым камням. Я нахожу плиту Джошуа Скафони. Отец Себастьяна. Человек, который выбрал мою тетю Либби в качестве своей Девушки-Уиллоу. Кроме того, я ожидаю найти его мать, и я действительно вижу ее, но между ними есть одно имя. Тимоти Скафони.
Сбитая с толку, я посмотрела на дату. Ребенок прожил три дня. Я занималась математикой. Делаю это снова. Этого не может быть.
— Тебе не следует быть здесь.
Голос заставляет меня подпрыгнуть, и я оборачиваюсь, хватаясь за сердце.
Они так похожи, Грегори и Себастьян. Вы бы почти приняли одного за другого.
Но только не я. В голосе Грегори слышится нотка злобы. Это всего лишь намек, но я его слышу.
— Тебе здесь не место, Девочка -Уиллоу.
Я сглатываю. Я бы отступила назад, но я уже прижата спиной к каменной стене могилы, и железные подсвечники впиваются мне в спину.
Он делает шаг ко мне, смотрит чуть дальше меня, подходит достаточно близко, чтобы коснуться меня. Но он этого не делает.
— Я заблудилась.
Я не могу пошевелиться, когда он поворачивается ко мне. Когда он так близко, я чувствую тепло его тела, и все, что я вижу, — это его глаза и то, как они смотрели на меня той ночью.
— Я в это не верю, — говорит он тихим голосом. Почти нежно. Хотя не совсем так. В нем чего-то не хватает, чтобы быть нежным.
Интересно, почему на нем костюм, и я вспоминаю, как перед тем, как снять меня со столба для порки, он снял свою куртку и накинул ее мне на плечи. Маленькая любезность.
Я встречаюсь с ним взглядом, но не могу прочесть его.
— Я пойду, — говорю я.
— Ты посчитала? — спрашивает он, тянется за свечой и достает зажигалку из кармана, чтобы зажечь ее.
Мои ноги, кажется, наконец-то снова могут функционировать. Я делаю шаг в сторону и наблюдаю, как он капает воском на огарок свечи в подсвечнике у отцовского маркера, затем вставляет в него свою свечу, соединяя их.
— А ты? — он поворачивается ко мне.
— Да.
— Себастьян не первенец.
— Близнецы.
— Тимоти был первым, — Грегори кивает, — Хотя прожил всего несколько дней, — он бросает взгляд на маркер матери Себастьяна, — Убил и ее тоже, два года спустя.
— Что ты имеешь в виду?
— Себастьян тебе не сказал?
Я качаю головой.
— Его мать покончила с собой. Здесь.
Я бросаю взгляд на маркер, читаю дату ее смерти, месяц, день. В этот день родились ее сыновья, всего два года спустя. Она покончила с собой в день рождения Себастьяна.
Грегори делает шаг ко мне, и снова я застываю на месте. Захваченная.
— Все еще не боишься меня?
Я быстро качаю головой. Слишком быстро.
— Как ты думаешь, что он сделает, когда узнает, что ты была здесь?
— Ты собираешься сказать ему?
— Я не знаю, — ему нравится эта игра, а не я. На мне футболка, чтобы скрыть отметины на спине, и юбка. Его глаза на минуту задержались на моих бедрах, затем немного выше. Когда он снова смотрит на меня, он наклоняет голову набок, — Он разозлится. Разозлится настолько, что использует столб для порки по назначению.
Я сглатываю.
Грегори внезапно улыбается, и все выражение его лица меняется. Это обезоруживает.
