Шум дождя (СИ) - Ру Тори

В этом обществе мажоров и позеров она становится пластиковой, неприятной и максимально чужой, и я опять проваливаюсь в бездонное болото одиночества.

— Так и сделаю! — с дебильной улыбкой объявляю я, но в груди разрастается ощущение катастрофы. Что ж, зато мороженое здорово лечит душевные раны.

Как побитый кошкой голубь, ковыляю к фургону, встаю перед зазывно раскрытым окном и долго выбираю топпинги и посыпки, перенимаю из рук полной тетеньки огромный рожок и с невыразимым удовольствием откусываю половину сливочного шарика. Жизнь сразу налаживается. И пусть насмешка во взгляде Шарка была слишком явной, я не собираюсь сдаваться — просто потому, что еще никого и никогда не любила настолько сильно.

Обдумывая варианты возможных стратегий, медленно возвращаюсь к скамейкам, но позади раздается жужжание и глухое постукивание, чьи-то руки крепко обхватывают мои бока, поднимают над землей и, крутанув в воздухе, снова ставят на выщербленную брусчатку. Я вскрикиваю, но испугаться не успеваю — в считанных сантиметрах проносится электросамокат с беспечным подростком, вцепившимся в руль. Наезд на бешеной скорости мог бы переломать мои хрупкие кости, но кто-то проявил чудеса реакции и в последний момент меня спас.

Оглядываюсь, чтобы поблагодарить безымянного супергероя, но высокая фигура уже успела отдалиться на приличное расстояние, и все, что я вижу — свободную голубую толстовку оверсайз и копну густых светлых волос. Меня наконец настигает испуг, скручивает паника и невыносимая тоска, но они мгновенно сменяются облегчением, благодарностью и вспышкой не поддающихся осмыслению эмоций, от которых заходится сердце.

— Эй… — зову я, но получается пискляво и тихо. Мороженое падает на плитку и тут же подтаивает, пальцы и губы трясутся, благостную картинку июньского вечера искажает пленка слез.

— Все нормально, не поранилась? — ко мне подлетает встревоженная Лиза, враждебно пялится вслед незнакомцу и, получив от меня утвердительный ответ, с горечью в голосе бубнит: — Пошли отсюда. Ребята уезжают на вписку, за город. На всю ночь. А меня за такое мамаша заругает.

— Кто это был? — я запоздало обретаю дар речи и, чтобы не упасть, вцепляюсь в руку сестры. — Что за парень? Ты же знаешь его?

— А… Это местный фрик. В группе Фантома учится, но мы с ним не связываемся.

6

К вискам подкатывает предобморочная дурнота, ноги подкашиваются, но любопытство, вызванное словами Лизы, срабатывает как ватка, пропитанная нашатырем. Безуспешно ищу среди редких прохожих парня в голубой толстовке, разочарованно вздыхаю и прилипаю к Лизе с расспросами:

— Как его зовут?

— Горе.

— Почему Горе? Что с ним не так?

Она стряхивает меня со своего локтя, поджимает губы и демонстративно ускоряет шаг, но я не отстаю.

— Потому что Григорий. И вид у него такой, будто он вечно переживает какое-то горе. Не так с ним примерно все. И вообще, отвали, Варь! Мне сейчас слегка не до него.

От ее несправедливой, резкой отповеди щекочет в носу, и я выкрикиваю:

— Я не имею отношения к изменившимся планам ребят. Почему ты злишься на меня?

Лиза удивленно фыркает, с секунду раздумывает и разражается гневной тирадой:

— Ты ведешь себя как ребенок. Даже я для них слишком незначительная, понимаешь? Правильная, скучная, сопливая… А мама со своим ненаглядным Женечкой повесили тебя на мою шею: «Лиза, никаких поездок! Варюша не знает город! Доставь ее домой в лучшем виде, на тебя вся надежда, бла-бла-бла…»

— Прости… Но у тебя будет еще миллион возможностей доказать Фантому свою исключительность.

— Вторых шансов не бывает, и я не хочу искушать судьбу! Как бы тебе объяснить? Фантом, Шарк и еще один парень — лучшие студенты «Суриковки»! В следующем году они выпускаются, и это сильнейшая группа за всю историю учебного заведения. Я планирую связать с искусством жизнь, а о них уже говорят как о будущих звездах, у них сотни тысяч подписчиков! И рядом — толпы озабоченных девиц. Ничего личного, Варя. Просто у меня вот-вот рухнет мир. Я всего лишь хочу соответствовать Саше. Я так его люблю, что иногда теряю себя… И мне очень страшно. Потому что вряд ли получится его удержать!

Я виновато прикусываю язык. Лиза переживает личную драму — неразрешимую и глубинную, и мне искренне ее жаль — такая же несчастная участь ждала бы и меня, если бы Шарк чудесным образом предложил мне встречаться. Проблема в том, что я бы все равно согласилась. Господи, да я бы все за это отдала!..

Как назло, веских слов для утешения не находится. Лиза уходит вперед, а я медленно бреду и озираюсь вокруг. Все же, этот город сильно отличается от моего прежнего: если не брать в расчет престижную, закатанную в асфальт и бетон окраину, здесь бережно сохранен исторический облик — много старинных домов, изъеденных временем скульптур и узловатых столетних деревьев.

На пути вырастает темный сквер, и звуки площади разом отключаются. Пахнет мхами и лесом, поскрипывают кривые стволы, шумит черная листва, что-то загадочно позвякивает и шуршит в высокой траве. Внимательно всматриваюсь в июньские сумерки и замечаю справа, в зарослях ясеня, кирпичную двухэтажную постройку, завешенную зеленой строительной сеткой.

— Что за заброшка? — я в священном трепете замираю; Лиза оглядывается, цыкает и вынужденно возвращается ко мне.

— Это не заброшка, а музей истории и искусства нашего края. Памятник архитектуры. Тут раньше мама работала. Его собирались отреставрировать, но зимой неожиданно обрушилась кладка одной из стен, и здание признали аварийным. Основную часть экспонатов переселили в хранилище, там только мастерская какая-то осталась. Сейчас решается вопрос с другим зданием, а музей пока функционирует только в виде сайта.

— Круто. — Я и бабушка Варвара посетили добрую сотню музеев в своем городе и окрестностях, и я с детства обожаю такие места. — Ты бывала там раньше? Наверное, там осталось много интересного… Давай зайдем?

Лиза в нерешительности мнется у входа, но качает головой и отступает к тротуару:

— Нет. Ребята видели там призраков. А Шарк собирался провести ночной стрим для подписчиков, но словил жестокие глюки и быстро оттуда сбежал.

***

Я от чистого сердца помогаю Анне с готовкой ужина и заменяю папу у плиты во время выпекания его фирменных блинчиков, поддерживаю разговор и одобряю заказанный на сайте диван, а Лиза ссылается на внезапную мигрень и закрывается в комнате. Переглянувшись, родители составляют наши порции на поднос и отправляют меня к ней с миротворческой миссией.

Лиза пребывает в полнейшем раздрае — закутавшись в плед, в потемках сидит на кровати, обнимает подушку и беззвучно ревет.

Нажимаю локтем на выключатель, и тусклый ночник слабо подсвечивает ее несчастное, опухшее лицо. Я снова чувствую к Лизе что-то вроде теплоты и солидарности, ставлю поднос на стол, присаживаюсь на край матраса и протягиваю ей чашку с горячим какао.

— Мы теперь сестры. Давай нормально поговорим!

Мое сострадание окончательно прорывает дамбу. Лиза отпивает какао, давится и в голос рыдает:

— Я же знаю: там будут девки не особо тяжелого поведения, и он их не пропустит. И все из-за мамы. Мне восемнадцать, но она продолжает диктовать свои условия! Назло ей останусь старой девой, буду кряхтеть и стучать кулаком в стенку, когда они с Женечкой в следующий раз предадутся любви! Строгие правила, строгие правила, а сама…

Сказанное Лизой — явно лишнее для моих ушей, но за папу становится обидно.

— Между прочим, он любит Анну, и серьезность намерений доказал.

Лиза затихает, дрожит и плачет еще горше, и вдруг признается:

— Варь, я двадцать четыре на семь с ужасом жду, что Фантом меня бросит. Я не чувствую вовлечённости с его стороны и больше так не могу… Я написала ему, что нам лучше расстаться. Так сказать, нанесла упреждающий удар…

Эта новость оглушает и расстраивает. Если Лиза пошлет Фантома, у меня не будет возможности поближе познакомиться с Шарком. Проглатываю скользкий комок и вдохновенно раскрываю рот: