Паутина (СИ) - Костадинова Весела

Беда была в том, что я верила. Не хотела, но верила. Потому что только этим могла объяснить все те недомогания, которые испытывала постоянно: усталость, подавленное состояние, сонливость.

- Как… как это…. – я снова и снова пробегала глазами по показателям. Неужели Ирина в Центре подменяла данные моей биохимии?

Или Роменский и этот Василий сейчас играют со мной? Но зачем, зачем им такие игры?

- Я хочу сама провести анализы, - услышала свой голос.

- С утра ты не ела, Катя вернется через пару часов – возьмем у тебя кровь. Но задай себе вопрос, голубка, кому было выгодно держать тебя в измотанном состоянии? И для чего? – он встал со стула. – Хочешь сидеть здесь – сиди. Или лежи. И думай, Лиана. Думай!

Катя и Роменский приехали через час, и я тут же потребовала взять кровь на анализ. Женщина не сказала ни слова, бросив быстрый взгляд на Василия, и прошла вместе со мной в знакомую уже лабораторию. Через пару минут к нам присоединились и Роменский с Василием.

Я слегка поморщилась, когда игла нашла вену, глядя как в пробирки одну за другой заливается темно-бордовая густая кровь.

- Так, - встал Василий с удобного кресла, - мы с Катюхой этим вчера развлекались, теперь – ваша очередь, раз так горите желанием все перепроверить. Гош, ты за старшего.

- Я сама все сделаю, - мне физически больно было смотреть на Роменского, не то что работать с ним.

- Да сейчас, - фыркнул Василий, подавая другу халат. – Чтоб я дуру-студентку в своей лаборатории одну оставил? Напомнить, как ты мне чуть микроскоп не ебнула? Игорь Андреевич, твоя студентка, тебе с ней и мудохаться. Считай его своим научным руководителем, голубка. Анализаторы в вашем распоряжении, реактивы в шкафу, посуда вон там.

Лицо Игоря оставалось бесстрастным, пока он внимательно следил за работой анализаторов, проверяя калибровку приборов и точность первичных данных. Мне на мгновение захотелось бросить в него пробирку с кровью, но вместо этого я сосредоточилась на своей задаче — аккуратно разместила пробирки в роторе центрифуги, убедившись в их балансировке, и запустила процесс разделения образцов. Вращение ускорялось, и плазма медленно отделялась от клеточной массы, подготавливая материал для дальнейшего анализа.

Василий хмыкнул и вышел из лаборатории, Катерина собрала свой инструмент.

- Я сейчас тебе пирожки принесу, - заметила она, пробегая по мне глазами, - ты почти сутки не ела.

- Я не хочу, - пробурчала не поворачиваясь.

- А я не спрашиваю, - отрезала женщина, выходя.

- Я сама справлюсь, - я не могла сдержаться, мне хотелось хоть на ком-то сорвать свою злость и обиду. – Ты мне здесь не нужен!

Роменский резко развернулся и посмотрел прямо в глаза.

- А я в курсе, Лиана, что не нужен. Ты даешь понять это всеми возможными способами. Забывая при этом, что ты не дома, и правила здесь устанавливаешь не ты.

- Я бы с удовольствием вернулась домой, Игорь Андреевич, только вы не пускаете! – яда в моем голосе хватало на десятерых. – Ты притащил меня сюда силой, напоминаю!

- Напоминаю, - голос его стал глуше и злее, - ты обвинила меня в том, что я изнасиловал тебя!

Лицо перестало быть каменным, теперь на нем отчетливо читались злость и усталость. Только сейчас я вдруг поняла, как сильно он изменился за этот год. Нет, он не перестал быть красивым, но его лоб пересекал широкий шрам, пусть заживший, но остававшийся заметным, нос уже был не таким идеально прямым, под глазами залегли глубокие тени усталости.

- Ты доказал, что это не так, - меня душили эмоции, я хотела этого скандала, хотела, чтобы он наорал на меня, хотела, чтобы высказал все, хотела, чтобы ударил. Чтобы сделал хоть что-то, после чего мне бы стало не так погано, не так стыдно, не так отвратительно внутри.

Роменский молча смотрел на меня, и в его глазах, кроме злости, мелькнуло что-то еще – то ли боль, то ли усталое отчаяние.

— Да, доказал, — медленно проговорил он, не сводя с меня взгляда. – И что это изменило, Лиана? Ты продолжаешь ненавидеть, ты готова вцепиться мне в горло…. Твои анализы говорят одно, а ты упорно ненавидишь меня!

Я сжала губы, не желая отвечать, но внутри что-то болезненно сжалось.

— И знаешь… — Он вдруг резко протянул руку, перехватывая мое запястье прежде, чем пробирка с плазмой успела выскользнуть из пальцев. Его хватка была сильной, уверенной, но не грубой. — Имею полное право понять, что происходит. И с тобой. И со мной.

Я дернулась, пытаясь освободиться, но он уже выпустил мою руку, аккуратно ставя пробирку в анализатор. Он работал спокойно, методично, без лишних движений – так, как работают люди, давно знающие свое дело.

В этот момент я впервые позволила себе посмотреть на него не как на человека, вызывающего во мне бурю эмоций, а как на профессионала.

Каждое его движение было точным, отточенным годами практики. Он не тратил лишних секунд, не суетился, не проверял себя дважды – просто работал, как хорошо настроенный механизм. Его пальцы ловко управляли лабораторным оборудованием, глаза моментально фиксировали малейшие изменения на экране анализатора. Он знал, что делает, и делал это безупречно.

Я невольно задержала дыхание, наблюдая за ним.

Ему не нужно было командовать – я сама ловила нужные пробирки, подавала реактивы, записывала результаты, словно подстраиваясь под его ритм.

Но чем дольше я смотрела, тем яснее осознавала: это был не просто человек, с которым мне довелось пересечься. Это был специалист, до уровня которого мне было еще расти и расти.

Результаты не радовали, многие показатели были даже хуже, чем вчерашние. И с каждым новым результатом, его лицо становилось только угрюмее.

А я… я просто упрямо работала, лишь бы не думать о том, какая картина передо мной вырисовывалась. Работа успокаивала, работа помогала справиться с внутренней болью и пустотой. Я снова была просто студенткой, которая делала лабораторную работу, с удовольствием вдыхая запахи химических реагентов, которые большинству людей показались бы отвратительными. В какой-то момент, когда у меня слегка закружилась голова, и я притормозила, опираясь на лабораторный стол, то поняла, как же эти пол года я скучала по своей учебе. По стерильным запахам лабораторий, по мерным пискам высокоточной аппаратуры, по тихому звону стеклянной посуды.

Резко выдохнула, с трудом справляясь с нахлынувшей волной эмоций, закрывая рот рукой. Не сейчас. Не время.

Роменский будто почувствовал это. Не отрывая глаз от приборов, одной рукой перехватил за талию.

Я почувствовала, как его пальцы сжали меня всего на секунду, но этого касания оказалось достаточно, чтобы по телу прошла дрожь. Я не знала, было ли это от усталости или от накаленного до предела напряжения между нами.

— Сядь, пожалуйста, — его голос звучал низко, сдержанно, но в нем проскальзывала настойчивость, которой он, видимо, больше не мог скрывать. — Я сам все доделаю, Лиа. Ты видишь, что ничего подтасовывать не собираюсь. А тебя шатает.

Он не давил, но я слышала в этих словах искреннюю тревогу.

— Нет, — ответила упрямо, вырываясь из его рук. Мои пальцы вцепились в край лабораторного стола, будто это могло помочь удержаться и не дать слабину.

Роменский резко обернулся, его глаза полыхнули, но за этим раздражением я вдруг увидела что-то еще — усталость, боль, разочарование.

— Да когда же ты, наконец, поймешь, что я не враг тебе, а? — его голос был сдавленным, почти сорванным. Он не кричал, но в этой негромкой фразе было больше эмоций, чем в любом крике. — Когда до тебя дойдет, что принять помощь — это нормально, Лиана?!

- Оставь свою жалость при себе, ладно? – ответила зло, сквозь зубы. – Сама разберусь…

- Жалость? – темные глаза вспыхнули настоящей, первозданной злостью, - Жалость, Лиана? Это я из жалости пошел на преступление, чтобы разобраться, да? Из жалости похитил женщину, рискуя сесть до конца своих дней? Из жалости бегал за тобой весь год? Из жалости, видимо, получил аварию и раздробленную руку, да? Когда же твой мозг на место-то встанет, Лиана?